|
Старожил
Регистрация: 15.10.2014
Сообщений: 7,341
|
Внутренняя жизнь мистиков бывает настолько необычной, что рассказывать о ней тем, кто далёк от Пути, вообще не имеет смысла. Поэтому, собственно, мистики и молчат
↓↓ МоджудЖил когда-то человек по имени Моджуд. Жил он в небольшом городке, работал мелким служащим, и было похоже на то, что он так и кончит свои дни инспектором мер и весов.
Однажды неподалеку от своего дома Моджуд прогуливался по парку среди древних развалин, и вдруг перед ним в сверкающих зеленых одеждах появился Хызр, таинственный предводитель суфиев.
– Человек с блестящими перспективами, оставь свою работу и жди меня через три дня на берегу реки, – сказал Хызр и исчез.
Чувствуя какую-то тревогу, Моджуд отправился к своему
начальнику и попросил освободить его от должности. Весть об этом вмиг облетела жителей городка. В уличных разговорах только и слышно было: «Бедняга Моджуд! Он, наверное, рассудка лишился». Но так как на его место было много претендентов, о нем вскоре забыли.
В условный день Моджуд встретил Хызра, и тот сказал ему:
– Разорви на себе одежду и прыгай в воду. Возможно, тебя кто-нибудь спасет.
Моджуд сделал так, как ему было сказано, хотя и чувствовал, что сходит с ума.
Он умел плавать и потому не утонул, но его долго несло течением, пока какой-то рыбак не втащил его в свою лодку, приговаривая:
– Чудак! Здесь сильное
течение. Зачем ты полез в реку?!
– Я и сам не знаю, – ответил Моджуд.
– Да ты спятил! – воскликнул рыбак. – Ну ладно, вон на берегу мой шалаш, я отвезу тебя туда, а там посмотрим, что с тобой делать. – И рыбак направил лодку к берегу.
Узнав, что Моджуд образованный человек, рыбак оставил его у себя. Он кормил Моджуда, а Моджуд учил его читать и писать и помогал ему в работе.
Так прошло несколько месяцев. Однажды вечером, когда Моджуд уже улегся спать, перед ним появился Хызр и сказал:
– Вставай немедленно и уходи от этого рыбака. Ты найдешь себе пропитание и в другом месте.
Моджуд тут же поднялся с постели и вышел из лачуги, одетый так, как обычно одевались рыбаки. Полночи проплутав в темноте, он выбрался, наконец, на дорогу и зашагал вперед. На рассвете Моджуд нагнал крестьянина, неторопливо трусившего на осле, и пошел рядом с ним.
– Ты, наверно, ищешь работу? – обратился к нему крестьянин. – Если хочешь, идем со мной. Я иду на базар, и на обратном пути мне понадобится носильщик.
Моджуд нанялся к крестьянину на работу. Он проработал у него около двух лет и за это время приобрел много новых познаний, но все они относились только к сельским работам и ни к чему более.
Как-то в полдень Моджуд, увязывая в тюки шерсть, снова увидел перед собой Хызра, который сказал:
– Оставь эту работу, возьми свои сбережения, ступай в город Мосул и открой там торговлю кожей.
Моджуд так и сделал. В Мосуле он стал известен как торговец кожей. Три года он был купцом, и за это время Хызр ни разу не приходил к нему. Скопив немного денег, Моджуд уже стал подумывать о покупке дома, как вдруг однажды перед ним опять предстал Хызр.
– Отдай мне свои деньги, – приказал он, – и отправляйся в далекий Самарканд. Там ты должен стать бакалейщиком.
Итак, Моджуд отправился в путь и спустя некоторое время обосновался в Самарканде. Вскоре в его жизни стали проявляться все признаки просветленного человека. Он излечивал больных, помогал своим компаньонам и во время работы, и в свободное время и все глубже и глубже проникал в тайны духа. Священники, философы и многие другие посещали его и спрашивали:
– Кто ваш Учитель?
– Трудно сказать, – отвечал Моджуд.
– С чего вы начали вашу карьеру? – спрашивали его ученики.
– Я был мелким чиновником.
– И вы оставили эту должность, чтобы посвятить себя аскетизму?
– Нет. Просто оставил.
Они не понимали его.
Некоторые хотели описать жизнь этого удивительного бакалейщика и спрашивали Моджуда: «Какие приключения вы испытали в своей жизни?»
– Я бросился в реку, стал рыбаком, затем однажды ночью покинул рыбацкую хижину и некоторое время проработал у крестьянина. Как-то упаковывая шерсть, я изменился и ушел в Мосул, где открыл торговлю кожей. Там я скопил немного денег, но отдал их и отправился в Самарканд. И вот сейчас я бакалейщик.
– Но все эти непонятные события никак не объясняют ваших удивительных способностей и поступков.
– Да, это так, – отвечал Моджуд.
И тогда биографы сочинили о Моджуде захватывающую историю, потому что все святые должны иметь свои жития, и житие должно отвечать интересам публики, а не реальности жизни.
Говорить же о Хызре никому не разрешается, и потому созданное их воображением житие Моджуда весьма далеко от правды.
Вот описание реальной жизни одного из величайших суфиев.
Шейх Али Фармадхи считал это предание важным для иллюстрации суфийского убеждения, что «невидимый мир» во всякое время и в самых различных местах переплетается с обычной реальностью.
«Необъяснимое, – говорит он, – фактически обязано своим существованием этому чудесному переплетению. Но люди не признают участия этого „мира“ в их мире, потому что твердо верят, что знают истинные причины событий. На самом же деле они этого не знают. И только, когда они могут удержать в своем уме возможность другого измерения, иногда врывающегося в ход обычных событий, это высшее измерение становится доступным для них».
Шейх Али Фармадхи – десятый шейх и обучающий мастер братства Хаджаганийа, которое позднее стало известно как орден Накшбандийа.
Настоящий вариант сказания взят из рукописи Лала Анвар «Хикайат-и-Абделан» («Сказание об изменениях»). Рукопись датируется XVII веком.
↓↓ История с неповторимым суфийским вкусомИстория, в которую мы сегодня собираемся входить, это одна из величайших историй. У нее тот особый вкус, какой бывает только у суфийских историй. Она несравненна. Если вы сумеете понять эту историю, вы поймете саму тайну религии. Если вы не можете понять этой истории, вы не в состоянии понять религию вообще.
Это относится к самой основе религиозного сознания. Без него не бывает религиозной трансформации. Поэтому слушайте эту историю возможно более внимательно. Позвольте этой истории проникнуть в ваше существо. Эта история может открыть дверь, эта история может стать настолько радикальной переменой в вашей жизни, что вы, возможно, уже никогда не будете снова тем же самым. Но история должна быть понятой очень детально, очень бережно, очень любяще, ибо это удивительное повествование.
Это не просто история; суфийские истории — не просто истории. Они существуют не для вашего развлечения. Они не просто занимают вас. Они являются обучающими средствами. Они нечто обозначают, они нечто демонстри. руют, они указывают на нечто. Они -- это указатели, они — это стрелы в неведомое, пальцы, указывающие на луну. И помните это высказывание Суфиев: “Не хватайся за мой палец, посмотри куда я указываю”.
Очень легко развлекаться такими историями, но их цель не в этом. Вы упускаете суть. Они отражают запредельное. Они говорят о том, что высказать невозможно, и они стараются выразить то, что невыразимо. Они не про обычную жизнь, они не о светском мире. Они касаются сокровенного поиска истины, они касаются центра вашей сущности. Это прекрасные средства. Стоит вам просто уделить внимание, помедитировать на этой истории,— параллельно с историей еще нечто начнет открываться в вашем существе. История на одном плане, а открытие на другом плане, параллельном этому. Если вы не начали испытывать это параллельное открытие, помните, вы упустили суть дела. А упустить суть очень легко. Нет нужды в разуме, чтобы упустить суть; любой глупец сумеет это. Но, чтобы понять, требуется великий разум. Поэтому встряхнитесь все вместе. Соберитесь за эти несколько мгновений. Слушайте так тотально, как возможно, просто сделайтесь своими ушами. Будьте. Нечто безмерно ценное сообщается в этой истории.
Здесь подходит такой прекрасный эпизод из “Зазеркалья” Льюиса Кэррола:
“Королева сказала Алисе, которая находилась в мире, но не могла поверить: “Пожалуй, тебе не потребуется много практики. Ведь иногда и я верила в целых шесть невозможных вещей перед завтраком!”
