06.02.2012, 15:58 | #1 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Сказки
Переношу свои сказки сюда.
Два дерева Сейчас на этой равнине растет лес. А когда-то она была пустынной, и росло на ней всего лишь два дерева. Они были одного возраста. Они росли на одной земле, их поливал один дождь, их согревало одно солнце. И однако… Одно стало родоначальником могучего леса. А другое засохло. Почему же так случилось? Когда-то оба дерева были семечками. Сами они проникли в землю, или кто-то им помог – теперь уже не узнать. Да они и не спрашивали, а просто пустили корни и позволили земле и воде их питать. Корни росли и крепли. Они были едины с землей и друг другом. С каждым днем их становилось все больше. И если какой-то отросток чах и отмирал (или его отгрызали кроты) – на его месте появлялся новый. Корни это знали, поэтому особо не волновались. Они убедились: незаменимых не существует. И так было до тех пор, пока не появился ствол… Вернее, два ствола. Вернее, не ствола, а тоненьких росточка, робко пробившихся из-под земли наверх. Сначала корни были довольны. Они были уверены: там, наверху, больше воды и пищи, и ствол вернется с добычей. Но время шло, а стволы и не думали возвращаться – ни тот, ни другой. Они росли и крепли, питаясь тем, что получали от корней – и ничего не давали взамен. Первые корни возмутились.»Мы его кормили, поили, помогали пробиться, а этот эгоист живет себе наверху припеваючи и знай себе потребляет то, что мы с таким трудом добываем! Он что себе вообразил? Незаменимых не существует – на его месте вырастет другой!» И они перестали питать ствол, и он стал хиреть и чахнуть, и первый же налетевший порыв ветра сломал его в тот самый миг, когда на его тоненькой веточке начали набухать первые почки. Вторые корни были добрее. «Пусть поживет в свое удовольствие, – рассудили они. – Все-таки наш отросток…Кто знает,каково ему там одному?» И они продолжали питать ствол, не требуя ничего взамен. И он наполнялся силой, и на нем появлялись новые ветки. А когда налетел ветер, он качнулся, но устоял. А когда на ветвях распустились листья – корни этого не видели, но почувствовали, что к ним неведомо откуда приходят новые, свежие силы. «Это он! – радостно закричали они.- Не зря мы ждали так долго!» А вслед за листьями на дереве выросли цветы, и прилетели пчелы и бабочки и птицы. Осенью цветы стали плодами, и ветер разнес их семена по всей округе. Вот так лес и вырос. А первое дерево стало для него удобрением. Несправедливо? Возможно. Как бы то ни было, про него все давно забыли. А на старом, могучем Лесном Царе свила гнездо певчая птица,прилетевшая из дальних стран. По ночам она поет песни своей родины – о волшебном царстве, где деревья растут с небес на землю, и то, что было корнями, становится кроной.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
22.02.2012, 03:28 | #2 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Саламандра
Глава 1
ОН Он любил играть в кубики. Когда родители впервые подарили ему набор кубиков – пластиковых, разноцветных и легких – он забросил всех мишек, погремушки и мячики и начал строить ограды, башни и лабиринты. Когда он немного вырос, кубики стали слишком легкими, а сооружения из них – непрочными. Он начал искать что-то поосновательнее. И когда обнаружил в чулане коробку старинных деревянных кубиков, хранившихся в память о дедушке, – испытал то же чувство, что юный воин, когда ему вручают фамильный меч и щит. Вот только дедушки не было в живых, и некому было посвятить его в кубикостроители. Отец был летчиком, и дома бывал редко. После нескольких попыток приобщить сына к спорту он махнул рукой и оставил его в покое, пообещав себе когда-нибудь взять его с собой на парашютную вышку. Бабушке тоже было не до кубиков. Ее царством была кухня, и ее пирожкам не было равных ни в одном из ближних и дальних царств. Порой, глядя на склонившегося над кубиками внука, она вздыхала «Совсем исхудал!» и приносила ему огромное блюдо пирожков, которые он быстро съедал, обдумывая очередную идею лабиринта. Бабушка снова вздыхала, но не обижалась, – она была великодушной царицей. С мамой было сложнее. В ее царстве хранились разноцветные ткани, пряжа и пуговицы – в ее руках все это превращалось в платья, рубашки, свитера, шапочки – они так же радовали взор, как бабушкины пирожки – вкус. И когда она видела, как ее сын ползает среди кубиков в новой шелковой рубашке, которую она сшила для него в честь ОСОБЕННОГО праздника, и ее локти уже продраны, а воротничок взлохмачен, – она чувствовала боль за своих подданных, с которыми обращаются так жестоко. Ибо она была не только мамой, но и королевой своей разноцветной страны, и ткани были для нее – как живые. Утешением служила для нее дочь – пока еще принцесса, она уже готовилась к роли королевы танцев. Она занималась в студии и готова была танцевать днем и ночью с тем же упоением, с каким ее брат складывал кубики. Квартира явно была тесной для нее – порой она сметала на пути и башни брата, и бабушкины подносы с пирожками, заявляя в оправдание,что от них толстеют. Лишь в мамино царство она входила тихо и трепетно – мама шила ей костюмы для танцев, и лишь во время примерки она готова была стоять спокойно. Став постарше, она решила привести цвет губ, ногтей и волос в соответствие с цветами платья. Больше всего ей шли зеленые, синие и лиловые тона – и бабушка порой нервно вздрагивала, увидев свою внучку с зелеными губами и ногтями, цвет которых напоминал о русалках, резвящихся в море при лунном свете. Мама была снисходительней – она знала, что переходный возраст рано или поздно кончается, а хороший вкус – дело наживное. Можно сказать, что нашему герою повезло – не всем доводиться родиться в королевском семействе. Но он чувствовал себя не слишком счастливым – ему с кубиками не хватало места, и порой он казался себе лишним. И когда сестра опять смела новой юбкой его любовно построенную башню, он решил перебраться во двор. Во дворе тоже приходилось несладко другие дети просили: «Дай поиграть!» – и он чувствовал себя как Артур, у которого кто-то просил Эскалибур, чтобы разделать оленью тушу. Вскоре все поняли, что он – жадина и задавака и обращали а него внимание только чтобы подразниться. Но двор был большой, и укромных закоулков там хватало. И вот как-то раз, когда он, спрятавшись между сараем и зарослями кустов, складывал особенно хитроумную башню, – он почувствовал, что на него кто-то смотрит. «Почему меня не оставят в покое?» – подумал он. И, словно в ответ на свою мысль, услышал: «Лучше положить этот кубик правее». «Какой кубик?»