|
Технологии передачи знаний или всё о обучении, воспитании, о учетелях и учениках всех возрастов. |
|
Опции темы |
18.06.2011, 12:47 | #1 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
История жизни Семена Афанасьевича Калабалина
информация взята из книги
В.В. Морозов Воспитательная педагогика Антона Макаренко. Опыт преемственности (документально-педагогическое исследование) Детство Родился в 1903 г. в семье батрака, где кроме него было ещё 15 детей (8 умерли), и каждый кусок хлеба был на счету. Младший в семье. С 7 лет он начал работать. Работал пастухом, но в 15-м году произошел случай, из-за которого поссорился с помещицей. Коров одолели слепни, и они, точно взбесившись, помчались домой в коровник. Несколько пастухов безуспешно пытались остановить стадо. Помещица разбиралась недолго – просто начала драть волосы Семену и бить ложкой по лицу. Вне себя от всего происшедшего – от погони за взбесившимися коровами, от собственного крика, от страха, от боли, зная что своей вины никакой нет, Семен вырвался из рук помещицы и хлестнул ее кнутом. Потом вынужден был бежать и скрываться, потому что помещица наговорила отцу Семена что он, чуть ли не убить ее хотел. С той поры началась у Семена бродячая жизнь. Семен ушел в Полтаву, где кое-как выживал в компании такого же, как он – где-то подрабатывал, а где-то милостыню выпрашивал. И там, в Полтаве, его приметил один из местных профессиональных попрошаек. Этот попрошайка был богаче крестьян и горожан, у которых выпрашивал милостыню. У него были два дома, приличная одежда, толстый кошелек. Однако, он обряжался нищим изображал из себя слепого, а Семена брал с собой, как поводыря. И так они ходили по селам, выпрашивая деньги или еду. И зарабатывали немало – гораздо больше, чем нужно для прокорма двоим бродягам. Однако, попрошайка обращался с Семеном дурно. Однажды, набравшись смелости, Семен сбежал от него, прихватив его кошелек, пока этот тип лежал пьяный со своими приятелями. В украденном кошельке было достаточно денег, чтобы мальчик приоделся, приобулся, и некоторое время жил на эти средства. Потом он прибился к цыганскому табору. Семену нравились лошади, а цыганам нравилось, как Семен умел танцевать. Некоторое время он бродил с цыганским табором, а потом прибился к ворам. Был удачливым вором-карманником, потом возглавлял шайку воров-домущников. И в общем ясно, куда катилась его жизнь, но тут, опять же, волею случая все сложилось иначе. Шел 18-год, революция в самом разгаре. Однажды Семен прибился к красным, и обнаружил, что командиром у них – его старший брат Иван. Встреча была радостной, и до двадцатого года они воевали вместе. В двадцатом Иван был зверски убит (немцами и украинскими националистами). Семен решил мстить, для этого сколотил банду. Идея явно была неудачной. Чтобы существовать, банда должна была заниматься грабежами. Это привлекло внимание красных – отряд конной милиции уничтожил банду, а Семен оказался в плену. И тут встретился с другим братом – красным командиром Ефимом. И эта встреча была совсем не радостной... Семен ничего не отрицал и не оправдывался. Разумеется, его приговорили к смерти, и в камере смертников он проводил день за днем. На его глазах из камеры каждый день уводили людей, приговоренных к расстрелу. День проходил за днем, людей в камере оставалось все меньше, пока не остался он один. Потом его вызвал следователь и сказал, что его не расстреляют (похоже, сыграло роль, что Семен был несовершеннолетним). Семена перевели в тюрьму, где он просидел три месяца. Затем за ним пришел Антон Семенович Макаренко. Последний раз редактировалось Sergey; 28.08.2013 в 19:53. |
18.06.2011, 12:54 | #2 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
Первая встреча с Макаренко