Да, в этом и состоит секрет этой истории. Льюис Кэр-рол сообщает здесь нечто чрезвычайное ценное. Секрет той истории в умении верить, умении доверять, умении говорить “да” существованию. Веря в невозможное, невозможное становится возможным. Как же это происходит?
Фактически, вещи невозможны только из-за того, что у вас нет мужества поверить. Каждая мысль может стать вещью, и все, что происходит внутри сознания, может создавать свою действительность снаружи. Все, что случается снаружи, должно произойти сначала внутри. Семя погружено внутрь, а дерево появляется снаружи. Если у вас есть верящее сердце, ничто не будет невозможно — даже Бог не будет невозможен.
Но у вас должно быть верящее сердце. Верящий ум не подойдет, ведь ум, в сущности, не может верить. Он не способен к вере. Ум может только сомневаться: сомнение естественно для ума, сомнение присуще уму. Голова не умеет ничего, кроме сомнения. Поэтому, если вы начнете насаждать верования в голове, эти верования будут только скрывать ваши сомнения. Ничего не будет происходить без них. И в таком положении мусульмане, христиане, индуисты и джайны: их вера от ума, а ум верить не способен. Для ума нет возможности поверить, ум может только сомневаться. Сомнения вырастают из ума, как листья растут на деревьях.
Вера вырастает из сердца. Сердце не может сомневаться, оно может только верить. Поэтому, умственное верование — что я верю в Библию, что я верю в Коран, что я верю в Капитал, что я верю в Махавира или Моисея, или Мао Дзе Дуна — это просто псевдо-феномен. Голова может создавать только псевдо-вещи, подмену. Вы можете продолжать заниматься ими, но ваша жизнь будет опустошенной. Вы останетесь пустырем, пустыней. Вы никогда не расцветете, вы никогда не узнаете, что такое оазис. Вы никогда не будете знать никакой радости, никакого празднования.
Поэтому, когда я говорю, что верой можно сделать невозможные вещи возможными, я подразумеваю веру в сердце — невинном сердце, сердце ребенка, который не знает как сказать “нет”, который знает только “да”, “да” не противоположное “нет”. Не такой ребенок, что говорит “нет” внутри и говорит “да” снаружи; тогда это из головы. Это и есть путь головы: “да” — снаружи, “нет” — внутри; “нет” — снаружи, “да” — внутри. Голова шизофренична. Она никогда не тотальна и едина. Когда сердце говорит “да”, оно просто говорит “да”. Конфликта нет, разделения нет. В своем “да” сердце объединяет; это и есть истинная вера, доверие. Это феномен сердца. Это не мышление, а чувствование, и окончательно это является бытием, даже не чувствованием.
В начале доверие бывает чувством, в своем окончательном расцвете, оно является бытием.
Так называемые верования остаются в голове, они никогда не становятся вашим чувством, и они не могут стать вашим бытием. А, пока нечто не становится вашим бытием, это просто идеальное сновидение. Это пустая растрата энергии.
Но, чтобы верить, необходимо рисковать. Вы будете удивлены, узнав такое: что сомнение очень трусливо. Обычно вы, вероятно, слышали то, что храбрые люди сомневаются, что трусливые верят. Это действительно верно, в известном смысле. Вера головы труслива, а вам известно только, как верить головой, так что это соответствует действительности. Если вы войдете в мечети, церкви и храмы, вы обнаружите их полными трусов. Но настоящая вера не труслива, настоящая вера это великая отвага; это героизм.
Сомнение возникает из страха; как может оно быть храбростью? Сомнение коренится в страхе. Сомнение возникает из-за стремления отстоять себя, защитить себя, быть в безопасности. Вы можете доверять только если вы готовы двигаться в небезопасность, если вы готовы отправиться в неотмеченное на карте, если вы готовы идти под парусами своей лодки, безо всякой карты в неведомое. Доверие означает безмерную отвагу, а только отважный человек может быть религиозным, потому что только отважный человек может сказать “да”.
Сомнение — это защита. И даже если вы защищены от этого, вы остаетесь застрявшими, вы не можете двигаться — потому что каждое движение приносит страх, потому что каждое движение это движение в неведомое, незнакомое. Сомнение — побочный пордукт страха, помните это.
Тогда, что такое верить? Верить — это побочный продукт любви. Только те, кто знают как любить, знают как верить. Любовь возникает из сердца, и вера тоже. Сомнение возникает в голове, и страх тоже. Человек, который живет в голове, остается трусом. Фактически из-за того, что он труслив, он и живет в голове. Он боится двигаться в направлении сердца, потому что никогда не знаешь где сердце овладеет тобой.
Сердце — это искатель приключений, исследователь тайн, открыватель всего, что скрыто. Сердце всегда в па. ломничестве. Оно никогда не удовлетворено, у него глубочайшая неудовлетворенность, духовная неудовлетворенность. Оно никогда нигде не обосновывается. Больше всего оно любит движение, динамизм.
Сердце удовлетворено только когда оно пришло к окончательному, за пределом которого “хода нет”. Мирское не может удовлетворить его. Сердце никогда не традиционно, сердце всегда революционно. Оно всегда перескакивает из одного состояния в другое состояние. Оно всегда идет ощупью, оно всегда рискует. Все, чем владеет, оно всегда готово поставить на карту ради неведомого. Оно желает узнать то, что поистине существует; то, что Бог — это все вокруг.
Сердце стремится к приключению, оно стремится к опасности, оно стремится к необозначенному на карте, неведомому, небезопасному. Оно жаждет океанического переживания; оно хочет раствориться. Оно хочет исчезнуть во всеобщем. Голова боится, боится смерти, боится исчезновения.
Когда река встречалась с пустыней, наталкивалась на пустыню, это голова говорила: “Не надо испаряться. Иначе, кто знает, куда ты попадешь? Кем ты станешь тогда? Твоя индивидуальность может быть стертой навсегда. Ты, возможно, не сможешь быть снова такой, как сейчас”. Это была голова. Но сердце поняло шепот пустыни. Нечто глубоко внутри ощутило уверенность: “Да, это не моя судьба быть просто рекой, затерявшейся в пустыне. Я должна двигаться за пределы, и я должна рисковать. Это опасно и гарантии не существует”. Но, в тот же миг, как река задумалась рискнуть, где-то глубоко в бессознательном возникло это ощущение проблеска, начали появляться воспоминания. Появилось ощущение: “Да, некий опыт существует. Я действительно бывала прежде в руках ветров”.
Когда вы доверяете, ваше бессознательное начинает открывать вам многие вещи. Это открывается только доверяющему уму, только доверяющему сознанию. Религия — аромат этого доверия,— безупречного, абсолютного. Атеизм — это акт слабости, бессилия. Он упадочен, Общество становится атеистическим только когда оно умирает, когда оно лишается силы и молодости. Когда общество молодо, живо, энергично, оно жаждет неведомого, оно стремится к опасности. Оно старается жить опасностью, потому что это единственный способ жить.
Мне хочется, чтобы вы выслушали одну историю:
Однажды атеист, прогуливаясь вдоль обрыва, поскользнулся и упал за кромку. Когда он летел вниз, то ухитрился схватить ветку маленького деревца, росшего из расщелины в скале. Повиснув здесь, раскачиваясь на ледяном ветру, он понял насколько безнадежным было его положение — внизу крупные валуны и не было пути взобраться. Его хватка на ветке слабела.
“Ладно”,— подумал он,— “только Бог может спасти меня теперь. Я никогда не верил в Бога, но вдруг я ошибался. Что я теряю?”
Поэтому он воззвал: “Боже! Если ты есть, спаси меня, и я поверю в тебя!” Ответа не было.
Он воззвал снова: “Пожалуйста, Боже. Я никогда не верил в тебя, но если ты спасешь меня сейчас, отныне я буду верить в тебя”.
Внезапный великий глас прогремел вниз с облаков: “О, нет, ты не будешь! Знаю я вашу натуру!”
Человек поразился настолько, что чуть было не выпустил ветку.
“Умоляю, Боже! Ты ошибаешься! Я действительно так считаю! Я буду верить!”
“О, нет, ты не будешь! Все вы так говорите!”
Человек умолял и доказывал.
В конце концов, Бог сказал: “Хорошо, я спасу тебя... Отпусти ветку”.