- машинально просил он, и девочка, ничуть не похожая на его сестру- на ней были джинсы, футболка и спортивные тапочки – опустилась рядом с ним в траву и показала: «Вот этот. А вон тот – сверху». Что почувствовал Робинзон, когда встретил Пятницу? Кто знает – тот поймет, кто не знает – тому не объяснить. Она поняла его замысел. Сразу. На следующий день она снова пришла, и наблюдала за его работой, иногда высказывая свои соображения – к некоторым он прислушивался, от некоторых отмахивался. Так продолжалось много дней подряд, и он привык, что рядом с ним есть ТА, КТО ПОНИМАЕТ. Иногда она пыталась сама передвинуть кубик, но быстро почувствовала, что ему это не нравится, и стала обходиться словами. И это ему понравилось еще больше. Вскоре она стала для него чем-то вроде еще одного кубика – но только говорящего. И когда она однажды пришла позже, чем обычно, он проворчал, что она опоздала на два часа. Она ничего не ответила. В этот день она почти не смотрела на кубики и думала о чем-то своем. На следующий день она не пришла, и еще один день, и еще. Лишь на четвертый день она появилась. И сказала, что пришла попрощаться – они переезжают на другой конец города, у нее очень мало времени, машина вот-вот придет. Нет, искать ее не надо и приходить в гости тоже – она больше не хочет сидеть и наблюдать, как он играет в кубики. Она вообще больше не может их видеть – они все одинаковые, холодные, бесцветные и неживые. «И колючие» – добавила она и быстро отвернулась, а затем, по-прежнему отвернувшись, добавила ненатурально спокойным голосом:»Ну, я пошла. Пока». Когда она ушла – быстро-быстро, не оборачиваясь – он понял, что в ней было не так: вместо джинсов, футболки и спортивных тапочек на ней было платье и и туфли на высоких каблучках. Наверное, она все-таки была похожа на его сестру – только платье на ней было ярко-красным, и это напоминало не о русалках, а о саламандрах. Так бы сказала мама – когда они с сестрой были маленькими, мама читала им сказки о троллях, гномах и прочих сказочных существах. Он слушал невнимательно – ему это было неинтересно и отнимало время. Но сейчас он почему-то вспомнил про Саламандру, которую можно увидеть в огне, если смотреть туда долго-долго. Похоже, она была не только саламандрой, но и ведьмой – потому что внезапно кубики стали колючими. Или они всегда немножко кололись, а он этого не замечал? Играть больше не хотелось – наверное, потому, что начал накрапывать дождик. Он собрал кубики в коробку – тщательнее, чем обычно – и пошел домой, твердо решив выбросить из головы и вредную девчонку, и ее дурацкое огненное платье. Но на следующий день пошел дождь, и никак не мог остановиться. Видимо, слишком много воды накопилось в небесах после долгой засухи. И к своему ужасу, он понял, что его это даже радует – не нужно никуда идти, не нужно строить башен, зная, что никто не скажет: «Поставь этот кубик правее».»Одинаковые, – медленно повторял он. – Неживые». И внезапно он представил себе, как он бросает их в огонь. Дедушка вышел из чулана и одобрительно кивнул: «Хорошее дерево, сухое!» – шагнул в огонь и поманил его: «Иди сюда!» Он сделал шаг – и саламандра протянула к нему ногти цвета платья – они были колючими и пахли чем-то незнакомым и дурманящим. Он услышал издали слово «мандрагора» – прежде, чем его охватило пламя. ……………………………………………………………………………………………….. Когда огонь потух, он открыл глаза, чувствуя озноб и слабость. Он не знал, долго ли был с мертвецами и саламандрами – в их мире время текло иначе. Но, взглянув в окно,он увидел, что на черных ветках деревьев лежат первые, робкие пушинки белого снега. Ему захотелось горячего чаю, и, медленно встав с постели, он отправился на кухню. Бабушки не было – она ушла в магазин. Никого не было, в квартире было странно и непривычно пусто и тихо. Можно было сколько угодно складывать кубики, но он не мог их найти – наверное, их все-таки спрятали в чулан. Впрочем, он не очень-то искал. Сейчас ему больше всего хотелось согреться. Сидя на кухне и чувствуя, как с каждым глотком в него проникает тепло – не тот алый огненный жар,а темно-золотистое тепло воды – он заметил кастрюлю с тестом: бабушка приготовилась печь пирожки, а пока оставила тесто всходить. Он смотрел на то, чему вскоре предстояло стать пирожками, и ни с того ни с сего подумал: «А если бы кубики были разными и живыми?» Откуда взялась эта бредовая мысль? Может быть, тесто показалось ему живым – оно росло и казалось, что оно дышит. Мысленно назвав себя полным идиотом, он подошел к кастрюле, взял кусочек теста и попытался вылепить из него кубик. Ничего не получалось – кубик расползался и терял форму. И тогда он скатал шарик. «Не колючий» -сказал он вслух. Но пока еще бесцветный. Пробравшись в комнату сестры, он взял у нее несколько бутылочек лака – розовых, зеленых, голубых. Красного он брать не стал. Нарисовав шарику лицо, он пошел в мамину комнату, взял несколько клубочков шерсти и сделал шарику шевелюру, а заодно и колпак. С этого момента его заинтересовала лепка. Будучи юношей основательным, он изучил все свойства соленого теста, глины, пластики и даже искусственного фарфора. Он научился лепить фигурки и даже шить для них одежду. Они были гладкими, округлыми и разнообразными – но пока еще не были живыми. Тем временем пришла весна. И когда сестра влетела в его комнату и решительно сказала, что родной брат просто обязан пойти с ней на гала-представление в парке и посмотреть, как она будет танцевать что-то совсем особенное – он согласился. Может быть, надеялся встретить ЕЕ? Когда они пришли на концерт, он почувствовал: ЕЕ здесь нет. «Все правильно – сказал он вслух. – Они еще не живые». Сестра унеслась танцевать свой особенный танец, а он услышал звуки фламенко – они доносились не со сцены, а звучали