А дело было так. Однажды вызвали меня к начальнику тюрьмы. Войдя в кабинет, я увидел, кроме начальника, незнакомого. Он сидел в кресле у стола, закинув ногу на ногу, в потёртой шинельке, на плечах башлык. У него крупная голова, высокий открытый лоб. Больше всего моё внимание привлёк большой нос и на нём пенсне, а за ним блеск живых, насмешливо-добрых, каких-то зовущих, умных глаз. Это был Антон Семёнович. Раньше, когда надзиратель вводил меня в этот кабинет, он всегда сильно толкал в спину, а я не обижался, считал, что это у него такая «толкательная» специальность. Хотя на этот раз он меня слабо толкнул, я, увидел в кабинете постороннего человека, протестующе оглянулся, и только из этого движения моего Макаренко заключил, что перед ним мальчик гордый, с самолюбием. Он подошёл ко мне и несколько наивно спросил: – Правда, что тебя Семёном зовут? – Правда. – Так это чертовски здорово! Мы с тобой почти тёзки, меня Антоном Семёновичем зовут. Это было сказано так хорошо, так по-человечески, подкупающе звучало! Антон Семёнович продолжал: – Ты меня извини, голубчик, это из-за меня тебя сюда попросили. Слово "голубчик" я воспринял, как иностранное слово, потому что до сих пор слышал только всякую ругань. Ко мне обращались в тюрьме только с такими словами: "бандит", "ворюга", "негодяй" и т.д., а тут вдруг такие речи: "голубчик", "извини"... – Извини, что я тебя побеспокоил. – Ничего, - говорю. Антон Семёнович продолжает: – Видишь ли, я организую очень интересное дело и хочу, чтобы ты принял в нём участие. Ты согласился бы поехать со мной? Я вопросительно посмотрел на него, а потом на начальника тюрьмы, так как моё «согласие» зависело от последнего. Заметив моё недоумение, Макаренко сказал: – Понимаю, с товарищем начальником я договорюсь сам. Теперь, извини меня, пожалуйста, но так нужно, чтобы ты, Семён, вышел из кабинета на минуточку... Можно, товарищ начальник? Я вышел. Правда, стоя за дверью в коридоре, в компании с надзирателем, я иронически размышлял: "Выйди, пожалуйста", "Извини, Семён", - какая-то чёртовщина, для меня непонятная. Странный какой-то этот человек. Слова все такие, которых я почти не знал. Должен прямо сказать, что мне сразу понравился этот человек. Понравился его нос: очень большой, такие у нас на Руси редко бывают. Понравилось и его пенсне в золотой оправе, и его спортивное изящество. И я решил: «Надо соглашаться с просьбой такого приятного человека». Затем меня опять позвали в кабинет. Антон Семёнович уже стоял. – Ну, Семён, у тебя есть вещи? Если есть, забирай их и пойдём. Я ответил, что у меня всего два чемодана, причём оба при мне и оба пустые. И я показал на свою голову и живот. – Очень удобно - сказал Антон Семёнович и обратился к начальнику: – Так мы можем прямо от вас идти? – Да, идите, - подтвердил начальник. - Ну, смотри мне, Калабалин, а то... – Не надо, всё будет в порядке,– перебил начальника Макаренко. – Прощайте!... Идём, Семён, идём. Двери тюрьмы широко открылись. Я в сопровождении Антона Семёновича вышел на самую радостную часть дороги своей жизни. Я на всю жизнь распрощался с тюрьмой, и это только благодаря Антону Семёновичу, с первой минуты сумевшему разглядеть во мне под блатной шелухой юношескую гордость, чувство собственного достоинства. Вы посмотрите, как он вёл себя! А ведь там, в тюрьме, на столе начальника лежало моё толстое "дело", и Макаренко мог поступить совершенно по-иному. Каждый раз, когда начальник тюрьмы вызывал меня к себе, он, имея перед глазами это "дело", всё же громко и грубо кричал: "Как фамилиё?" А тут ни звука о моём прошлом, ни намёка на какие-то обстоятельства быть "хорошим мальчиком", "исправиться" и т.д. Только через десяток лет, когда я уже был сотрудником Антона Семёновича, он мне рассказал: – А выставил я тебя из кабинета начальника тюрьмы затем, чтобы ты не видел, как я давал на тебя расписку: эта процедура могла оскорбить твоё человеческое достоинство. Макаренко сумел заметить во мне достоинства человеческие, которых я тогда и не подозревал в себе. Это было его первое тёплое человеческое прикосновение ко мне. |
18.06.2011, 13:08 | #3 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
Примерно через месяц после Калабанина в колонию попал Крамарь - предводитель воров, с которым Калабанин когда-то вел общие дела. Но Семена уже захватило новое окружение, он не обрадовался Крамарю, и на его предложение заняться «делом» - отказал. Он также не позволил развернуться Крамарю в колонии – защищая от него младших колонистов (Крамарь их обыгрывал в карты, уменьшая таким образом и без того небогатый рацион).