“Отпустить ветку?!” — воскликнул человек,— “Ты думаешь, я сумасшедший?”
Атеизм всегда труслив. По-настоящему храбрый человек непременно становится религиозным, а религиозный человек обязательно храбр. Так что, если вы обнаружили трусливого религиозного человека, тогда можете быть уверены, что-то не так. Трусливый человек не может быть религиозным. Его религия — это не что иное, как защита, броня. Его “да” не приходит из любви и отваги, его “да” приходит из страха. Если бы возможно было сказать “нет”, он сказал бы “нет”. Его “да” приходит, потому что есть смерть, есть болезнь, есть опасность. Поэтому он думает: “Что я теряю? Почему не поверить? Почему не помолиться?” Его молитва фиктивна, его молитва не что иное как выражение страха. Из страха он ходит в храм, в церковь и к священнику.
Если человек действительно отважен, он идет к Мастеру, не к священнику. Он не пойдет к мертвой церкви или мертвому храму. Он начинает пробовать и исследовать некий живой феномен. Он идет к Христу, Будде или Кришне, но он не пойдет в церковь. Он не пойдет к ортодоксам. Он не живет в прошлом, он движется в настоящем. И все, чем он занимается, исходит из отваги. Если он говорит: “Да!” — он говорит это из отваги, из любви к существованию, из глубокого понимания, что он часть этого целого, он не отделен. Говорить “нет”, это сказать “нет” своим собственным корням. Если дерево говорит “нет” земле, что станет судьбой дерева? — Оно покончит с собой. Если дерево говорит “нет” солнцу, что станет судьбой дерева? — Оно покончит с собой. Дерево не может говорить “нет” солнцу, дерево не может говорить “нет” земле. Дерево должно говорить “да” солнцу, земле, ветрам, облакам. Дерево должно оставаться в позиции “да” непрерывно — днем и ночью. Только так дерево может цвести, может оставаться зеленым и живым, и может расти.
Человек укоренен в существовании. Говорить “нет” — это отравлять свою собственную систему. Кому вы говорите “нет”? — вашей собственной земле, вашему собственному небу, вашему собственному солнцу. Вы начнете становиться парализованным. Действительно отважный человек обращен к окружающему, воспринимает, видит, что он является частью этой целостности. Видя это, он расслабляется в “да”, он остается в позволении. И он готов рискнуть чем угодно, что бы ни потребовалось, ради своего “да”. Сорен Киркегор написал притчу.
Жил некогда король, который любил простую девушку. Этот король был настолько могуществен и влиятелен, что не смог бы жениться на ней без вынужденного отречения от престола. Король знал, что если бы он женился на ней, то сделал бы ее благодарной навсегда. Ему пришла в голову мысль, что все же чего-то недоставало бы для ее счастья: она бы всегда восхищалась им и благодарила его, но она не смогла бы полюбить его из-за неравенства между ними, которое было слишком велико, а она никогда не сумела бы забыть свое простое происхождение и свой долг благодарности.
Поэтому он решил по-другому: вместо того, чтобы делать ее королевой, он должен будет отречься от престола. Он должен будет стать человеком из народа, а потом предложить ей свою любовь. Делая это, он понимал, что идет на великий риск. Он совершал нечто, выглядевшее безрассудным в глазах большинства людей его королевства, быть может даже, в ее глазах. Он мог бы лишиться королевства, и мог к тому же быть отвергнут ею, особенно если бы она разочаровалась, что не стала королевой. Все же он решил пойти на риск. Лучше, верил он, рисковать всем, для того, чтобы сделать любовь возможной.
Исследуя, разыскивая Бога, истину, блаженство, этот миг приходит снова и снова — рисковать. Весь опыт бу. дет против этого. Весь ум будет против этого. Ум будет говорить: “Что ты собираешься делать? Тебя может” отвергнуть даже женщина, ради которой ты отрекаешься от королевства. Если она на самом деле заинтересована только стать королевой, она никогда не взглянет на тебя снова. И все королевство будет думать, что ты глуп; и кто знает, даже она может подумать, что ты глуп”. Но король решил рискнуть.
Лучше рисковать всем. Если речь о настоящем, возможность достичь любви очень слаба, даже после того, что человек должен рисковать всем. И человек должен рисковать всем снова и снова, и много раз, прежде чем он достигает окончательной любви, Бога.
Обычно, мы исследуем и разыскиваем Бога только в пределах: все, что угодно позволено нашими условиями, но без всякого риска. Вы зарабатываете деньги, у вас успех в жизни; вы можете сэкономить один час для храма или для медитации. Время от времени вы можете также помолиться. Или, по крайней мере ночью, прежде чем отправиться в кровать, вы можете повторять одну и ту же молитву минуты две и засыпать с очень хорошим ощущением, что вы “занимаетесь религией”.
Религия — это не занятие, это бытие. Либо это двадцать четыре часа в вашем бытии, распространяющееся повсюду, либо этого нет вообще. Просто ночная молитва, перед тем как отправляться в кровать, это разновидность обмана, которым вы забавляетесь сами с собой.
Этот сорт частичной религии не помогает. Человек должен быть в этом всецело, а трусливые не могут делать такого. Так что позвольте мне напомнить вам: религия только для храбрых, для энергичных, для сильных духом. Она не для слабых, она не для тех, кто всегда торгуется. Она не для делового ума, она для игроков, которые могут рисковать.
Теперь эта история. Она должна быть распробована, вкушена, усвоена постепенно.
Название истории: Человек с Необъяснимой Жизнью.
Жизнь всегда необъяснима, если она есть у вас. Если вы действительно живы, в этом есть нечто настолько таинственное, что его невозможно объяснить никоим образом. Этому нет объяснения. Если вы можете объяснить вашу жизнь, это просто означает, что вы мертвы и вы не живете. Если вы обнаруживаете человека, который может объяснить свою жизнь непрерывно от точки к точке, логически, будьте уверены, что он, возможно, компьютер, машина, но он не живой. Только мертвые вещи можно объяснять от начала и до конца. Жизнь есть тайна, поэтому всякий раз, когда кто-то живет, это таинственно. Когда бы вы ни приблизились к человеку, который живет, вы будете ощущать некую тайну, некий необъяснимый феномен. Вас коснется нечто, чего вы не в силах представить, которое повсюду. У вас не может быть никакой математической жизни; жизнь остается внутренне поэтичной. Это зримая красота, а не объясненный факт.
Был некогда человек по имени Моджуд...
Это слово “моджуд” прекрасно; оно подразумевает две вещи. Буквально, оно означает того, кто присутствует. Моджуд означает того, у кого есть внутреннее присутствие, кто осознает, кто бдителен, кто сознателен. И второе значение, которое исходит от первого: тот, кто живет в настоящем, кто присутствует в настоящем. Эти две вещи являются двумя аспектами одного и того же феномена. Если вы присутствуете внутри, если в вас присутствует сознание, вторая вещь случится автоматически — вы будете присутствовать в настоящем. У вас не будет никакого будущего, у вас будет только этот миг. А этот миг безбрежен, этот миг огромен, в том миге заключена вечность. Только те, кто живут в настоящем, только те, кто присутствуют в настоящем, знают, что такое вечность, знают, что такое бессмертная жизнь, знают тайну, необъяснимую тайну.
Но даже зная, вы не в силах объяснить это кому-нибудь еще. Вы можете указывать, вы можете говорить как достичь этого, но вы не можете рассказать, что это такое. И вы не можете рассказать, почему это так. Не существует “почему”, это просто есть. Безо всякого объяснения жизнь существует. Для нее нет “почему”. Философы про. должают размышлять: “Почему? Почему? Почему?” И они продолжают фабриковать системы для ответа “почему”, но ни единый ответ не правилен и никогда не будет правильным, потому что вы задали неверный вопрос с самого начала. Раз вы задаете неверный вопрос, вы никогда не придете к правильному ответу. Неправильный вопрос будет приводить вас к неправильным ответам. “Почему?” — это неправильный вопрос.
Наука не спрашивает “почему”. Религия тоже не спрашивает “почему”. Религия — это наука внутреннего; наука — это религия внешнего. Между этими двумя есть философия, она как раз находится между этими двумя. Она спрашивает “почему” и приводит к настоящей путанице, вносит уйму беспорядка. “Почему” не может быть задано, не должно быть задано. Даже если вы находите какое-то объсянение для “почему”, вопрос приходится задавать снова. “Почему существует этот мир?” Кто-нибудь говорит: “Бог создал его”. Тогда возникает вопрос: “Почему Бог создал его?” А потом кто-нибудь может ответить: “Он создавал для того или иного”. Тогда действительно вопрос продолжает быть уместным снова и снова. Каждый ответ просто подталкивает вопрос немного глубже, но вопрос не растворен.