совсем рядом. Обернувшись, он увидел человека в разноцветной одежде, с седыми волосами и веселыми озорными глазами. Человек одной рукой держал флейту, а другой – маленького гитариста в огромном сомбреро. От его головы, рук и ног тянулись веревочки, и кукловод перебирал их так же изящно и стремительно, как его подопечный – струны своей гитары. К лету наш герой все знал о марионетках – пальчиковых, веревочных, наручных, тряпичных, фарфоровых и деревянных. Особенно заинтересовал его театр теней – тени бумажных фигурок ничуть не отличались от теней людей и животных. Он вырезал из бумаги свой профиль, и долго наблюдал в зеркале, как их тени смотрят друг на друга. Вот теперь пришла пора найти ЕЕ – просто чтобы сказать, что она ничего не поняла ни в нем, ни в кубиках. Но где ее искать – он не знал. Только чувствовал, что в этом городе ее уже нет. И когда отец вернулся домой из рейса, он попросил поднять его в небо, чтобы посмотреть на мир сверху и увидеть ТО САМОЕ МЕСТО. Отец уже не водил авиалайнеры – он стал летчиком у своего друга, который занимался нефтью, или цветными металлами, или фондовым рынком, а когда у него выдавался свободный день, летал на сафари, или на фьорды, или на коралловые рифы. Банки лихорадило – надвигался кризис, и другу было не до полетов. А летчику зас иживаться на земле не следует. И вскоре отец с сыном уже были в воздухе. Мальчик внимательно смотрел вниз на проплывающие города, и ничто не откликалось в нем. И вдруг он увидел башенку – ее форма что-то напоминала ему. И он вспомнил, что именно такую башенку он строил в тот день, когда услышал голос: «Подвинь этот кубик правее». Вернувшись на землю, он собрал марионеток и отправился в город с башенкой. Там он сел на площади, достал актеров и начал представление. Люди собирались вокруг и глядели на него – совсем как во дворе, когда он в первый раз вынес туда кубики. И снова они смеялись. Но теперь он смеялся вместе с ними. Глава 2 ОНА Ее родители были минималистами. Они любили чистоту и пустые пространства. Мама была врачом, и ее идеалом была стерильность и белый цвет. Стены в их квартире были белыми, пол – серовато-голубым. Папа был программистом, и ему нравилась эта гамма – наверное, потому, что прекрасно гармонировала с цветом компьютера. А ей казалось, что она живет в пустой коробке – холодной, колючей и чужой. В детстве она пыталась рисовать на белой штукатурке, но ей строго-настрого запретили пачкать стены. Так ей и не удалось сделать дом своим. И она стала мечтать о том, какой дом будет у нее, когда она вырастет, – похожий на сказочный дворец с башнями, витражами и большим, чуть запущенным парком. Родителям она об этом не рассказывала. Царство отца находилось по ту сторону монитора – там он был правителем, магом и чудотворцем. По эту сторону он чувствовал себя неуютно – люди явно были неправильными, словно в них кто-то запустил вирусы, от которых не было антивирусов. Наверное, с мамой их объединяла именно ненависть к вирусам. Мама спасала от них людей, папа – компьютеры. А она любила лес, в котором никогда не бывала. Наверняка там было много-много вирусов, но это ее почему-то не пугало. Рядом с их башней из стекла и бетона еще сохранились кой-какие островки, до которых не добиралась модернизация, – старые домики с огромными дворами, в которых стояли сараи и буйно рос кустарник. Она облюбовала один из таких дворов – там были укромные уголки, где можно было ходить босиком по земле и прятаться в траве. Кроме леса, она любила театр. Когда в школе их повели на спектакль в новый экспериментальный театр-студию, она с первой же минут поняла: вот ее дворец! Режиссер приглашал детей приходить на прослушивание, и ее подруга, неизменная двоечница по математике и отличница по выразительному чтению стихов – немедленно откликнулась и позвала ее с собой. Она пошла просто за компанию – мысль о том, чтоб громко выступать перед публикой, бросала ее в дрожь. В ее доме слишком ценили тишину, и она привыкла молчать. Но, видимо, режиссер что-то увидел в ее глазах и сказал: «Приходи, когда хочешь». И она стала приходить – сначала просто молча сидеть за кулисами, вдыхая их запах, а потом она осмелилась иногда принимать участие в массовке. Незаметно она запомнила множество текстов, и порой шепотом повторяла вслед за ведущими актрисами монолог Джульетты или песенки Алисы. Она уже собиралась попроситься на роль суфлера – но тут наступила катастрофа. Спонсор театра чем-то провинился перед государством – то ли намухлевал с налогами, то ли что-то еще – и его посадили в тюрьму. Он был известным человеком – о нем писали в газетах и рассказывали в школе. Учителя называли его бандитом и мошенником, разворовавшим страну. Они с подругой молчали – их театр заканчивался. Подруга вскоре перешла в другую школу – с театральной студией и минимумом математики. А режиссер нашел другого спонсора, и театр начал готовиться к переезду – меценат желал, чтобы подопечные перебрались к нему поближе. Часть реквизита они не стали брать с собой – костюмы и декорации к спектаклям, которые уже сошли с репертуара. Режиссер предложил юным студийцам забрать, кто что захочет. Она выбрала красное платье. Оно было похоже на огненный цветок, и в нем она чувствовала себя настоящей принцессой. Заодно она выбрала еще и туфельки, такие же красные и усыпанные драгоценностями, и золотой ободок с красным камнем, похожий на корону. Дома она спрятала это до тех времен, когда у нее появится дворец. А пока она носила то, что покупали родители, – серо-голубые джинсы и белую футболку. Театр уехал, и у нее остался только сад. Она приходила туда и забиралась в полуоткрытый сарай – запах дерева напоминал ей о кулисах, и она представляла себе, как сарай превращается во дворец. Наверное, ей следовало бы забрать побольше реквизита – хотя бы то чудесное кресло, похожее на трон… Но сарай был чужим, в нем хранились доски и всякий хлам, и трону здесь не было места. Как-то раз она услышала шорох и поняла, что кто-то еще пришел в это место. Она испугалась: вдруг хозяева? Осторожно выглянув, она увидела мальчика, сидящего на земле и складывающего из кубиков что-то, похожее на башню дворца. Она тихо вышла