Гулаг

[seevad]

Сообщение от Кофейная

Почитайте "Дневник охранника".
Автор - сотрудник ВОХР, в свободное время вел дневник. Затем сам пополнил ряды зэков. Затем погиб на войне.
Это был московский беспартийный образованный обыватель, угодивший на службу туда. Отвертеться от предложения поехать поучаствовать в строительстве БАМа было непросто. Для этого партбилет нужен был и чтобы определенные люди попросили определенных людей тебя не забирать.
Очень интересно.
Уникальный материал, аналога ему пока нет. У тех, кто был по ту сторону, потребности в мемуарах, похоже, не было.

Ударим правдой по краснопёрой лапше.

Сейчас прямо и начну читать.

[Ветер]

Сообщение от seevad

Самый смак был до 1921....

Зы....это и у Старика в его ПР можно посмотреть.....

И ужаснуться.....

Это вам не "маргариновый диктатор" Колчак....

ну да, колчак это же почти гламурный Адмиралъ...

самый смак был до 1919 на империалистической.

[Ветер]

Сообщение от seevad

Ударим правдой по краснопёрой лапше.

Сейчас прямо и начну читать.

читай Солженицина

[Afa]

Сообщение от Ветер

читай Солженицина

резуна! резуна жеж!

[Ветер]

Сообщение от Afa

резуна! резуна жеж!

одно другому не противоречит.... и солонинатудаж...егозаногу )))

[Afa]

и добить новоселовым

[if]

Сообщение от Кофейная
Почитайте "Дневник охранника".
Автор - сотрудник ВОХР, в свободное время вел дневник. Затем сам пополнил ряды зэков. Затем погиб на войне.
Это был московский беспартийный образованный обыватель, угодивший на службу туда. Отвертеться от предложения поехать поучаствовать в строительстве БАМа было непросто. Для этого партбилет нужен был и чтобы определенные люди попросили определенных людей тебя не забирать.
Очень интересно.
Уникальный материал, аналога ему пока нет. У тех, кто был по ту сторону, потребности в мемуарах, похоже, не было.

А мы вот возьмём да и прочитаем…

В начале книги идёт объёмное предисловие, которое написала Ирина Щербакова, руководитель молодежных и образовательных программ знаменитого и беспристрастного общества «Мемориал».

Итак…

В 1932 году Совет народных комиссаров СССР принял постановление о строительстве Байкало-Амурской магистрали. БАМ являлся стройкой оборонного значения, и первоначально его сооружение было поручено Наркомату путей сообщения. На строительство отводилось всего три с половиной года. Срочность работ по строительству БАМа была связана с военно-стратегической ситуацией на Дальнем Востоке, сложившейся после захвата Японией в 1930–1931 годах Маньчжурии и фактической потери КВЖД.

То есть военная ситуация на востоке страны серьёзно обострилась, над родиной повисла вполне реальная угроза, и, чтобы минимизировать её, было необходимо в кратчайшие сроки создать важнейшую транспортную артерию.

Была развёрнута агитационная кампания, но человеческих ресурсов не хватало. Поэтому к строительству были привлечены заключённые лагерей.

Начальник Бамлага Нафталий Френкель, в своё время отсидевший, и как бы тоже пострадавший от «кровавой антинародной власти», представлен эдакой сволочью, губителем судеб людских.

Далее в предисловии приводится цитата несравненного уркописателя Варлама Шаламова:

«Выяснилось, что с помощью шкалы питания, обещанного сокращения срока можно заставить и “вредителей”, и бытовиков не только хорошо, энергично, безвозмездно работать даже без конвоя, но и доносить, продавать всех своих соседей ради окурка, одобрительного взгляда концлагерного начальства».

Далее Щербакова поясняет:

«Система, предложенная такими новаторами ГУЛАГа, как Френкель, заключалась в применении “бесплатного принудительного труда, где желудочная шкала питания сочеталась с надеждой на досрочное освобождение по зачетам. Все это разработано чрезвычайно детально, лестница поощрений и лестница наказаний в лагере очень велика – от карцерных ста граммов хлеба через день до двух килограммов хлеба при выполнении стахановской нормы».

То есть заключённым за хорошую работу полагалось дополнительное питание и улучшение условий, а также уменьшение срока. Что Шаламов, а за ним Щербакова, выставляют дикой подлостью лагерного начальства.

«Крепкая душа укрепляется в тюрьме. Лагерь же с досрочным освобождением разлагает всякую, любую душу – начальника и подчиненного, вольнонаемного и заключенного, кадрового командира и нанятого слесаря, - пишет Шаламов».