“Почему?” — это неуместный вопрос. С “почему” вы движетесь в философию. Религия не спрашивает “почему”. Она даже не спрашивает “что”. Она спрашивает только одну вещь: “как”. Наука тоже спрашивает “как”, поэтому наука становится технологией, а религия становится Йогой, Тантрой, Суфизмом, Дзеном. Это технологии внутреннего мира.
Был некогда человек по имени Моджуд. Он жил в городе, где добился поста мелкого служащего и, наверное, окончил бы свои дни как Инспектор Мер и Весов.
Вот как миллионы людей оканчивают свои жизни,— Инспекторами Мер и Весов. Кто-то окончит главным клерком где-нибудь в гнилом заведении, кто-то окончит начальником станции, кто-то окончит бизнесменом, кто-то окончит профессором; а все эти вещи совсем бесполез. ны. И я не говорю не становиться начальником станции, но не оканчивать на этом. Даже, если вы стали Инспектором Мер и Весов, чего вы достигли? Что вы получили от жизни? Что вы осуществили? Вы живете не настоящей жизнью. У вас может быть образцовая жезнь безо всякой жизни при этом. Поэтому люди обычно и полагали, что Моджуд окончил бы как Инспектор Мер и Весов. Но Моджуд был человеком иного сорта, ибо у него было присутствие. Он присутствовал. В глубине, скрытно ото всех, он, очевидно, медитировал. Его внешняя жизнь была одной вещью, его внутренняя жизнь была другой. Он, должно быть, проникал глубже и глубже в безмолвие; он, должно быть, становился более и более безмысленным — только тогда вы присутствуете.
Мысли отвлекают вас от настоящего. Мысли становятся облаками на вашей сущности, и вы утрачиваете контакт, вы становитесь разъединенным с настоящим Мысли никогда не из настоящего, они не могут быть из настоящего; они либо из прошлого, либо из будущего.
Если этот человек был действительно человеком присутствия, это просто означало, что в глубине, темной ночью, когда каждый крепко спал, он, должно быть, медитировал, не рассказывая никому. Он, должно быть, бодрствовал. Он двигался в обыденном мире, но был, очевидно, свидетелем, бодрствующим, наблюдателем. Этот наблюдатель вскоре создал присутствие в нем. Он стал сияющим присутствием, поэтому его и назвали Моджуд.
Однажды, когда он проходил через сады с древними постройками возле своего дома, Хидр, таинственный проводник Суфиев, появился перед ним...
Теперь вы должны понять это: Хидр — просто имя, имя для вашей сокровенной сути. Когда ваш центр начинает нашептывать нечто самое важное вашей периферии, это и есть Хидр. Когда ваша основная сущность начинает разговаривать с вашим не основным существом, когда сущность души говорит с несущественным, значит это Хидр говорит с вами. Это просто метафора: Хидр это не кто-то внешний. Когда вы становитесь безмолвным, когда вы становитесь присутствующим, когда вы становитесь моджудом, приходит мгновение, когда внутренний проводник начинает говорить с вами. Этот внутренний проводник известен как Хидр.
...Хидр появился перед ним, окутанный мерцающим зеленым сиянием.
Зеленый — это цвет Суфиев. Он олицетворяет жизнь: зеленые деревья, растительность. Он олицетворяет свежесть, живость; он олицетворяет тишину, спокойствие. Суфии выбрали зеленый своим символическим цветом. Просто взглянув на зеленое, вы почувствуете качество спокойствия, окружающее вас. Вот почему это настолько захватывающе, отправиться в горы. Просто посидеть на опушке леса в окружении таинственных деревьев чрезвычайно важно. Это делает вас снова простым, первобытным. Это напоминает вам первобытную тишину джунглей. Это напоминает вам, что когда-то и вы тоже были деревьями,— такими же безмолвными, как деревья и такими же укорененными, как деревья. Окутанный зеленым мерцанием,появился Хидр.
Хидр сказал: “Человек блестящих перспектив!”
И помните, всякий раз, когда ваша сокровенная суть будет говорить с вами, она всегда говорит таким образом: “Человек блестящих перспектив”,— потому что никогда не бывало человека, у которого нет блестящих перспектив. Вы можете не достичь этого — это дело другое — но то ваша судьба. Вы могли достичь этого. Если вы упускаете, ответственность целиком на вас. Семя было, вы не помогли ему вырасти. Иначе оно превратилось бы в огромное дерево, и тысячи птиц свили бы на нем свои гнезда, и тысячи путников отдыхали бы в его тени и цвели бы цветы, и существование праздновало бы через вас.
Если вы не стали деревом,— ответственны только вы. Природа обеспечила всем, что необходимо: каждый человек— это человек блестящих перспектив, потому что у каждого человека есть Бог как его окончательный расцвет.
Хидр сказал: “Человек блестящих перспектив! Оставь свою работу и встречай меня на берегу реки через три дня”.
Потом он исчез.
Когда вы движетесь глубоко в медитацию, это будет происходить снова и снова. Придет момент, когда ваша периферия и центр очень близки и между ними нет преграды — нет даже занавеси — и вы будете слышать центр громко, ясно. И снова вы будете омрачены, снова прежние привычки, мысли будут входить, загромождая вашу внутреннюю сферу, а центр и периферия будут разделены. Это же будет происходить много раз и с вами. Это произойдет с теми, кто вокруг меня, много раз. Много раз вы подойдете так близко к центру, что почувствуете себя почти просветленными. Вы будете чувствовать, что вы прибыли, и снова это утрачено. Это естественно. Прежде, чем обосноваться навсегда, это случается много раз.
Прежде, чем достигнуто окончательное самадхи, слу. чаются тысячи сатори: небольшие проблески,— открывание окна и закрывание снова. Внезапно дверь открывается, и вы обозреваете, а переживание молниеносно, и снова оно ушло и темнота восстанавливается.
Моджуд пришел к своему начальнику в смятении и сказал, что он должен уходить.
И всякий раз, когда центр впервые говорит с периферией, вы будете в постоянном трепете. Вы почувствуете себя будто при смерти, вы будете чувствовать: “Что происходит со мной? Я схожу с ума или безумен?” Когда центр говорит в первый раз, вы не в силах понять, что это такое. Вы еще никогда не слыхали этого голоса прежде, никогда не думали, что кто-то жил внутри вас. Вы никогда и не помышляли, что любой внутренний голос собирался прийти к вам. Вы стали настолько увлечены внешним,— голосами, которые приходят извне,— голосами родителей, учеников, священников.
Один человек здесь, кажется, очень одержим матерью. Он снова и снова продолжает спрашивать — тот же самый человек, который задал вопрос об Эклавья. Теперь он тоже задает вопрос: “Кто более велик, мать или Мастер?” Сейчас он спрашивает: “Если мать говорит убить Мастера, тогда должен ли я последовать распоряжению моей матери? Или, если Мастер говорит убить мою мать, тогда кому я должен повиноваться?”
Он, по-видимому, одержим матерью. Он вынужден будет убить свою мать. Это и есть то, что подразумевает Иисус, когда говорит: “Если вы не возненавидите своих отца и мать, и своих братьев, вы не сможете следовать мне”. И случай этот зафиксирован человеком даже не знакомым с глубинами.
Ученик Будды покидал его. Он отправлялся в далекое паломничество нести слово Будды, Он коснулся стоп Будды в ожидании его благословения. Будда благословил его и сказал собранию: “Посмотрите, братья! Этот необычный ученик! Но в чем его необычность? Он убил своих мать и отца!”
Он еще никогда не говорил такого. Никто даже и не помышлял, что этот человек мог убить своих отца и мать. Он был одним из самых молчаливых, умиротворенных, любящих людей, когда-либо виданных ими. Он был воплощением сострадания.
Кто-то спросил: “Мы не понимаем. Что ты имеешь в виду, говоря, что он убил своих отца и мать?”
И Будда сказал: “В точности следующее: он убил голос своих отца и матери внутри себя,— родительский голос”. Это очень глубоко коренится в вас.