из укрытия и приблизилась к нему. Он ее не замечал – увлеченно складывая кубки, он пытался уравновесить левую башню. Она некоторое время стояла рядом с ним, а потом поняла, в чем дело – земля была неровной, и верхний кубик не мог удержаться на наклонной плоскости. И, превозмогая робость, она сказала: «Подвинь этот кубик правее». О чем она думала, сидя рядом с ним и наблюдая за строительством? О том, как она расскажет ему о своем дворце, и они будут строить вместе. А когда достроят – она придет туда в своем королевском наряде, таком же ярким, как его разноцветная рубашка – она была удивительно красивой, хоть и была кое-где продрана и испачкана землей. Наверное, у него их много, и это одна и самых простых и будничных. Что же он наденет, когда дворец будет готов? Но дни шли за днями, а он не позволял ей прикасаться к кубикам. Он терпел ее присутствие – и только. Так же вел себя отец, когда она заходила к нему в его компьютерное царство – она должна была сидеть тихо и ничего не трогать. И когда лето подошло к концу, она поняла, что в ней просыпается что-то неведомое прежде и страшное. Такое было с ней лишь один раз – она разбила коленку и прибежала к отцу. Не отрываясь от монитора, он бросил: «Подожди, скоро мама придет и перевяжет». Тогда ей захотелось взять палку и ударить по экрану изо всех сил. И сейчас ей все чаще хотелось того же – ударом ноги разрушить дворец, в котором ей не было места. Это испугало ее, и она решила, что больше не придет. Но уйдет она как принцесса – в красном платье и драгоценных туфельках. Лишь корону сохранит до лучших времен. Но увы – кажется, он даже не заметил ее королевского величия. Во всяком случае, он ничего не сказал. Она соврала ему, что уезжает, и ушла не оглядываясь, чтобы он не увидел, как она плачет. Три дня она сидела дома. А потом, ругая себя за слабость, почувствовала, что ноги снова несут ее туда. «Я иду не к нему, – твердила она, – а в СВОЕ место. Это и мое место, а не только его». Шел дождь, но она его не замечала. Когда она пришла, сарай стоял на месте, а ЕГО не было. Она вздохнула и почувствовала одновременно тоску и облегчение. «И правильно, – сказала она. – Нечего ему тут делать, рядом с моим дворцом». Ей стало холодно, и она уже собралась уходить. Но тут она заметила, что в кустах притаился дрожащий щенок – видимо, он заблудился и не мог найти дорогу домой. Она подошла к нему, и он с жалобным визгом начал тереться об нее. «Подожди, – сказала она, – сейчас мы согреемся». Домой идти не хотелось, и они со щенком сбегали к ближайшему ларьку и купили спички. А затем она достала из сарая доски – чужие доски! – и развела костер. Сидя рядом со щенком возле огня, она подумала, что для первого раза у нее получилось неплохо. Когда они вернулись домой, она заявила с порога неизвестно откуда взявшимся громким голосом: «Он будет жить здесь!» Она ждала слов о грязи, но вместо этого мама сказала то, что было гораздо страшнее: «Он в ошейнике. Значит, домашний, и хозяева его ищут. Его нужно вернуть». Она расклеила объявления на окрестных столбах. Но никто не откликнулся – лил дождь и смывал их. А через неделю папа сообщил, что подписал контракт с какой-то серьезной фирмой, и теперь они переедут в небольшой городок, построенный специально для ученых, – там они будут жить в коттедже среди соснового леса, а платить ему будут в три раза больше, чем сейчас. Наверное, она и вправду была ведьмой, только по неопытности слегка переборщила – они переезжали не на другой конец города, а на другой конец страны. Щенок отправился с ними – в коттедже для него было достаточно места. А в новой школе она сразу же записалась в туристскую секцию, и на следующее лето вместе с одноклассниками и подросшим псом отправились в поход по окрестным лесам. Когда после первого дня перехода они поставили палатки и расположились вокруг костра, инструктор достал гитару и начал петь. Некоторые песни ей были знакомы – она слышала их в театре. И она начала подпевать – сначала шепотом, а потом и громче, вместе с остальными. И сама не заметила, как ее голос вырос, расширился и заполнил все пространство, то сплетаясь с голосом певца, то отходя от него на точно рассчитанное расстояние – не слишком близко, не слишком далеко, словно в изящном и замысловатом рисунке танца. И постепенно все затихли, слушая этот танец голосов. И когда песня закончилась, ей сказали, что она классно поет, и попросили еще. И здесь, в лесу, глядя в огонь, она запела то, что когда-то повторяла шепотом вслед за подругой: «Ты – как отзвук забытого гимна В моей черной и дикой судьбе…» Мелодия словно рождалась сама – простая и незамысловатая, она послушно следовала за словами, словно лодка по бурной и глубокой реке – такой, вдоль которой они шли весь день. К концу похода она освоила целых семь аккордов – немного, но достаточно, чтобы держать ритм, не давая лодке сойти с курса. Позже этот бесхитростный и прочный ствол оброс многочисленными ветвями из флажолетов, мелиссов, глиссандо и тремоло, а классические аккорды легко и непринужденно сменялись джазовыми, превращая скольжение лодки во что-то наподобие балета на воде. Из красного платья она уже выросла, да и цвет стал ее раздражать. Теперь она выступала в платье, переливающимся темным золотом и старинным вином. И оказалось, что корона шла к нему гораздо больше – камень словно ждал именно такого оттенка, чтобы засиять своим истинным цветом. Родители постепенно свыклись с мыслью о том, что их дочь – восходящая звезда. Отец даже предложил ей создать собственную страницу в интернете и выкладывать туда песни. Она решила посмотреть, как выглядят другие похожие страницы. И, блуждая по бескрайним просторам сети, увидела объявление, что в городе Р. скоро состоится фестиваль искусств с карнавалом и фестивалем театров. В списке участников был и ЕЕ театр – видимо, новый спонсор был осторожнее и не позволял себе рискованных игр с властями. А на фотографии города она увидела замок, и его башни что-то ей напомнили. Она сидела и вспоминала, где она раньше могла видеть эту башню, и вдруг услышала свой голос: «Поставь этот кубик правее». И внезапно ее грудь сдавило, а сердце словно укололо тупой, но все