красота

[Irina]

ускользает свет, и ускользает время.
Клод Моне. Руанский собор. цикл из 30 полотен в разное время суток.

оба варианта - утро. и ещё утро: рассвет и утреннее солнце (голубая башня)

[Irina]

недосказанность... смутность очертаний.... неясность.... то, что скользит сквозь работы импрессионистов... impression - изменчивое впечатление, настроение, невыразимое словами... и этот дух безмолвных слов несёт поэзия Арсения Тарковского.

***
Ничего на свете нет,
Чтобы стало мне родней,
Чем летучий детский бред
На пороге светлых дней.

У меня звенит в ушах,
Мир летит, но мне слышней
Слабый шелест, лёгкий шаг,
Голос тишины моей.

Я входил в стеклянный дом
С белой бабочкой в руке,
Говорил я на чужом,
Непонятном языке.

Бабочка лежит в снегу,
Память бедную томит,
Вспомнить слова не могу,
Только звон в ушах стоит.
1933 г.


японская танка или хокку - кратка, словно капля, отражающая мир.
Однако, если взглянуть на вышеприведённое стихотворение, то в нём каждое четверостишие может быть отдельным произведением и жить само по себе. Они тоже - словно капли, включающие миры, и вместе составляющие поток, в зависимости от настроения по-разному включаемый в мир читателя.

ещё задевает струны открытый конец, и в то же время ЯСНЫЙ. ясный в своей открытости, как многоточие....

***
Под сердцем травы тяжелеют росинки,
Ребёнок идёт босиком по тропинке,
Несёт землянику в открытой корзинке,
А я на него из окошка смотрю,
Как будто в корзинке несёт он зарю.

Когда бы ко мне побежала тропинка,
Когда бы в руке закачалась корзинка,
Не стал бы глядеть я на дом под горой,
Не стал бы завидовать доле другой,
Не стал бы совсем возвращаться домой.
1933 г.



9 строк - как 9 месяцев внутриутробного развития перед рождением. четверостишие и пятистишие - вместе - светлая тоска русской души по недостижимой ЯПОНИИ - по ВОСТОКУ, где рождается СОЛНЦЕ, по несбывшемуся, но сущему, словно замок Фата-Морганы.....

[Irina]

[Irina]

Мне опостылели слова, слова, слова,
Я больше не могу превозносить права
На речь разумную, когда всю ночь о крышу
В отрепьях, как вдова, колотится листва.
Оказывается, я просто плохо слышу
И не разборчива ночная речь вдовства.
Меж нами есть родство. Меж нами нет родства.
и если я твержу деревьям су3масшедшим,
Что у меня в росе по локоть рукава,
То, кроме стона, им ответить нечем.

Арсений Тарковский.

[Irina]

[Irina]

Листок

Снова листья легли на дорогу
И шуршат под ногами опять--
Так их в мире бесчисленно много,
Что никак их нельзя не топтать.

Мы спешим, мы красы их не ценим--
В жизни есть поважнее дела.
Но вчера на асфальте осеннем
Ты упавший листок подняла.

Как он вырезан точно и смело!
Как горит предзакатным огнем!
Ты на свет сквозь него поглядела--
Кровь и золото смешано в нем.

Может вызвать он гордость и зависть,
Драгоценностью вспыхнуть во мгле…
Как дивились бы, как изумлялись,
Если б был он один на земле.



Вадим Шефнер

[Tytgrom]

reWalls.com-56141.jpg

Если ты не против

[Irina]

The shades of night were falling fast,
As through an Alpine village passed
A youth, who bore, mid snow and ice,
A banner with a strange device,
Excelsior!

His brow was sad; his eye beneath
Flashed like a falchion from its sheath,
And like a silver clarion rung
The accents of that unknown tongue,
Excelsior!

In happy homes he saw the light
Of household fires gleam warm and bright;
Above, the spectral glaciers shone,
And from his lips escaped a groan,
Excelsior!