Этот человек продолжает спрашивать о матери и Мастере... у меня впечатление, что он боится. Он стал санньясином, и теперь боится вернуться домой, а боится он своей матери. Сейчас он в большом напряжении.
Раз вы избрали Мастера, все другое больше к делу не относится. Мать, отец — ничто к делу не относится. Если вы не выбрали Мастера, тогда они уместны. Мастер обязан сказать вам: “Убей своих отца и мать!” — не буквально, но психологически. И однажды Мастер должен будет сказать вам: “Теперь убей меня тоже!”
Это и есть то, что говорит Будда. Однажды он оценивает этого человека: “Здесь необычный санньясин, необычный бхикшу, который убил своих отца и мать полностью”. А в какой-то другой день он говорит: “Если вы встречаете меня на пути, убейте меня! Если когда-нибудь я стану между вами и окончательным, убейте меня, раз-рушьте меня!”
Мастер должен научить двум вещам: во-первых, он должен научить убийству -- убить ваших мать и отца, убить ваших учителей, убить ваших священников — и однажды он должен научить вас убить его самого, так, чтобы вы могли двигаться в абсолютной свободе, так, чтобы Мастер тоже больше не был преградой.
Когда центр говорит с вами в первый раз, обязательно бывает великое смятение, хаос, ибо то, что было устроенным, должно стать неопределенным, все, что было незыблемым, должно быть отделено, все то, где вы находили безопасность, больше не безопасно и все, что для вас было исполненным смысла, больше не значит ничего. Все станет вверх дном, потому что у центра совсем другой подход к реальности, чем у периферии. Когда глубина говорит с поверхностью, обязательно бывает великая сумятица.
Моджуд пришел к своему начальнику в смятении и сказал, что он должен уходить.
Но пути нет. Если вы человек присутствия, если вы медитативная личность, и центр говорит с вами, и Хидр появляется — Хидр значит ваш внутренний проводник — когда Хидр появляется и говорит вам: “Теперь делай это!” — если вы человек присутствия, вам придется делать это даже вопреки себе, даже против самого себя. И вам известно, многие из моих санньясинов здесь вопреки самим себе.
Сейчас здесь Ашока. Он борется со мной годами, чтобы не становиться санньясином. Он стал санньясином, пришлось стать, но борьба все еще есть! Прежнее не ушло полностью. Бывают моменты, когда прежнее вскакивает и пытается завладеть. Он — санньясин, вопреки самому себе! А таких много и это естественно, ведь вы настолько отождествлены с периферией, что когда начинаете слышать голос из центра, есть проблема: кого выбирать, мать или Мастера? Учителя или Мастера? Прошлое или настоящее? Кого выбрать? Когда нет голоса из центра, нет и вопроса выбора. Тут есть вещи, но все на поверхности: какую одежду одевать сегодня, а какую нет; на какое кино сходить, а на какое нет; какую книгу прочесть, а какую книгу приобрести — вещи, подобные этому выбирать бессмысленно. Пойдете ли вы на это кино или на то, в конце концов значения не имеет. Оденете ли вы эту одежду или ту, не имеет значения. Влюбитесь ли вы в эту женщину или в ту, либо этого мужчину или того, не составит большого различия.
Но, когда голос из центра услышан, то вы разделены в двух мирах, двух несоединимых мирах. Пропасть велика. Вы разорваны на части. Вы будете в великом хаосе. Но если вы — человек медитации, только тогда вы будете в состоянии поглотить этот хаос и навести порядок, справившись с беспорядком.
Отсюда мое настаивание на медитации, ибо если вы не находитесь глубоко в медитации, вы не будете способны понять меня, и вы не сможете идти со мной.
Есть люди — особенно индийцы,— которые приходят сюда и говорят: “Сатсанга достаточно. Мы просто хотим быть в твоем присутствии. Почему мы должны заниматься медитацией?”Они не понимают. Они не могут быть в моем присутствии, ведь они даже не присутствуют! Они это не “моджуд”. Просто сидеть около меня это не настоящий сатсанг, потому что вы можете передумать тысячу и одну мысль, сидя рядом со мной. Вы можете быть физически здесь, но психологически вас может не быть здесь вообще. Вы можете быть где угодно в мире. Вы можете находиться на какой-то другой планете. Это не сатсанг.
Если вы присутствуете здесь — не только физически, но и психологически тоже — если все ваше присутствие окружает меня, если вы действительно здесь, в этом мгновении,— соединенные, спрессованные,— только тогда есть сансанг. Но чтобы это случилось, вам придется идти через медитации. А люди ленивы: они хотели бы Бога как дар, даже не пытаясь стать достойными получить Его.
Он сказал, что должен был уйти.
Каждый в городе скоро услыхал об этом, и все говорили: “Несчастный Моджуд! Он сошел с ума”.
Это и есть то, что всегда говорили о медитирующем. Запомните это, так будет сказано и о вас тоже. Так, наверное, уже говорили. “Несчастный Моджуд!” — сказали они. “Он сошел с ума!” — ведь каждый в этом мире считает себя нормальным. Они не могут и представить, зачем он должен медитировать. Чего ради? Они постоянно продолжают спрашивать человека, который медитирует, молится: “Почему? Во что вы вырядились? Для чего? Зачем вы тратите свое время, сидя безмолвно и созерцая свой пуп? Не тратьте времени! Время — деньги! Вы можете заняться многими вещами. Вы можете иметь больше, вы можете завладеть большим. Не тратьте времени! Ушедшее время никогда не наверстать. А чем вы занимаетесь, сидя безмолвно с закрытыми глазами? Откройте свои глаза и состязайтесь в мире! Мир — это борьба за выживание; те, кто сидят безмолвно и медитируют, будут упускать. Единственный путь чего-нибудь добиться— это сражаться, быть агрессивным! Не будьте пассивны”.
Помните, есть два способа жизни: способ деяния и способ не-деяния. Способ деяния верит в действие, способ не-деяния верит в восприимчивость. Медитация -это способ не-деяния,— то, что китайцы называют “Вей-Ву-Вей”,— действие без действия, действие через бездействие, делание без делания чего-либо вообще. Медитация — это способ бездействия, а мир полон людей, которые живут только одним способом, способом деяния. И человек, живущий способом деяния, не может понять, что происходит с человеком, который вышел в способ недеяния.
Сейчас Моджуд входит в способ не-деяния. Это революция. Это санньяса. Он повидал мир, он действовал множеством путей, он делал многие вещи, и теперь он знает, что если продолжит заниматься всем этим, он окончит как Инспектор Мер и Весов. Это больше нисколько не привлекает его. Он хочет видеть, он хочет быть, он хочет знать то, что есть. Прежде чем смерть свалит его, он хочет узнать нечто бессмертное. Он рискует.
Люди обязательно подумают: “Несчастный Моджуд! Он сошел с ума!”
Но так как на его место было много кандидатов, все скоро забыли о нем.
И вот как это происходит. Если вы стали санньяси-ном, несколько дней люди будут думать, что вы сумасшедший, а потом они забывают о вас. Для размышления у них есть тысяча и одна вещь, они не могут продолжать думать о вас. Для них само собой разумеется, что вы сумасшедший. Итак, вы — сумасшедший: какой теперь смысл думать об этом снова и снова?
Если вы отрекаетесь, если вы избавляетесь, если вы начинаете движение в способ не-деяния, на несколько дней они задумаются о вас, а потом все исчезнет, так как всегда слишком много кандидатов на ваше место. Когда вы умираете, тотчас же ваше место будет занято. Все, чем вы обладаете в мире, у вас от других. Они просто ожидают вашей смерти. Вы умираете — ваш дом будет занят кем-то другим, вашу должность займет кто-то дру. гой, ваш банковский счет будет на чьем-то другом имени. Они просто ждут. Фактически, они обеспокоены: “Почему вы задерживаетесь так долго? Почему вы не уходите?” Здесь каждый заинтересован в чьей-то еще смерти, ведь жизнь — это такая конкуренция не на жизнь, а на смерть. Это убийственная конкуренция!
Поэтому, скоро все они забыли о нем.
В назначенный день Моджуд повстречал Хидра, который сказал ему: “Сорви свою одежду и бросайся в поток. Возможно, кто-нибудь спасет тебя”.
Слова огромной важности.
Хидр говорит: “Сорви свою одежду и бросайся в поток”.
Это и есть то, что я продолжаю говорить вам. Многим говорится, да немногие слышат, Многих зовут, да немногие приходят.