еще острой иглой. Добавив страницу в закладки, она быстро встала из-за компьютера, взяла гитару и ушла в лес. Там, сидя у костра и перебирая струны, она позволила этой игле петь – сначала тихо, а потом все громче. В ее песне было и то давнее лето, проведенное между сараем и башней, и огненное платье, которое ОН так и не заметил, и дрожащий щенок под мокрым кустом, и первый огонь, который она зажгла, чтобы согреться под бесконечным промозглым дождем. Игла пела все громче, превращаясь в копье, жезл, дерево, на нем расцветали и опадали золотые цветы, и наконец они слились в драгоценный искрящийся кристалл, в котором она увидела то, чего пока не могла понять, и о чем еще не могла спеть. И когда она вернулась домой, она сложила в сумку свое злато-винное платье и корону, взяла гитару и отправилась в аэропорт. Глава 3 КАРНАВАЛ Казалось, весь город был охвачен веселым карнавальным безумием – даже старики достали из запыленных сундуков наряды своей юности, а коляски младенцев были украшены гирляндами,лентами и воздушными шарами. Всюду звучала музыка, такая заразительная, что прохожие пускались в пляс, забыв про дела. Впрочем, кажется, в эти дни карнавал стал единственным делом. Ходили слухи, что спонсор этого грандиозного шоу бродит по улицам переодетый, наподобие Гаруна аль-Рашида. И это придавало действу дополнительную загадочность и шарм. Она потанцевала вместе со средневековыми монахами и выпила вина, с улыбкой поданного eй звездочетом в остроконечном колпаке. Но она не забывала про свою главную цель – найти башню. Это оказалось несложно – замок стоял на холме, и его было видно отовсюду. На площади возле замка среди продавцов подогретого вина, украшений и бесчисленных сувениров расположились художники и музыканты. Бродя между ними, она пыталась услышать мелодию ТОЙ, еще неведомой песни. «Холодно,холодно, теплее» – шептала она. И тогда услышала звуки фламенко. Они чем-то отличались от прочих – в них было что-то ненатуральное, что-то механическое, хоть и радостное. Пожав плечами, она подумала: «запись» – и уже собралась уходить, чтобы купить глинтвейна с немыслимо пахнущим рогаликом – и вдруг почувствовала: горячо. Приблизившись к источнику звука, она увидела маленького гитариста на ниточках, и с улыбкой подумала о своем поспешном суждении: его автор создал подлинный шедевр, перед которым меркла бесхитростная синтетическая музыка. А когда рядом с ним оказалась томная испанка в кружевной мантилье, обмахивающаяся веером, она и вовсе остолбенела от восхищения. Ей захотелось увидеть создателя этого чуда. Она подняла глаза – и замерла. Он сидел на земле, только вместо травы у него был пестрый коврик. «Этого не может быть» – пронеслось у нее в голове. Но в груди становилось все жарче, и бывшая игла, ставшая кристаллом, разгоралась немыслимым светом. «Спокойнее,- подмигнул кристалл, – только не спугни». И, некоторое время постояв молча, она начала подпевать, вторя мелодии фламенко, – сначала тихонько, а потом все громче. Он ее услышал и тоже поднял глаза. Она допела песню и замолчала. Он встал, и некоторое время смотрел на нее. Тысячу раз произнесенная мысленно фраза: «Теперь мои кубики разные и живые» – куда-то спряталась. Наверное, перебежала к ней, потому что она наконец спросила: - Теперь ты играешь в такие кубики? - Да, – ответил он, радуясь, что она сказала за него,- теперь я играю в такие кубики. Кажется, они будут получше прежних. Дети, собравшиеся на представление, недовольно зашумели. Он оглянулся на них и виновато произнес: - Пожалуйста, не уходи. Мне надо очень много тебе сказать. Но сначала я должен закончить спектакль, иначе дети будут сердиться. - Кажется, в этом городе нет никого, кроме детей, – весело откликнулась она.- И сердить их уж точно не стоит. Сегодня они получат кое-что сверх программы.Твоей красавице явно не хватает голоса. И произнеся это, она почувствовала, чего все время не хватало ей самой, – того, что она так и не посмела взять в ЕЕ театре. И когда началась песня, ее пела уже не она, а гордая красавица в мантилье, с веером и розой. Ей хотелось спрятаться за ширму, чтобы зрители видели лишь ту, в кого она перевоплотилась,- но ширмы не было. Пока еще не было, и она стояла у всех на виду, словно царевна-лягушка, у которой преждевременно сожгли шкурку. Странное ощущение – ни в лесу, не на сцене она такого не чувствовала. Но теперь рождалось что-то новое, и оно требовало занавеса, уединения и тайны. Когда спектакль был сыгран, и актеры собраны, они пошли к нему, в маленький домик – уже не сарай, еще не дворец. Они шли молча, а когда оказались внутри, он спросил то, что хотел спросить на самом деле: - Ты можешь меня простить? - Тебе не за что просить прощения, – мгновенно откликнулась она.- Это были твои кубики. Теперь, когда у меня есть свои, я тебя очень хорошо понимаю. - Мои кубики были безголосыми, – медленно проговорил он.- Я этого раньше не понимал, сегодня понял. - Теперь у них будет голос,- пообещала она. – Может быть, даже слишком громкий. На следующий день он наконец закончил куклу, которая никак ему не давалась – танцующую женщину на морской глади. А вечером они пошли в ЕЕ театр, и она спросила режиссера, не найдется ли у них лишнего реквизита для двух бедных артистов, начинающих карьеру с нуля. Через месяц в городе открылся театр марионеток. У него пока не было названия, но над входом красовался разноцветный кристалл, в котором можно было разглядеть множество кубиков. А в самом сердце кристалла жила саламандра.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
23.02.2012, 04:18 | #3 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Сказка про овечку
В далекой северной стране жили-были муж и жена. У них не было детей - только овцы. Жена заботилась о них, словно о детях,- они давали шерсть и молоко. Особенно любила жена одну овечку - белую, словно снег, покрывавший поля, и лес, и реку почти весь год. Она называла ее своей милой девочкой, чистила, гладила, и расчесывала ее длинную пушистую шерсть, нежную, словно шелк. А потом пряла эту шерсть и вязала из нее чудесные теплые белоснежные свитера, носки, шапочки и прочую теплую одежду, такую нужную долгой холодной зимой.