Тронуло до слёз. Шиш в кармане волкам позорным, что заставляют работать. Кольщик, наколи мне купола, ла-ла-ла. Романтика, *ля, в натуре.

«Заключенные Бамлага строили железную дорогу в невероятно трудных географических и климатических условиях, при сильнейших морозах и под проливными дождями».

Вы не поверите, и тогда и сегодня тоже много чего строят в трудных условиях. Но одно-то дело добровольцы-энтузиасты или наёмные рабочие, а другое дело заставлять трудиться уркаганов.

То есть в ту пору, после кровопролитной мировой войны, революции, гражданской войны, в очень суровое и непростое время, да что там – очень тяжёлое время, государство и его граждане жили на подъёме энтузиазма, на волне установления трудовых рекордов и работы на общее светлое будущее. Причём изменения были осязаемы, видны невооружённым глазом. Заключённым был дан шанс искупить свои провинности трудом, и, освободившись, стать полноправными членами общества. Но по мнению уркописателя Шаламова и близкой к нему идейно и классово Щербаковой, работать на государство – западло. Надо же иначе: срок на нарах, да по понятиям, а потом с чистой совестью на волю вольную.

Далее приводятся кратко нечеловеческие условия работы и, как результат, многочисленные болезни заключённых. Но к этому мы вернёмся чуть позже. А пока нам дают большую цитату из достоверного исторического источника, книги “Архипелаге ГУЛАГ” Солженицына (для удобства немного сокращаю):

«[…]зададим вопрос: вообще может ли лагерник быть хорошим человеком? Какую систему морального отбора устраивает им жизнь?.. Всякий человек, у кого хоть отблеск был духовного воспитания, у кого есть хоть какая-то совестливая оглядка, различение злого и доброго, – будет инстинктивно, всеми мерами отбиваться, чтобы только не попасть в этот мрачный легион. […]Ведь топчешь чужие судьбы, а внутри что-то натягивается, лопается […]»

То есть все, кто более-менее длительное время работает в системе лагерной охраны – бездуховный, чёрствый садист. Вы вот просто мысленно перенесите это на день сегодняшний. Все те, кто охраняют нынешних воров, насильников, убийц – выродки, которые «топчут чужие судьбы». По-моему, прелестно. Ведь жить нужно не по лжи, так завещал Солжи…

«Прежде всего, Чистяков сам оказался в ужасных бытовых условиях, которые не устает описывать»

Кровавый режим. Здесь больше нечего добавить.

«Его поражают чудовищные условия, в которых содержатся заключенные, занятые тяжким трудом на строительстве железной дороги: “Пошли по баракам…. Голые нары, везде щели, снег на спящих, дров нет… Скопище шевелящихся людей. Разумных, мыслящих, специалистов. Лохмотья, грязь от грунта…. Ночь не спят, день на работе, зачастую в худых ботинках, в лаптях без рукавиц на холодной пище в карьере. Вечером в бараке снова холод, снова ночью бред».

Ну для начала давайте сравним «разумных, мыслящих, специалистов» со следующей цитатой:

«Драки и убийства среди уголовников, постоянные побеги, за которые ему приходится отвечать, – все это приводит к тому, что, человеческие чувства в нем притупляются. Тем более что здесь, в Бамлаге, среди заключенных мало людей интеллигентных, их час еще не настал, 1937-й, год массового террора, еще впереди».

И это не один раз повторяется в тексте – большинство заключённых это уголовники, не обременёнными серьёзными профессиональными навыками и высокой моралью. Далее давайте прочитаем такую цитату:

«Свое недовольство и раздражение против чекистского начальства, которое пребывает в постоянной истерике, “выгоняет из кабинета, рычит”, потому что сверху от него требуют любой ценой выполнения невыполнимого, нереального по срокам плана сдачи строительства, Чистяков выражает едва ли не на каждой странице дневника».

То есть вы понимаете. От начальства требуют соблюдения очень жёстких сроков строительства. Поскольку кровавый режим очень кровавый, давайте предположим, что серьёзный срыв этих сроков грозит ответственным «присоединением» к своим подопечным в качестве заключённых. И что же начальство делает в такой ситуации? Устраивает заключённым промёрзшие нары, 15-18 часовой рабочий день (это тоже указано в тексте, то есть времени на отдых и сон остаётся ничтожно мало), отсутствие нормальной одежды, что приводит к выбытию по нетрудоспособности рабочих рук, которых и так не хватает. Из-за этого происходит массовый саботаж и «отказы» от работы. Из-за того, что дров зекам не дают, они воруют и жгут шпалы, необходимые для строительства. Правда ведь правдоподобно?

