красота

[Irina]

ускользает свет, и ускользает время.
Клод Моне. Руанский собор. цикл из 30 полотен в разное время суток.

оба варианта - утро. и ещё утро: рассвет и утреннее солнце (голубая башня)

[Irina]

недосказанность... смутность очертаний.... неясность.... то, что скользит сквозь работы импрессионистов... impression - изменчивое впечатление, настроение, невыразимое словами... и этот дух безмолвных слов несёт поэзия Арсения Тарковского.

***
Ничего на свете нет,
Чтобы стало мне родней,
Чем летучий детский бред
На пороге светлых дней.

У меня звенит в ушах,
Мир летит, но мне слышней
Слабый шелест, лёгкий шаг,
Голос тишины моей.

Я входил в стеклянный дом
С белой бабочкой в руке,
Говорил я на чужом,
Непонятном языке.

Бабочка лежит в снегу,
Память бедную томит,
Вспомнить слова не могу,
Только звон в ушах стоит.
1933 г.


японская танка или хокку - кратка, словно капля, отражающая мир.
Однако, если взглянуть на вышеприведённое стихотворение, то в нём каждое четверостишие может быть отдельным произведением и жить само по себе. Они тоже - словно капли, включающие миры, и вместе составляющие поток, в зависимости от настроения по-разному включаемый в мир читателя.

ещё задевает струны открытый конец, и в то же время ЯСНЫЙ. ясный в своей открытости, как многоточие....

***
Под сердцем травы тяжелеют росинки,
Ребёнок идёт босиком по тропинке,
Несёт землянику в открытой корзинке,
А я на него из окошка смотрю,
Как будто в корзинке несёт он зарю.

Когда бы ко мне побежала тропинка,
Когда бы в руке закачалась корзинка,
Не стал бы глядеть я на дом под горой,
Не стал бы завидовать доле другой,
Не стал бы совсем возвращаться домой.
1933 г.



9 строк - как 9 месяцев внутриутробного развития перед рождением. четверостишие и пятистишие - вместе - светлая тоска русской души по недостижимой ЯПОНИИ - по ВОСТОКУ, где рождается СОЛНЦЕ, по несбывшемуся, но сущему, словно замок Фата-Морганы.....

[Irina]

[Irina]

Мне опостылели слова, слова, слова,
Я больше не могу превозносить права
На речь разумную, когда всю ночь о крышу
В отрепьях, как вдова, колотится листва.
Оказывается, я просто плохо слышу
И не разборчива ночная речь вдовства.
Меж нами есть родство. Меж нами нет родства.
и если я твержу деревьям су3масшедшим,
Что у меня в росе по локоть рукава,
То, кроме стона, им ответить нечем.

Арсений Тарковский.

[Irina]

[Irina]

Листок

Снова листья легли на дорогу
И шуршат под ногами опять--
Так их в мире бесчисленно много,
Что никак их нельзя не топтать.

Мы спешим, мы красы их не ценим--
В жизни есть поважнее дела.
Но вчера на асфальте осеннем
Ты упавший листок подняла.

Как он вырезан точно и смело!
Как горит предзакатным огнем!
Ты на свет сквозь него поглядела--
Кровь и золото смешано в нем.

Может вызвать он гордость и зависть,
Драгоценностью вспыхнуть во мгле…
Как дивились бы, как изумлялись,
Если б был он один на земле.



Вадим Шефнер

[Tytgrom]

reWalls.com-56141.jpg

Если ты не против

[Irina]

The shades of night were falling fast,
As through an Alpine village passed
A youth, who bore, mid snow and ice,
A banner with a strange device,
Excelsior!

His brow was sad; his eye beneath
Flashed like a falchion from its sheath,
And like a silver clarion rung
The accents of that unknown tongue,
Excelsior!

In happy homes he saw the light
Of household fires gleam warm and bright;
Above, the spectral glaciers shone,
And from his lips escaped a groan,
Excelsior!

"Try not the Pass!" the old man said;
"Dark lowers the tempest overhead,
The roaring torrent is deep and wide!"
And loud that clarion voice replied,
Excelsior!

"O stay," the maiden said, "and rest
Thy weary head upon this breast!"
A tear stood in his bright blue eye,
But still he answered, with a sigh,
Excelsior!

"Beware the pine-tree's withered branch!
Beware the auful avalanche!"
This was the peasant's last Goodnight,
A voice replied, far up the height,
Excelsior!

At break of day, as havenward,
The pious monks of Saint Bernard
Uttered the oft-repeated prayer,
A voice cried through the startled air,
Excelsior!

A traveler, by the faithful hound,
Half-buried in the snow was found,
Still grasping in his hand of ice
That banner with a strange device,
Excelsior!

There in the twilight cold and gray,
Lifeless, but beautiful, he lay,
And from the sky, serene and far,
A voice fell, like a falling star,
Excelsior!

Тропой альпийской в снег и мрак
Шел юноша, державший стяг.
И стяг в ночи сиял, как днем,
И странный был девиз на нем:
Excelsior!

Был грустен взор его и строг,
Глаза сверкали, как клинок,
И, как серебряный гобой,
Звучал язык для всех чужой:
Excelsior!

Горели в окнах огоньки,
К уюту звали очаги,
Но льды под небом видел он,
И вновь звучало, словно стон:
Excelsior!

"Куда? - в селе сказал старик. -
Там вихрь и стужа, там ледник,
Пред ним, широк, бежит поток".
Но был ответ, как звонкий рог:
Excelsior!

Сказала девушка: "Приди!
Усни, припав, к моей груди!"
В глазах был синий, влажный свет,
Но вздохом прозвучал ответ:
Excelsior!

"Не подходи к сухой сосне!
Страшись лавины в вышине!" -
Прощаясь, крикнул селянин.
Но был ответ ему один:
Excelsior!

На Сен-Бернардский перевал
Он в час заутрени попал,
И хор монахов смолк на миг,
Когда в их гимн ворвался крик:
Excelsior!

Но труп, навеки вмерзший в лед,
Нашла собака через год,
Рука сжимала стяг, застыв,
И тот же был на нем призыв:
Excelsior!

Меж ледяных бездушных скал
Прекрасный, мертвый он лежал,
А с неба, в мир камней и льда
Неслось, как падает звезда:
Excelsior!


Перевод В. Левика




вот ведь неуловимость для перевода. когда звучание непереводимо.

[Irina]

[Irina]

(Хокусай)

Охотника долгий путь.
Сегодня к звезде Ткачихе
Я попрошусь на ночлег.
В скитаньях моих непременно
Пришел я к Небесной реке.
(Аривара Нарихара)