"Try not the Pass!" the old man said;
"Dark lowers the tempest overhead,
The roaring torrent is deep and wide!"
And loud that clarion voice replied,
Excelsior!

"O stay," the maiden said, "and rest
Thy weary head upon this breast!"
A tear stood in his bright blue eye,
But still he answered, with a sigh,
Excelsior!

"Beware the pine-tree's withered branch!
Beware the auful avalanche!"
This was the peasant's last Goodnight,
A voice replied, far up the height,
Excelsior!

At break of day, as havenward,
The pious monks of Saint Bernard
Uttered the oft-repeated prayer,
A voice cried through the startled air,
Excelsior!

A traveler, by the faithful hound,
Half-buried in the snow was found,
Still grasping in his hand of ice
That banner with a strange device,
Excelsior!

There in the twilight cold and gray,
Lifeless, but beautiful, he lay,
And from the sky, serene and far,
A voice fell, like a falling star,
Excelsior!

Тропой альпийской в снег и мрак
Шел юноша, державший стяг.
И стяг в ночи сиял, как днем,
И странный был девиз на нем:
Excelsior!

Был грустен взор его и строг,
Глаза сверкали, как клинок,
И, как серебряный гобой,
Звучал язык для всех чужой:
Excelsior!

Горели в окнах огоньки,
К уюту звали очаги,
Но льды под небом видел он,
И вновь звучало, словно стон:
Excelsior!

"Куда? - в селе сказал старик. -
Там вихрь и стужа, там ледник,
Пред ним, широк, бежит поток".
Но был ответ, как звонкий рог:
Excelsior!

Сказала девушка: "Приди!
Усни, припав, к моей груди!"
В глазах был синий, влажный свет,
Но вздохом прозвучал ответ:
Excelsior!

"Не подходи к сухой сосне!
Страшись лавины в вышине!" -
Прощаясь, крикнул селянин.
Но был ответ ему один:
Excelsior!

На Сен-Бернардский перевал
Он в час заутрени попал,
И хор монахов смолк на миг,
Когда в их гимн ворвался крик:
Excelsior!

Но труп, навеки вмерзший в лед,
Нашла собака через год,
Рука сжимала стяг, застыв,
И тот же был на нем призыв:
Excelsior!

Меж ледяных бездушных скал
Прекрасный, мертвый он лежал,
А с неба, в мир камней и льда
Неслось, как падает звезда:
Excelsior!


Перевод В. Левика




вот ведь неуловимость для перевода. когда звучание непереводимо.

[Irina]

[Irina]

(Хокусай)

Охотника долгий путь.
Сегодня к звезде Ткачихе
Я попрошусь на ночлег.
В скитаньях моих непременно
Пришел я к Небесной реке.
(Аривара Нарихара)

[Irina]

(Левитан. Над вечным покоем)


Вот и краски цветов
Поблекли, пока в этом мире
Я беспечно жила,
Созерцая дожди затяжные
И не чая скорую старость.
(Оно-но Камоти)

[Aliskana]

[Irina]

Арсений Тарковский.

***
Пускай меня простит Винсент Ван Гог
За то, что я ему помочь не смог,

Зато, что я травы ему под ноги
Не постелил на выжженной дороге,

За то, что я не развязал шнурков
Его крестьянских пыльных башмаков,

За то, что в зной не дал ему напиться,
Не помешал в больнице застрелиться.

Стою себе, а надо мной навис
Закрученный, как пламя, кипарис.

Лимонный крон и тёмно-голубое,-
Без них не стал бы я самим собою;

Унизил бы я собственную речь,
Когда б чужую ноше сбросил с плеч.

А эта грубость ангела, с какою
Он свой мазок роднит с моей строкою,

ведёт и вас через его зрачок
Туда, где дышит звёздами Ван Гог.
1958.

[Aliskana]

Эта музыка для меня - чистейшее воплощение красоты.

[Irina]

Николай Гумилёв.