Горят сроки? Отвечаешь за них головой? Замори своих работников до смерти! ГУЛАГ-мастер! Вау-па-па-па…

«Под удар Чистякова в атмосфере доносов, взаимной слежки, царящей среди чекистов в Бамлаге, ставит практически все».

И при всём при этом некий охранник бесстрашно ежедневно ведёт свой дневник, содержимое которого, вне всяких сомнений, отправит его на нары.

Пусть только шепотом, пусть тайно, Чистяков произносит такую страшную и такую ключевую для России фразу: “В системе государства человек ничтожество, как человек”.

Эту фразу точно написал лагерный охранник 30-х, а не духовный наставник Экзисто где-нибудь в конце 80-х? Но сначала про стилистику. Очень похоже на художественное произведение в дневниковой форме. Прочитайте и оцените слог и содержание сами, иначе слишком много придётся приводить цитат. Приведу лишь одну. Это пишет голодный, холодный, подавленный человек в своём личном дневнике, Бунин недоделанный, мать его:

«Над сопками вихрь, пурга. Молочно бело все. Силуэты деревьев как будто ходят. Это потому что то там, то здесь пурга редеет. Но снова шквал, снова языки сухого колючего снега. Впиваются тысячами, миллионами змеиных жал. Сучья, толщиной в руку и больше, на морозе ломаются легко и свободно. Спишь крепко, сон освежающий, воздух чист и морозен, даже иногда со снежком. Замечаешь, как колышется учебная программа на стене. К обеду натянуло 40°. Хватает за каждую обнаженную часть тела. С каким вожделением глядишь на поленья, дрова, ища в них радость жизни – тепло. В комнате холодно до того, что мокрая рука пристает к ручке двери. Мыло не мылится. В начале тает от тепла руки, а потом мылится. Дым от паровоза не расходится, а долго висит клубами как вата. Перемешиваясь с паром, образует хлопья снега, сплошную пелену, которая наподобие марли застилает окно».

И, наконец, про достоверность источника.

«Оригинал дневника хранится в архиве общества “Мемориал” в Москве, где с конца 1980-х годов собирались документы, мемуары, письма, связанные с историей политических репрессий в СССР. Именно тогда дневник и был передан в архив людьми, случайно обнаружившими его в бумагах умершей дальней родственницы».

То есть вы понимаете. В конце 80-х, в жаркий период Перестройки, когда поливать советское прошлое и обличать преступления режима было мегапопулярным трендом, некто передаёт в крайне ангажированный фонд случайно найденный дневник в бумагах умершей (уже ничего не расскажет) дальней (сами мы ничего не знаем) родственницы.

«К сожалению, о самом авторе нам известно очень мало. Вместе с тетрадками сохранился лишь один мутный любительский снимок, на оборотной стороне которого есть надпись: “Чистяков Иван Петрович, репрессирован в 1937–1938 годах. Погиб в 1941 году на фронте в Тульской области”.

При этом к дневнику был приложен «мутный любительский снимок» с ФИО и краткой «биографией», мол, репрессирован и позже погиб на войне. То есть «железобетонное» доказательство принадлежности «дневника», тексту на бумаге, к кривой фотографии непонятного происхождения с надписью непонятного происхождения.

Непонятна и судьба дневника: как, кто (рискуя многим) и кому передал его, кто его хранил десятилетия. Нюанс в том, что в «дневнике» нет никаких указаний на близких и родственников. Что он скучает по кому-то, что он хотя бы нейтрально вспоминает кого-то, что у него вообще есть какие-то родственники и близкие люди – об этом нет ни слова. Единственное, что как-то может локализовать нашего «героя» в пространстве – это воспоминания о Москве.

«Всего лишь двадцать дней назад я был в Москве. Жил. Брал жизнь, а здесь? Здесь взять нечего».
[…]
«Москва! Москва! Как далека и недосягаема».
[…]
«Все же вспомнил баню Москвы. Хорошо бы после бани спокойно поспать ночку, но наши условия – работа».

Это, конечно, важнее, чем хотя бы парой слов хоть в один из дней помянуть маму с папой, жену, любовницу, детей… Баня – наше всё.

Ну в конце, пожалуй, самое главное:

«Предпринятые нами попытки отыскать его следы в государственных архивах не увенчались успехом».

То есть по официальным документам, которые хоть где-то должны были сохраниться, – а наш «герой» служил в армии и даже воевал, был лишён партбилета, был ВОХРовцем, был «репрессирован», то есть на него заводили дело – этого человека не существует.