Как-то раз ей приснился сон. В этом сне она вязала из белоснежной шерсти не одежду, а куколку. Сначала она не обратила внимания на этот сон. Но когда он приснился ей снова и снова, она рассказала о нем мужу. И он посоветовал ей совершить наяву то, что она увидела во сне: вязать куколку. Ей было нелегко решиться на такой расход: она была женщиной хозяйственной и практичной и не любила тратить зря время и средства. Но муж уговорил ей, и она начала вязать куколку - сначала неохотно, а потом увлеклась. Куколка получилась большая, красивая и белоснежная. Но что толку? Это ведь была кукла, а не ребенок. А через несколько дней муж тоже увидел сон. Ему приснилась далекая жаркая страна, покрытая буйным и густым тропическим лесом. А посреди леса была поляна, на которой росли два цветка - черный и красный. На следующий день муж пошел на охоту и вернулся только через неделю. Он принес тушу медведя, и лося, и много-много дичи и сказал жене, что этого ей хватит надолго - до той поры, пока он не вернется. Затем он взял куколку и отправился в путь. Жена не спорила с ним - она знала, что если он что-то задумал, его не переупрямить. Но когда она стояла на пороге, глядя вслед мужу, уходящему куколкой в руках неведомо куда, в ней шевельнулось что-то вроде ненависти - к кому? К себе, за то, что рассказала ему свой дурацкий сон, а потом согласилась прясть эту чертову куклу? «Он даже не позвал меня с собой» - внезапно подумала она, хотя прекрасно знала, что никуда бы не пошла: кто будет ухаживать за овцами? Она некстати вспомнила, как они впервые встретились на празднике весны: тогда она могла плясать всю ночь, ничуть не устав… а как лихо она прыгала через весенний костер! Она была совсем юной - моложе него… Как же случилось, что сейчас она чувствует себя чуть ли не его матерью? Сколько лет прошло с тех пор… «Это потому, что Господь не послал нам детей» - произнесла она вслух и медленно пошла в хлев. Овечка подняла голову и внимательно посмотрела на нее. Женщина присела рядом с овечкой на корточки и прижала к ней ладони, чувствуя, как они все глубже погружаются в шерсть - нежную и пушистую на поверхности, густую и упругую возле корней. «Пойдем со мной, девочка» - сказала она и повела овечку в дом. Там она зажгла очаг. Овечка легла на пол, и женщина пристроилась рядом ней. И так они вместе смотрели в огонь. А муж тем временем шел все дальше на юг. Одну за другой он сбрасывал свои теплые одежды - начала шубу из волка, которого он подстрелил когда-то, потом свитер из шерсти, связанный женой. Он поменял их на ишака - в этой местности их было много, и они почти ничего не стоили, а хороший мех, отделанный кожей, был редкостью. Солнышко грело все жарче, растительность - все пышнее, цветы - все ярче. Ишак попался умный - казалось, он сам знает, куда надо идти И когда муж увидел лес, который когда-то ему приснился, он почти не удивился. Оставалось лишь найти поляну. Однако лес был густым, и ишак заупрямился. То ли он боялся зарослей, то ли просто не отел через них продираться. Пришлось отпустить его и идти пешком. Мужчина был охотником и привык ориентироваться в лесу. Но в таком лесу он еще никогда не бывал, поэтому остановился в задумчивости. Поймав на себе чей-то взгляд, он обернулся и увидел косулю. Его рука невольно потянулась за луком, но тут же остановилась. Он почувствовал: стрелять нельзя. Косуля поняла его. Повернувшись к нему спиной, она медленно пошла по еле заметной тропинке, и он без колебаний последовал за ней. И вскоре он пришли на поляну. Уже смеркалось, но он увидел черный и красный цветы, подошел к ним, положил куклу между ними, прилег рядом и заснул. Наутро он обнаружил, что цветы осыпали куклу пыльцой. Ее глаза и волосы почернели, а щеки и губы порозовели. Присмотревшись, он обнаружил, что белоснежное тело приобрело нежно-розовый оттенок - словно наполнились вежей живой кровью. «Ничего себе» - произнес он вслух. И тут взошло солнце, и его жаркие лучи упали на куклу. Из бледно-розовой она на глазах превратилась в золотисто-медовую. Ее щеки и губы стали еще ярче, глаза распахнулись… И вот она уже подняла голову и сказала: «Солнышко!». А затем: «Папа». Ошеломленный и счастливый, он подбежал к ней… и увидел, что она обращается к черному цветку. А затем она повернулась к красному и сказала: «Мама». Выйдя из лесу, он обнаружил ишака - тот мирно пасся, словно ждал хозяина. Это его обрадовало. Больше радоваться было особо нечему - с той минуты, как он вытащил девочку-бывшую-куклу из-под цветов и унес, она плакала навзрыд. Он даже попытался сорвать цветы и забрать их собой. Но стоило ему протянуть руку к черному цветку, тот словно увеличился в размерах , распахнул пасть - и оттуда выглянула змея и зашипела. Он отпрыгнул так, словно она ужалила его. «Вот это цветочки» - пробормотал он. С красным цветком он экспериментировать не стал и поспешил убраться с поляны, унося рыдающую девочку. «Она скоро успокоится. Не оставаться же здесь навсегда». Ишак поглядел на него с пониманием и подставил спину. Вскоре они оказались на поле, где щипал травку другой ишак, оказавшийся ишачихой. Ишак что-то объяснил подруге, и она накормили ребенка. Наевшись, девочка перестала плакать и заснула. А на следующий день она, казалось, забыла про цветы. Возможно, ишачье молоко так подействовало на нее. Когда они вернулись домой, жена долго привыкала к ним - к мужу, которого она уже не надеялась увидеть, и к дочери, непостижимым образом родившейся из созданной ею куклы. Выходит, сны сбываются, а чудеса происходят? Ее трезвому уму было трудно к этому привыкнуть. А еще она ловила себя на том, что ей мучительно тяжело возвращать овечку назад в хлев. Сначала она запрещала себе думать об этом. «У тебя муж и дочь - твердила она себе. - Людям - дом, овцам - хлев». Но овечка была для нее больше, чем овцой. Они вместе коротали бесконечную одинокую зиму. Овечка была ее подругой, надежной и неизменной, белоснежной, как сама чистота. А дочь порой пугала ее своими красно-черно-золотыми переливами. И муж казался ей другим и незнакомым - слишком много солнца он принес из далеких южных земель. И даже ишак казался чужаком. Муж, дочь, ишак - они были вместе, их связывало что-то, ей