Волшебная скрипка.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

[Aliskana]

[Irina]

Ты, что бабочкой чёрной и белой,
Не по нашему дико и смело
И в моё залетела жильё,
Не колдуй надо мною, не делай
Горше горького сердце моё.

Чернота, окрылённая светом,
Та же чёрная верность обетам
И платок, ниспадающий с плеч.
А ещё в трепетании этом
Тот же яд и нерусская речь.
1946.



Из тени в свет перелетая,
Она сама и тень, и свет,
Где родилась она такая,
Почти лишённая примет?
Она летает, приседая,
Она, должно быть, из Китая,
Здесь на неё похожих нет,
Она из тех забытых лет,
Где капля малая лазори
Как море синее во взоре.

Она клянётся: навсегда!-
Не держит слова никогда,
Она едва до двух считает,
Не понимает ничего,
Из целой азбуки читает
Две гласных буквы -
А
и
О.
А имя бабочки - рисунок,
Нельзя произнести его,
И для чего ей быть в покое?
Она как зеркальце простое.
Пожалуйста, не улетай,
О госпожа моя, в Китай!
Не надо, не ищи Китая,
Из тени в свет перелетая.
Душа, зачем тебе Китай?
О госпожа моя цветная,
Пожалуйста, не улетай!
1945.

[Irina]

http://i063.radikal.ru/1108/ae/042d53f2306c.jpg

[Irina]

Каспар Давид Фридрих. Лебеди в камышах.

[Irina]

из сумрака

[Irina]

"......он говорит без красноречия, но с живостью непритворного чувства, особливо когда коснется до любимого его предмета, до природы…
В его картинах нет ничего мечтательного. Напротив, они привлекательны своею верностью, каждая возбуждает в душе воспоминания. Если находишь в них более того, что находят глаза, то лишь оттого, что живописец смотрел на природу не как артист, который ищет в ней только образца для кисти, а как человек, который в природе видит беспрестанно символ человеческой жизни".(В.А.Жуковский. Письма вел. кн. Александре Фёдоровне)

"Вчера были у Фридриха в atelier. Его слушали, а картины его смотрели с необыкновенным удовольствием. У него какая-то bonhomie, которая нравится, а в картинах его воображение романтическое. Он выражает в них обычно одну простую мысль или чувство, но неопределенное. Можно мечтать над его произведениями, но ясно понимать их нельзя, и в его душе они не ясны. Это мечтания, — сон, видения во сне и в ночи. В предметах природы часто избирает он самое простое положение, льдину, волнуемую в море; несколько деревьев, в долине растущих; окно его комнаты (из коего, впрочем, виды на Эльбу прелестные); задумавшийся над развалинами или над памятником рыцарь; монах, вдаль или в землю устранивший взор свой, — но все трогает душу, погружает в мечтательность, все говорит, хотя и неясно, но сильно воображению. Так и слова его: он сам говорит, что объяснить ни мысль, ни картины их изображающие, не может, а всякий пусть находит свое, т.е. свою мысль в чужом изображении..." (И.А.Тургенев. Хроника Русского.)

[Irina]

[Irina]

созерцающие луну

[Irina]

Лаврова Татьяна


ЗВУЧИТ ОРГАН




Звучит орган торжественно и ясно.
В старинной кирхе вновь звучит мотив.
Мелодия божественна, прекрасна…
Я замираю, голову склонив.

Стремится ввысь мелодия, под своды.
Я слушаю чудесный тот напев...
Седой Маэстро дарит гимн свободы,
Струну души до глубины задев.

Что это: Моцарт, Бах? Звук так прекрасен.
Соната, Реквием, звезды полёт?
Мир музыки огромен, чист и ясен.
Какая сила у обычных нот!

Мерцают свечи... Звуки тише стали...
Волшебной птицей музыка плывёт.
И замер где-то в ясной звёздной дали
Моей души возвышенный полёт!


ссылка: http://ti-poet.ru/stih.php?b=37413