Но сотрудницу «Мемориала» это нисколько не смущает:

«дневник – одно из достоверных свидетельств, разоблачающих порочность сталинской системы принудительного труда. Уникальность его в том, что автор описывает происходящее день за днем изнутри этой системы».

И это правильно. Ведь жить нужно не по лжи.

А в аннотации к изданию написано:

«вероятно, единственный дошедший до нас источник подобного рода».
«Можно утверждать, что чудом дошедшие до нас записки Ивана Чистякова уникальны. Оригинал дневника хранится в архиве общества “Мемориал” в Москве».

В самом конце хочу сказать о самом «авторе дневника», которому каждый совестливый интеллигент и либерал должен дико сопереживать и жалеть его. Лично у меня он не вызывает ни того, ни другого чувства. Это жалкое, никчёмное, обиженное жизнью, озлобленное ничтожество. И, скорее всего, это калька устройства психики того человека, кто написал этот «дневник». Брезгливо.

Напомнило интервью прибалтийское палача, которого "злые нацисты" заставляли сотнями убивать детей с их родителями. Он очень печалился... и убивал.

**

Что ж. У меня всё.

Seevad, можешь начинать «ударять правдой по краснопёрой лапше».

[Afa]

я чуть добавлю.
логика проста. уркам работать - западло. уркам предложили поработать.
выват. книжка - прикольная попытка рационализации воровских законов в пику законам советского государства. аффтар верный последователь солженицына.

[if]

Историк Юрий Жуков – о скандале с "уничтожением карточек с данными о репрессированных"


Директор музея истории ГУЛАГа Роман Романов попросил председателя Совета при президенте РФ по правам человека (СПЧ) Михаила Федотова разобраться с тем, почему уничтожаются "архивные материалы" со сведениями о репрессированных. Романов заявил: "Уничтожение карточек означает полное удаление информации о нахождении осужденных в системе ГУЛАГа". Федотов, в свою очередь, ответил, что "сохранение документов, относящихся к этому периоду истории, крайне важная задача".

Уничтожение карточек ведется согласно межведомственному приказу под грифом "для служебного пользования" от 12 февраля 2014 г. "Об утверждении наставления по ведению и использованию централизованных оперативно-справочных, криминалистических и розыскных учетов, формируемых на базе органов внутренних дел РФ".

Тем не менее, у многих эта информация вызывает вопросы. С одной стороны, "Мемориал", который настаивает на том, что общее число репрессированных было более 12 млн, поднимает истерику в СМИ: "Мы больше никогда ничего не узнаем" и "Миллионы людей сгинули в ГУЛАГе. Теперь память о них уничтожают". С другой стороны, и организации и общественники, не замеченные в прозападных подходах, негодуют – ведь если будут уничтожаться реальные советские документы, то где искать правду?

"Буржуазная власть, понимая, что документы советского периода содержат много информации, которая позволяет сделать правдивый анализ истории и показать людям реальную статистику, делает всё, чтобы уничтожить прошлое и продолжать насаждать антисоветскую, антикоммунистическую пропаганду. Переписываются учебники, уничтожаются архивы, памятники, переименовываются улицы и города. Парламентарии, бывшая советская интеллигенция – все эти антисоветчики, которых когда-то взрастил СССР, теперь без стыда говорят о "десятках тысячах миллионов" репрессированных", – пишет сайт "Политштурм".

Доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН, выпускник Историко-архивного института Юрий Жуков в беседе с Накануне.RU заявил, что никто не уничтожает архивные дела, а вот карточки – да, могут. Но почему из-за этого так беспокоится "Мемориал"?

– Карточки – это всего лишь карточки, и их уничтожение не означает уничтожения архивных дел. На каждого заключенного, начиная с ареста, заводилось дело, вот эти дела не уничтожают. Никогда архивные материалы не уничтожаются, а эти учетные карточки – то же самое, что каталог в любой библиотеке. В "Ленинке" сколько уже уничтожили карточек из каталогов за все эти десятилетия? Но книги-то есть! Самое главное, чтобы книги не жгли. А каталог – один уничтожили, сделали второй, дело житейское.

Почему же так переживают из-за карточек? На карточках указаны только фамилии – и удобно "Мемориалу" пользоваться этим, ведь по карточке не видно, кто попал под суд: шпион, диверсант, насильник, казнокрад или троцкист. Таким образом, они [представители "Мемориала"] могут называть любую цифру репрессированных. Любые компетентные выводы должны делаться только на основе судебных дел заключенных, но изучать, проверять – они этого не хотят, это слишком долго и может оказаться не на руку. Гораздо проще, когда все арестованные, все заключенные представлены просто пофамильно, и можно их как угодно использовать – а используют их всех как "политических" или "невинных".