Теперь, безо всякого смысла вообще, этот несчастный Моджуд приходит, а Хидр просто говорит это: “Сорви свою одежду и бросайся в поток”.
Как раз несколько дней назад замечательная женщина Шарда стала санньяси. На следующий день она написала послание: “Это было быстро и эффективно”,— она не была готовой стать санньяси, это я соблазнил ее в санньясу. Естественно, позднее она конечно почувствовала, что была соблазнена на это. Она не пришла с сознательным желанием. Бессознательное желание было, иначе я не толкнул бы ее. Но позже она, очевидно, подумала: “Что произошло?” — она стала санньяси. А она повидала мир, она денежный эксперт, так что, естественно, она — человек искушенный. Она конечно подумала, что это было быстро и эффективно, что она даже не собиралась становиться санньяси и она теперь санньяси. Но она действительно разумна: скоро она поняла, что это не я толкал ее в санньясу. Я просто отобразил ее внутреннего проводника. Это и есть то, чем я продолжаю заниматься. Мастер снаружи ничто иное, как отражение Хидра.
Вы не можете понять своего собственного внутреннего проводника, выходит Мастер снаружи необходим- И вы не можете понять своего собственного внутреннего проводника, потому что вам неизвестен этот язык. Вы совершенно не осознаете как внутренний проводник передает метафорами, тем шептанием, теми звуками. Вы совершенно не осознаете как внутренний проводник передает вам свое послание. Внешний Мастер — это просто экран, на который вы проецируете своего Хидра. И внешний Мастер помогает вам понять вашего внутреннего Мастера. Когда вы совершенно поняли внутреннего Мастера, тогда внешний Мастер говорит: “Если ты встречаешь меня на пути, убей меня”.
Теперь Хидр говорит ему это, даже не объясняя, что же собирается произойти даже не мотивируя, для чего это собирается происходить, зачем, чего ради ему нужно срывать свою одежду и бросаться в поток? Почему?
Не бывает “почему”. Если вы живете с Мастером, нет “почему”. Только тогда вы с Мастером.
“Сорви свою одежду и бросайся в поток”.
И не только это, он говорит: “Возможно, кто-нибудь спасет тебя”.
И гарантии тоже нет.
Мастер всегда разговаривает на таком языке, возможного, ведь если Мастер скажет, что это гарантировано, то вам не понадобится доверие. Тогда гарантия будет функционировать, как ваше доверие. Вы будете доверять гарантии, вы не будете доверять таинству жизни и ее таинственным процессам. Мастер всегда говорит: “Возможно”.
Люди приходят ко мне и спрашивают: “Если мы стали санньясинами, сможем ли мы стать просветленными?”
Я говорю: “Возможно. Возможно, нет. Кто знает?” Я должен пользоваться этим “возможно”. Я должен дать вам ощущение возможности, ведь только так вы будете способны на риск. Если это гарантировано, гарантировано на сто процентов, тогда где же риск? И где необходимость в доверии? Ничего не может быть гарантировано, все остается открытым. Вот почему только те, кто могут отважиться, кто обладают мужеством отважиться, входят в санньясу, входят в медитацию, входят на духовный путь.
Моджуд так и сделал, хотя даже он удивился, не было ли это безумием.
Не удивлялись ли вы много раз самим себе: “Что я делаю здесь?” Это приходит снова и снова в ваш ум, я знаю: “Что я делаю здесь? Что я наделал? Для чего? Почему я в оранжевом? Зачем я ношу эту малу у себя на шее? Чем я занимаюсь здесь с этим безумцем? А кто знает, может быть он просто сумасшедший? И где гарантия, что он просветленный?”
Это естественно. Но тот, кто доверяет, тот, кто любит, идет, несмотря на все это. Ум будет продолжать идти за вами, и преследовать вас, подобно лающим бродячим псам, но мало помалу, если вы не уделяете ему много внимания, а продолжаете идти, те псы остаются позади. Их лай становится все дальше и дальше, и однажды вдруг — вы одни; ума нет больше. Этот день — день великой радости.
Моджуд так и сделал, хотя даже он удивился, не было ли это безумием.
Кто же не удивится? Это выглядит настолько абсурдным. Он мог бы и уйти, полагая, что Хидр дал ему проблеск Бога или вручил ему ключ от дверей тайны, или показал ему скрытые сокровища, либо еще что-нибудь. И вот этот человек здесь: он говорит: “Сорви свою одежду и бросайся в поток. Возможно кто-нибудь спасет тебя”. Вот и все!
Но он сделал. Помните это, когда я говорю вам: “Прыгай в поток”,— я знаю, это естественно,— ум будет сопротивляться. Но если вы сможете сделать это, только тогда что-то возможно.
Так как он умел плавать, он не утонул, а долго дрейфовал, прежде чем рыбак втащил его к себе в лодку, со словами: “Глупец! Течение сильно. Что ты пытаешься делать?”
“Так как он умел плавать...” Я знаю, что если вы прыгнете в поток; вы будете в состоянии плыть, ведь плавание феномен естественный. Этому не нужно учиться. Я не говорю о внешнем потоке и плавании. Тут вы можете утонуть. Но, я говорю про поток внутреннего сознания, поток сознания. Если вы прыгаете в него... Вот это и есть то, что подразумевалось, это и есть параллельная история, которую вы должны расшифровать. Вы конечно поймете. Видали вы когда-нибудь рыбу, обучающуюся плаванию?
Однажды Муллу Насреддина схватили, потому что он ловил рыбу там, где рыбная ловля была запрещена. А инспектор появился неожиданно, и тот был схвачен с поличным. Он как раз вытаскивал рыбину. Он тотчас же сбросил рыбину обратно и невозмутимо уселся. Инспектор был здесь. Он спросил: “Что это ты делаешь, Мулла?”
Тот сказал: “ Я учу эту рыбу плавать”.
Не бывает рыбы, которая нуждалась бы в обучении плаванию; рыба рождена такой. Плавание подобно дыханию. Кто учил вас дыханию? И не нужно пугаться: если вы готовы довериться и прыгнуть в поток вашего сознания — вы будете знать, как плыть. Наибольшее, что может случиться, это вы, возможно, будете долго дрейфовать, прежде чем рыбак вытащит вас. Вы можете, самое большее, дрейфовать, вот и все. Вы не можете утонуть. Вы принадлежите сознанию, вы — часть этого потока.
Рыбак произнес: “Глупец! Течение сильно. Что ты пытаешься делать?”
Моджуд сказал: “Я и в самом деле не знаю”.
Просто посмотрите на красоту ответа. И он на самом деле не знает, что делает, ведь ему не было сказано, для чего. Он даже не спросил Хидра; “Почему я должен прыгать в поток, и почему я должен бросить свою одежду? Какая цель этого?” Он не спрашивал о цели. Это и есть доверие. Это ведет в неведомое, я говорю об этом постоянно. Это приключение, это непривязанный ум, это отвага.
“Я и в самом деле не знаю”,— сказал он.
И он прав, он не знает. Если вы знаете, а потом делаете что-то, это не отвага. Если вы знаете, а потом делаете что-то, это не доверие; вы доверяете своему знанию.
Здесь два сорта санньясинов: один,— кто прыгнул в поток, когда я сказал ему или ей прыгнуть, другой,— кто думает, размышляет, рассматривает за и против и потом однажды решает. Это решение приходит от его ума, это будет только его собственным прошлым, его собственной обусловленностью. Мне придется упорно работать на него, потому что он упустил первую благоприятную возможность, которая давалась ему. Он цепляется за свое эго. Первый, удобный случай представился, и все оказалось бы чрезвычайно простым, если бы он просто взял и прыгнул. Эти типы людей есть и здесь тоже, большинство такого типа. Моя работа, в основном, рассчитана на тех, кто просто прыгнул, кто не спросил “почему”, кто просто заглянул в мои глаза и почувствовал безумное желание, безумное стремление идти со мной, не зная, куда придешь.
“Ты — безумец”,— сказал рыбак — “но я беру тебя к себе в тростниковую хижину, вон там на реке, и мы посмотрим, что можно сделать для тебя”.
Когда он обнаружил, что Моджуд был хорошо образованным, он выучился у него читать и писать. Взамен Моджуд получал пищу и помогал рыбаку в его работе.
Несколько месяцев спустя Хидр появился снова, на этот раз в ногах кровати Моджуда, и сказал: “Поднимайся сейчас же и оставь этого рыбака. Ты будешь обеспечен”.