недоступное. Лишь овечка понимала ее до конца. Когда девочка подросла, это ощущение стало еще сильнее. Казалось, ей было тесно и холодно в хижине. Она не желала ни прясть, ни вязать. Закутавшись в медвежью шубу, она садилась на ишака и уезжала на нем куда-то. Позже она уговорила отца подарить ей коня и стала уезжать еще дальше. И когда в один прекрасный день она не вернулась, мать почувствовала: она отправилась на юг. Почувствовал это и отец. Видимо, она тоже увидела сон. Она всегда чувствовала себя подкидышем. Где-то жили ее настоящие родители, непохожие на этих. Когда-нибудь они найдутся. Или она сама их найдет. Как она узнает, что это он? Сразу почувствует. Сильнее всех она ненавидела овечку. Старушка уже давно не была тонкорунной и пушистой. Ее шерсть вылезла и поредела и была скорее седой, чем белоснежной. Но мать по-прежнему любила ее. Теперь к ее любви добавилось почтение, словно овечка стала мудрой наставницей. Мать больше не стригла ее, а только расчесывала ее редкую шерсть. За что девочка невзлюбила ее - непонятно. Может быть, ей казалось, что овца смотрит на нее укоризненным взглядом, осуждая за то, что она не помогает матери ухаживать за ней и ее детьми. К тому времени она родила их немало, и все - пушистые, длинношерстные и белоснежные («Стерильные» - бормотала девочка, ощущая внутри какую-то странную, глухую боль, словно кто-то забрался к ней внутрь и оттуда укоризненно смотрел на нее. Летом она садилась а ишака и уезжала подальше - в ле, на реку, а если удавалось - на берег моря. Там, за горизонтом, были неведомые страны, и в одной из них жили ее настоящие родители. Но зимой ишак отказывался выходить из хлева. Он замерзал на улице. И это подсказывало ей, что он тоже нездешний, и так же, как она, не может привыкнуть к холодам. Недаром мать не слишком его жаловала. С отцом было сложнее. Он был не настоящий - и в то же время свой. Он любил ишака и был равнодушен к овечке. Он уходил надолго и возвращался с трофеями. Иногда он бесцельно смотрел куда-то вдаль, и тогда ей казалось, что он что-то знает. Когда он, после долгих уговоров, подарил ей коня, она начала уезжать в любое время года, завернувшись в медвежью шкуру. Однажды, вернувшись домой, она услышала голоса к матери зашла соседка, и они что-то обсуждали. Сначала она решила покататься еще - ей не хотелось слушать их разговоры - но потом уловила несколько слов, и поняла, что речь идет о ней. Она услышала: «Невесть где был… сны - они всякие бывают… и то ли «не по-людски», то ли «нелюдь»…» Она стала слушать дальше и поняла самое главное: в нужную минуту снится сон, и нужно просто ему следовать. Расспрашивать родителей бесполезно: они врали ей только лет, соврут и теперь. Верить нужно только себе. И своим снам. И когда она увидела во сне золотую змею, выползающую из цветка и превращающуюся в прекрасного принца, она оседлала коня и поехала, как она думала, навстречу своей подлинной судьбе. Между черным и красным цветком открывался проход НЕВЕДОМО КУДА. Усевшись на землю,она заглянула туда. Вокруг бегали, ползали и летали бабочки, кузнечики, стрекозы, жучки, ящерицы даже змейки. Ее это не пугало, а скорее радовало.Мир был живым, и это был ее мир. А вот проход… Сначала она ничего не видела,коме темноты и пустоты. Потом, когда глаза привыкли, разглядела слабое золотое свечение, постепенно принимающее форму то ли змейки, то ли дракона.Набрав побольше воздуха, она сделала шаг. И тут же почувствовала, что ее разрывает: часть уплыла в пустоту, часть отбросилась назад. Черно-красное существо, похожее на бабочку, летело вперед, к золотой змейке. А рыхлый клубок, внезапно утративший цвет, валялся на земле, глядя вслед улетающей бабочке. “Ой, мамочка!” - прошептала она, и почувствовала запах овечьей шерсти и молока. Она теряла форму, распускалась и превращалась в клубок. Он куда-то покатился, уменьшаясь с каждым оборотом, и оставляя позади тонкую белую нить. АНТРАКТ: - А дальше? - мягко спрашивает ведущий после десятиминутного молчания. Женщина пожимает плечами и плотнее кутается в красно-черную шаль. - Не знаю. Я чувствую себя так, словно я рассыпалась на части. У каждой свой путь, и мне их не собрать. бабочка летит к змейке, клубок катится домой. То есть, уже не клубочек,он превратился в нить из одного места в другое… - То есть, между ними образовалась связь? - Связь образовалась, а я исчезла… - Но длины нити все-таки хватит, чтобы добраться до овечки? - Да, она кончится как раз у порога хлева. Но я не знаю, что будет потом. - А давайте спросим группу. Хотите это сыграть? Тогда назначайте персонажей: клубок, бабочку, змейку, овечку, красный и черный цветы, мать, отца… - Давайте я отвечу завтра. А сегодня попробую сама. …………………………………………………………………………….. А красно-черная бабочка летела в пустоту навстречу золотой змейке. Вот она долетела…прижалась….алое пламя и золотые прожилки на черном… призрачные, огненные, фантастические цветы, переливающиеся, изменчивые, свободные… Лишенные плоти, обреченные на вечную игру…. Обреченные? Откуда взялось это слово? - Откуда взялось это слово? - Я вдруг представила себе, каково это: вечно летать в пустоте, меняя форму. А по сути - одно и тоже, и новому неоткуда взяться… новым связывает эта бела нить, от которой бабочка оторвалась… - Хочешь соединить их снова? - Хочу. Но мне кажется, для этого нужен новый герой. Не отец, не мать, не овечка и не змейка. А его пока нет. - Хочешь попросить помощи у группы? - Пока еще нет. Хочу понаблюдать и пожить с чувством неизвестности. Мне самой интересно, что будет дальше. КОНЕЦ АНТРАКТА Когда утром женщина вышла из дома и направилась в хлев, она увидела возле двери белую нить, чуть-чуть не дотянувшуюся до порога. Нить лежала тихо и неподвижно. На снегу она была бы незаметна, но сейчас настало короткое северное лето, и нить выделялась на черной земле. “Словно вена, из которой выкачали всю кровь” - мелькнуло в голове у женщины и тут же улетело, оставив желание отшвырнуть нить подальше, втоптать в землю, сжечь… Не доведет она до добра… а куда доведет - неведомо. “Господи. что это со мной творится сегодня?” Муж вышел из дому, собираясь на охоту. После ухода дочери он почти переселился в лес, возвращаясь лишь для