Поэтому истерика, мол, уничтожение карточек означает полное удаление информации о нахождении осужденных в системе ГУЛАГа – просто вранье. Карточка не раскрывает никакой правды, раскрывают правду только дела арестованных, вот их нужно изучать. Но сами дела липовому музею никто не даст, эти дела хранятся в архиве ФСБ. Орут о каком-то заговоре по уничтожению архивных материалов только те, кому хочется сказать, что у нас "расстреляли народу больше, чем жило в стране".

Ведь нужно понимать, что картотека никому не нужна, и ее уничтожение мешает только "Мемориалу" и не больше. Реальные цифры осужденных уже не раз назывались и они совсем не такие, как фантастика "барона Мюнхгаузена" – Солженицына. Дело в том, что где-то 700 тыс. человек было расстреляно с 1921 г. по 1953 г. И какие же это "невинные люди", если большинство из них – это диверсанты, "власовцы", изменники Родины, насильники, убийцы, грабители, в том числе и политические?

Задача "Мемориала", по всей видимости, заключалась в том, чтобы отсеять подлинных преступников и посмотреть, кто безвинно пострадал, но им это не нужно. А что им нужно? Они, насколько можно судить, выполняют чей-то заказ – им нужно доказать, что "расстреливали всех не глядя". И некому было пахать землю, стоять у станка, ни, тем более, воевать в Великую Отечественную войну, если верить их фантастическим легендам. Как раз подобные "мемориальцы" были бы только рады, если бы уничтожили дела арестованных и заключенных, тогда бы их картотека – просто фамилии и сколько лет – послужила бы им возможностью манипулировать данными так, как они того хотят. А то, что картотеку уничтожают, а дела-то остаются – это для них хуже острого ножа.

Ясно и то, почему возмутившиеся именно с такой формулировкой выступают – мол, сейчас мы и не узнаем правду. Все ведь как раз наоборот – в последние годы появляется все больше работ историков, основанных на рассекреченных архивах, которые показывают наглядно, что на самом деле подавляющее большинство было арестовано по реальным уголовным делам и наказано абсолютно верно. С какой стати бандеровцев, которые вырезали поляков на Волыни и наших партийных комсомольских работников, нужно считать борцами со сталинизмом? Они враги страны! Почему нужно защищать латышей, эстонцев, которые записались добровольно в эсэсовские дивизии? Что это такое? А они теперь, видите ли, "борцы со сталинизмом"! Почему, если человек украл несколько миллионов, он это якобы не по корыстным побуждениям сделал, а в виде борьбы с советской властью? Чушь и вздор! Почему, если "кулак" стреляет из-за угла в сельских корреспондентов, сжигает конюшни с лошадьми – он хороший? Да нет же, он преступник, в любой стране его осудили бы так же, как и у нас.

У нас хотят сделать вид, что та ужасная жизнь, которая сейчас – это ерунда, по сравнению с советской действительностью, когда "все сидели в ГУЛАГе". Понимаете, главная цель сказать: как бы тебе сегодня плохо ни было, как бы тебя ни обкрадывали, как бы ни сокращали зарплату и пенсию, а цены росли бы и росли – это ничто по сравнению с советским периодом.

https://www.nakanune.ru/articles/114027/

**

«Мы больше никогда ничего не узнаем»
Миллионы людей сгинули в ГУЛАГе. Теперь память о них уничтожают

https://lenta.ru/articles/2018/06/08/gulagu_net/

[Ветер]

Сообщение от if

..Доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН, выпускник Историко-архивного института Юрий Жуков в беседе с Накануне.RU заявил, что никто не уничтожает архивные дела, а вот карточки – да, могут. Но почему из-за этого так беспокоится "Мемориал"?

– Карточки – это всего лишь карточки, и их уничтожение не означает уничтожения архивных дел. На каждого заключенного, начиная с ареста, заводилось дело, вот эти дела не уничтожают. Никогда архивные материалы не уничтожаются, а эти учетные карточки – то же самое, что каталог в любой библиотеке. В "Ленинке" сколько уже уничтожили карточек из каталогов за все эти десятилетия? Но книги-то есть! Самое главное, чтобы книги не жгли. А каталог – один уничтожили, сделали второй, дело житейское...

дела всех вышедших из гулага были уничтожены еще в пятидесятых. дела остались только по умершим в гулаге.
карточки оформлены на всех попавших в гулаг.