Теперь все изменилось. Моджуд доверился, и даже внутренний проводник выказывает уважение. На этот раз он появился в ногах кровати Моджуда — это прояв. ление уважения. Теперь Моджуд больше не обычный человек: доверие изменило его, трансформировало его. Он человек отважный, героический, храбрый — без задавания любых “почему”. Он знает как любить, он знает как входить в будущее без привнесения бремени прошлого. Внутренний проводник оказывает уважение.
Хидр сказал: "Поднимайся сейчас же и оставь этого рыбака...”
Полночь. Сейчас все устроено, рыбак очень счастлив. Всякий раз, как вы устраиваетесь, внутренний проводник выведет вас из равновесия снова. Всякий раз, как вы устраиваетсь, Мастер выведет вас из равновесия снова. Потому что вам не позволяется устраиваться нигде перед Богом, отсюда постоянное выведение из равновесия.
Все это стоянки на Пути. Вы можете переночевать, но утром вы должны уходить.
Среди ночи Хидр говорит: “Вставай сейчас же и оставь этого рыбака”. И с Мастером это всегда сейчас, эго никогда не завтра. Было бы гораздо легче и более сострадательно сказать ему: “Сейчас ты можешь отдыхать, но завтра утром отправляйся”. Но это всегда сейчас! Для Мастера единственное время, что существует, это сейчас и единственное пространство, что существует, это здесь.
“Ты будешь обеспечен”.
Теперь все изменилось. Он не говорит: “Возможно, ты будешь обеспечен”. Нужны небольшие словесные нюансы, и перед вами раскроется тайна истории. Сначала он сказал: “Возможно, кто-нибудь спасет тебя”. Теперь он говорит: “Ты будешь обеспечен”.
Что же изменилось?—Доверия, проявленного Моджудом, достаточно. Нет нужды говорить “возможно”. Он испытан на “возможно”, он доказал свой характер. Теперь все может быть сказано, как есть.
На самом деле нет “возможно”. Если вы медитируете, самадхи гарантировано. Если вы влюбляетесь в живого Мастера, просветление гарантировано. Нет никакого “возможно”, но “возможно” должно быть использовано, просто дать вам удобный случай расти в доверии. Раз доверие возникло, для “возможно” не будет нужды.
Моджуд тотчас же покидает хижину. Он даже не просил повременить: “Я могу уйти завтра. Куда я пойду ночью? Такая темень. И, что за смысл отправляться ночью, и куда”.
Нет, он просто покидает хижину, одетый как рыбак, и бродил до тех пор, пока не пришел к торговому пути. Когда рассвело, он увидал крестьянина на осле по пути на базар. “Не ищешь ли ты работу?”,—спросил крестьянин,— “мне как раз нужен человек помочь донести товар”. Моджуд последовал за ним...
Вот как это случается во внутреннем путешествии. Если вы можете доверять, то или другое всегда произойдет и поможет вашему росту. Вы будете обеспечены. Что бы ни потребовалось, в нужное время будет дано вам, и никогда до этого. Вы получаете только когда нуждаетесь, и нет даже одного мгновения промедления. Когда вы нуждаетесь, вы получаете, непосредственно, тотчас же! Это и есть красота доверия. Скоро вы узнаете пути, как существование продолжает обеспечивать вас, как существование продолжает заботиться о вас. Вы не живете в безразличном существовании. Оно не отвергает вас. Вы напрасно тревожитесь; все предусмотрено. Раз вам удалось узнать это, всякая тревога исчезает.
Моджуд последовал за ним. Он проработал у крестьянина около двух лет, за время которых научился многому по сельскому хозяйству и кое-чему еще.
Это также будет происходить здесь.
Вот, Ашеше может и научился многому по плотницкому делу, а как насчет чего-то еще? Кришна может и стал совершенным часовым, а как насчет чего-то еще? Мукта может и научился многим вещам по садоводству, а Дикша по приготовлению пищи, ну а насчет чего-то еще? А идея должна возникать много раз в вашем уме: “Что я делаю здесь? Три года прошло, а я только убираю пол. А как же медитация? И как же просветление?! И как же окончательное?! А я пришел для этого, но я только убираю пол или мою овощи, или поливаю саженцы! Как же настоящая цель?!”
Только доверие знает, что пока вы убираете пол, что-то очищается и внутри вас тоже. Пока вы поливаете саженцы, кто-то в глубине поливает и ваше существо тоже. Если вы доверяете, возможно все; такова магия доверия. Уборка — это медитация, приготовление пищи — это медитация, мытье — это медитация. Медитация — это не что-то отдельное от жизни; это качество, которое можно привнести в любое действие, — и действие тотчас же трансформировано.
Как-то днем, когда он укладывал шерсть, перед ним появился Хидр и сказал: “Оставь эту работу, ступай в старинный город Мосул и используй свои сбережения стать продавцом кож”.
Это и есть то, что продолжает происходить здесь. Мадхури работает в библиотеке. Вдруг однажды она получает послание: “Оставь библиотеку. Отправляйся на какую-то другую работу”. Если есть доверие, не будет раздражения, тревоги,— ведь вы здесь не для библиотеки или кухни, того или этого. Все это средства! Вы здесь учиться путям доверия.
“Оставь эту работу, ступай в старинный город Мосул и используй свои сбережения стать продавцом кож”.
До сих пор он никогда не бывал продавцом кож, но он повиновался.
Моджуд повиновался.
Это определение ученика: тот, кто просто повинуется.
В Мосуле он стал известен как продавец кож, Хидра он не видал никогда за то время как усердно занимался своим ремеслом три года. Он скопил довольно большие деньги и уже думал покупать дом, как вдруг появился Хидр и сказал: “Отдай мне свои деньги, отправляйся из этого города в далекий Самарканд и работай там бакалейщиком”.
Моджуд так и сделал.
Это будет происходить с вами тоже, много раз,—эта история является вашей историей. Вы живете в мире Су* физма. Вот почему я говорил прислушаться к этой истории так глубоко, как это возможно, позволить погрузить. ся внутрь!
Теперь он собрал большую денежную сумму и естественно задумал приобрести дом. А за три года он не слыхал Хидра вообще. В момент, когда вы начинаете думать о приобретении дома—это момент, когда вы задумали устраиваться — приходит Мастер и выводит вас из равновесия. Если бы он не подумал о доме, Хидр, возможно, все еще не появился бы. Но в тот момент, когда у него были деньги, возможность сделаться домовладельцем, приобрести дом и обосноваться навсегда...
С Мастером вы не можете никогда устроиться навсегда где-либо. Мастер должен продолжать изменять вас. В миг, когда вы чувствуете, что теперь ваши корни погружаются глубоко в почву, вы будете разукоренены. В миг, когда вы чувствуете: “Теперь я научился этой работе, и я выполняю ее эффективно”,— ваша работа будет изменена,— ведь задача не в этом, когда вы живете в Поле Будды. Задача состоит в постоянном сохранении вашей небезопасности, так что однажды вы узнаете красоту неопределенности, однажды вы забываете обосноваться, и само паломничество становится вашей целью. Когда само путешествие является целью, тогда ваша жизнь — это жизнь санньясина.
Хидр появился и сказал: “Отдай мне свои деньги...”
Теперь он заработал, проработав непрерывно три года, и все надежды разрушены. И не только деньги отобраны, ему приказано отправляться как можно дальше в несравненно более далекий Самарканд и работать там бакалейщиком. Моджуд так и сделал.
Вскоре он начал проявлять бесспорные знаки озарения.
Это естественно. Если ваше доверие настолько велико, сколько же вы можете оставаться темными? Если есть такое доверие, такое необъятное доверие, сколько же вам можно оставаться обыденными?
Удивительные вещи начали случаться вокруг него.
Вскоре он начал проявлять бесспорные знаки озарения.
Он стал сияющим — Он исцелял больных, помогал своим товарищам в лавке, когда освобождался, а познанные им тайны становились глубже и глубже.
А он не обучался ничему! Поймите весь смысл этого: он не обучался ничему, ему не давалось никакой информации, все же его прозрение в тайны росло. И не только это, он сам становился таинственным, теперь людей исцеляло его прикосновение, теперь люди могли видеть нечто, окружающее его,— ауру.