того,чтобы пополнить запасы патронов. Он увидел нить и все понял. Она тоже поняла. Он пойдет вслед за нитью в далекую южную страну, о которой никогда не забывал. И на этот раз не вернется. Может быть, оно и к лучшему. В доме снова поселится овечка и принесет покой и надежность, Вечный покой, вечную надежность… И тут она услышала свой голос и начала не поверила тому, что он сказал: - Я пойду с тобой. Муж покачал головой: - Дорога будет нелегкой. - Знаю,- продолжал голос, становясь упрямее. - Думаешь, только ты умеешь ходить? Забыл, что я помоложе тебя? А как я прыгала через костер, когда мы встретились,-тоже забыл? Да я тогда могла переплясать любого! Это из-за тебя я совсем закисла Но теперь - все, хватит! Муж посмотрел на нее и увидел в ее глазах пламя,напомнившее ему о красном цветке. Он просил: - А как же твоя овечка? И другие овцы, и дом? - Попрошу соседку здесь пожить. Она как раз вчера жаловалась, что после женитьбы сына им стало тесно. И в ответ на ее слова в хлеву заревел ишак. Вскоре они направлялись туда, куда вела нить. Мужчина шел, женщина сидела на ишаке, который словно помолодел от радости, что возвращается домой. В руках у женщины был клубок, который она бережно сматывала. С каждым шагом ишака клубок становился все больше. Второй кончик нити обвил красный цветок. Женщина с клубком приблизилась и задумалась: что делать дальше? Решив пока что подождать, он положила клубок рядом с цветком - и ощутила мягкий но властный призыв. Она шагнула в поход между цветами - и остановилась, словно наткнувшись на невидимое зеркало. В Зазеркалье расцветали, опадали, рождались вновь, играли и танцевали огненные цветы, переливаясь алым и золотым на черном фоне. Муж подошел к ней бесшумным шагом охотника и присел рядом. Огненный танец унес их к другому танцу вокруг другого костра - того, где они когда-то встретились. И когда прилетела ночь, слившись с черным и рассыпав повсюду золотые звезды, пламя тоже вышло из Зазеркалья. наполнив их дыхание и тела - в не знавшей снегов стране вечного лета. Когда они проснулись, клубочка нигде не было - то ли он укатился в Зазеркалье, то ли превратился в нежный белый цветок, выросший за ночь,- еще маленький, но уже прекрасный. Они не стали возвращаться назад, оставив соседке дом, овец и пастбище. На краю леса муж построил новый дом. Он успел закончить его как раз перед рождением ребенка, зачатого в ту самую ночь. На этом кончается сказка про овечку. - Ребенка? - переспрашивает ведущий.- а кто родился - мальчик или девочка? Женщина медленно открывает глаза. Некоторое время она молчит, словно еще не вышла ОТТУДА. - Этого я пока не знаю.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
30.01.2016, 22:29 | #4 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Два моря
Недавно я услышала историю о двух морях: соленом и сладком.
Вообще-то соленое море обычно называют Мертвым. Мертвое море. Звучит пугающе, правда? Или звучало бы, если бы к этому названию уже не привыкли. А сладкое море — вообще не море, а озеро. Генисаретское озеро. Так вот: оказывается, Мертвое море так назвали потому, что из него ничего не вытекает: ни речки, ни ручейка. Оно ничего не отдает, все в себе копит. И поэтому оно стало таким соленым, что в нем никто не может жить: ни рыбы, ни водоросли. А Генисаретское озеро потом сладкое, что из него вытекают ручьи и реки. Потому оно живет и дает жизнь всякой живности. Отсюда мораль: кто берет и не дает — умирает. Вроде бы так. Вот только… Мертвое море исцеляет болезни, которые кажутся безнадежными. Потому к нему едут лечиться со всего света. А Генисаретское озеро — тоже известно на весь мир, конечно. Но все же из-за истории. Именно с его берега Иисус произнес Нагорную проповедь. И по его водам ходил аки посуху. И еще оно - единственный источник пресной воды в стране, не считая артезианских колодцев. Так что же лучше: закрыться, не отдавать, накопить в себе соль и грязь и стать единственным в своем роде целителем — или щедро делиться, но быть лишь местом, где когда-то случались чудеса и скромным кормильцем местного значения? У меня на этот вопрос нет ответа.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. Последний раз редактировалось Aliskana; 30.01.2016 в 22:34. |
30.01.2016, 22:58 | #5 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Как-то раз мне приснилось, что я иду по пустынной сельской дороге и навстречу мне едет одинокая повозка. Обычная, неказистая, ничем не примечательная. Поравнявшись со мной, повозка остановилась. Дверца приоткрылась, оттуда выглянула женщина и сделала мне знак: заходи, мол.
Я заглянула — и у меня захватило дух. Внутри повозка напоминала сказочный дворец. Сверкали драгоценные камни, переливались шелка, сияли фантастические витражи… А посреди этого великолепия сидели три женщины средних лет. Одна плела кружева, другая вырезала что-то из дерева, третья просто смотрела на меня и улыбалась. Когда я пришла в чувство, я увидела, что третья дама что-то протягивает мне и поняла, что это подарок. Он был очень красивый. Я поблагодарила и мне дали понять, что пора прощаться. Я поблагодарила, вышла, прижимая к груди сокровище, — и повозка укатила. Во сне я знала, что мне подарили. А когда проснулась — не смогла вспомнить. Что-то чудесное — но что? Через месяц я случайно зашла в магазин для художников и увидела, что там начинается какой-то урок. Преподавательница громко объявила: «Вы еще не знаете, что вы художники! Сейчас вы это узнаете!» Это показалось мне интересным, и я подошла и села за стол. Там уже стояли краски. Нам раздали по кисточке и по кусочку шелка. Я никогда в жизни не занималась росписью по ткани. Я ведь еще не знала, что я художница! Но преподавательница объяснила, что это очень просто: выбирайте цвета, которые на вас смотрят, и наносите на шелк разные пятна. Что получится — то получится. Закончив, мы прогладили наши изделия горячим утюгом и забрали с собой. Узнала ли я, что я художница? Этого я так и не поняла. Но когда я дома развернула свое шелковое творение — я вспомнила, что оно мне напоминает: подарок, полученный во сне.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
Метки |
воображение, метафора, притча, сказка, творчество |
|
|