Теперь, когда люди приходили к нему, они чувствовали, что приблизились к очень, очень прохладной энергии. Они приходили с тысячью и одной тревогой, и внезапно их тревоги исчезали. Сидя рядом с Моджудом, они начинали ощущать нечто религиозное. Тайны оказывались глубже.
Помните, познания, информация,— все это заимствовано. Подлинная религия никогда не случается как познание,— только как откровение. Познание — это человеческое усилие знать о реальности. Откровение является Божественным, не человеческим. Всякий раз, когда кто-нибудь доверяется достаточно, Бог обнаруживает Себя, Он открывает Свои тайны.
Эти тайны открыты не из-за вашего любопытства, эти тайны открыты благодаря вашему доверию.
Познание приходит из любопытства, мудрость приходит из откровения.
Теперь благоухание начало распространяться.
Церковники, философы и другие посещали его и спрашивали: “У кого ты учился?”
Вот это и есть то, о чем всегда спрашивает глупая личность: “У кого ты учился?” Церковники, теологи, философы, профессора, ученые люди, знатоки — им известен только один путь познания. Кто информировал вас? Кто был вашим учителем?” Они не знают, что это совсем, совсем диаметрально противоположный путь знания, настоящий путь знания: никто не дает вам никакого познания, вы просто становитесь более безмолвными, восприимчивыми, более и более женственными и мягкими, и вдруг некая неведомая энергия начинает открывать все перед вами. Нет учителя. Жизнь сама становится учителем.
Моджуд сказал: “Трудно сказать, у кого я учился. Я не учился ни у кого. Я не учился вообще, я не ученый человек. Это случилось, несомненно. Я узнал определенные вещи, но я не знаю от кого, кто, пронизывая мое существо, из каких далей проник внутрь меня. Я не знаю ничего”.
“Трудно рассказать...”
Его ученики спрашивали: “Как ты начинал свою деятельность?” Он говорил: “Мелким служащим”.
Сейчас это к делу не относится. Они не спрашивают, как он начал зарабатывать свой хлеб. Они спрашивают: “Как ты начал становиться великим святым?” Однако он говорит: “Этого я не знаю. Все, что я знаю, это то, что я был мелким служащим в. городе. Я окончил бы как Инспектор Мер и Весов”.
Тогда ученики попытались разузнать:
“Но ты оставил это, чтобы посвятить себя аскезе?”
“Нет, я просто оставил это”.
Поймите суть. Если вы даете что-то для того, чтобы что-то получить, это не отречение. Если вы отрекаетесь от мира, чтоб попасть на Небеса, это не отречение. Это простая сделка. Вы ловки, умны и расчетливы.
Он говорит: “Нет, я просто оставил это. В действительности не было причины оставлять это. Фактически, было почти безумием оставлять это. Я не жаждал достичь чего-то. Я не оставлял это ради чего-нибудь, я просто оставил это”.
Они не понимали его...
Ведь без мотивировки, как вы сможете заниматься чем-нибудь? Доверие знает, как действовать без мотивировки.
Люди предлагали ему описать историю своей жизни.
Скоро он стал известным.
“Что произошло в твоей жизни?” — спрашивали они.
Прислушайтесь к его ответу. Он один из самых прекрасных.
“Я прыгнул в реку, стал рыбаком, потом ушел из его тростниковой хижины посреди ночи. После этого я работал у крестьянина. Во время укладки шерсти я изменился и отправился в Мосул, где стал продавцом кож. Там я накопил кое-какие деньги, но отдал их. Потом я отправился в Самарканд, где работал бакалейщиком. И вот я здесь”.
Ну что это за вид духовной жизни?
- “Но это необъяснимое поведение не проливает света на твои необыкновенные способности и удивительные назидания”,— говорили биографы. “Так оно и есть”,— говорил Моджуд.
Он совершенно согласен: “Так оно и есть”. Он тоже озадачен, ведь он ничего специально не делал, чтобы стать духовным. Делать что-нибудь особое, чтобы стать духовным, это надежный способ потерять это. Духовность— это дар. Она приходит к тем, кто доверяет. Она случается с теми, кто любит, и кто любит беспредельно, кто любит без повода. Она случается с отважными. Она случается с теми, у кого есть великое стремление жить в опасности.
Поэтому биографы сочинили для Моджуда удивительную и захватывающую историю: ибо у всех святых должна быть свои история,— и история должна соответствовать потребности слушателя, а не реалиям жизни.
Вот как были созданы все истории в мире. Иисус не рожден от девственницы; эта история создана для исполнения потребности слушателей. Иисус должен быть особым,— только тогда люди будут счастливы,— их Мастер особенный. Поэтому все мировые религии продолжают фабриковать истории, фикции. Они не истинны. Они здесь для исполнения вашей потребности: “Как может Иисус обычно родиться из женского чрева? Как может Иисус родиться сексуально? Он должен быть необычным”.
А реальность в том, что Иисус был одним из самых обычных людей, так же как Будда, так же как Кришна.
Но, если вы отправитесь в их истории,— никто не обычен. Чудеса изобилуют. Вещи, которые не должны происходить и не могут произойти, происходят. Те истории — просто фабрикации осуществить ваше желание сенсаций. Позади тех историй реальные жизни были утрачены.
Действительно, необыкновенный человек, тот, кто живет крайне обычно, ибо как же вы сможете жить необыкновенно, если ваше эго исчезло? В момент ухода эго вы заживете самой обычной жизнью. Мастера Дзен говорят: “Мы рубим дрова, мы носим воду из колодца. Как_вос-хитительно! Как чудесно!” Рубить дрова? — Восхитительно? Носить воду из колодца? — Чудесно! — Да, так оно и есть.
Поэтому биографы создали истории о Моджуде.
Вот чем они занимались испокон веков — фальсифицировано все. Вы не знаете настоящего Иисуса, вы не знаете настоящего Будду.
Все мое усилие здесь это донести вам истину, их подлинные истории. Вот почему я оскорбляю каждого. Джайны обижены на меня, ведь я рассказываю о Маха, вире, каким он был, не в соответствии с их вымыслами. Они задеты. Их выдумки, что Махавир никогда не потел — в такой стране, как Индия! — что однажды змея ужалила Махавира, и вместо крови молоко вытекло из его тела. Если вместо крови у него по телу течет молоко, скоро оно превратится в творог.
Это настолько глупо! Но тот, кому приходится создавать эти истории, должен сделать своего Мастера величественным. Махавир никогда не писял, никогда не какал.— Он, видно, адски воняет. Но таковы истории, и тяк обстоит дело с каждым великим Мастером. Биографы исполняют вашу потребность. Они видят, что ваш торговец сенсациями удовлетворен,— но так все становится ложью.
Христиане сердятся на меня из-за того, что я говорю о Христе, как будто он был человеком. Он и есть таков,— но все, все люди божественны, поэтому он божественен! Все животные божественны, поэтому он божественен. Его сущность божественна и ничего особенного. Это очень, очень обычное качество существования. Существование наполнено Богом, переполнено через край Богом, состоит из Бога.
Мусульмане сердиты. Индусы очень сердиты. Почему эти люди сердятся на меня? — Они раздражены тем, что я разрушаю их вымыслы, а они стали чересчур привязаны к своим выдумкам. Запомните. Если вы хотите увидеть истину, вы должны будете суметь разрушить все вы. мыслы. Никогда не верьте ни в какие вымыслы, потому что освобождает только истина.
И никому не позволили говорить прямо о Хидре. Вот почему эта история не истинна.
И вот красота Суфиев... они говорят, что даже эта история не истинна, из-за того что никому не разрешали говорить прямо о Хидре. Внутренний проводник настолько неуловим, что не может быть выражен словами, поэтому все, что ни говорится, это только символика.
Вот почему эта история не истинна. Она является изображением жизни.
Это просто символика, притча. Она просто показывает нечто. Это указатель.
Это и есть подлинная жизнь одного из величайших Суфиев.
Подлинная жизнь, только представленная фигурально, символически, метафорически. Эта история не понимается буквально. Это история доверия. Это не произошло именно так, нет необходимости происходить этому именно так. Это просто сюжет.
Если вы помните об этом, у вас будет проблеск подлинной жизни доверия. И мы стараемся прожить эту притчу здесь. Это ваша история. Войдите в эту историю,— не только в ее слова, но в ее смысл. И проживите эту историю. Только прожив, вы узнаете это.
Ошо Раджниш. March 2, 1978 |
17.03.2023, 00:40