В итоге, у них с Семеном вышел конфликт, и Крамарь из колонии ушел. Некоторое время спустя Крамарь вернулся, и позвал Семена на встречу в безлюдном месте. Крамарь начал угрожать Семену пистолетом, но тот выбил. Крамарь выхватил нож, Семен отобрал его (схватился за лезвие и повредил сухожилие на мизинце), после чего отдубасил Крамаря. Больше Крамарь в колонии не появлялся. Как потом обнаружил Семен, в кустах вокруг прятались колонисты, так что в случае чего его бы прикрыли свои, только все произошло очень уж быстро. |
18.06.2011, 13:21 | #4 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
Перечислять эпизоды с Карабановым из Педагогической поэмы, пожалуй, не стоит.
Однаком отмечу, что именно в колонии Семен встретился со своей будущей женой Галиной Константиновной Калабалиной (черниговкой). Произошло это в 1925 году, а в 1926 году они уже поженились. Антон Семёнович тогда сказал Галине Константиновне: «Я очень люблю Семёна и люблю тебя, но я вам не советую жениться. Потому что Семён весь пошёл в меня, он будет весь в работе, и семье ему будет некогда уделять внимание». В семнадцать лет натура ещё бесхитростна, да и ставить крест на любви не хотелось. Она ответила, что постарается создать такую семью, которая бы помогала мужу в работе: «Почему он пойдёт по вашим стопам? А может быть, вы увидите, что всё у нас хорошо, и вы сами последуете нашему примеру». Как в воду глядела! Суровый учитель через год после обручения своих воспитанников сам сыграл свадьбу! На дворе стоял 1928 год. Калабалин шутил: «Антон Семёнович был три раза женат. Первый раз на колонии Горького, второй — на коммуне Дзержинского, а третий — на Галине Стахиевне Салько…». Калабалины пойдут по жизни вместе, оба станут воспитателями. Когда выйдет в свет «Педагогическая поэма», Семён подарит Галине эту удивительную книгу, оставит памятную запись: «Другу, жене, сподвижнице! Ангелу-хранителю моего «я». |
18.06.2011, 13:23 | #5 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
В 1925 г. С.А. Калабалин закончил рабфак сельскохозяйственного института, но работа в сельском хозяйстве привлекала его меньше, чем деятельность воспитателя. Поэтому он решил не поступать в институт, а возвратиться в колонию. Под руководством А.С. Макаренко в колонии им. М. Горького он начал свою педагогическую деятельность.
В 1926 г. его призывают в ряды Красной Армии. Служил он на станции Ереськи, под Полтавой, был активным участником всех спортивных соревнований. Его успехи в спорте не раз были отмечены наградами и призами. Участвуя в лыжных соревнованиях, он получил травму и после лечения был демобилизован. Возвратился работать в колонию им. М. Горького, поскольку другой работы, кроме работы с детьми, для себя не мыслил. В 1928 г. С.А. Калабалин дал торжественную клятву А.С. Макаренко посвятить свою жизнь борьбе с детской беспризорностью и нищетой – жить для тех, из среды которых вышел сам, чтобы и они жизнью своею землю украшали. Проработав некоторое время в колонии, он по поручению А.С. Макаренко, стал заведовать общежитием на станции Комаровка под Харьковом. В этом общежитии жили подростки — выпускники детских домов и коммун. В Комаровке Семён Афанасьевич работал около года, затем его перевели на работу в Будянскую колонию им. В. Г. Короленко. Там был воспитателем, а потом заведовал учебно-воспитательной частью. После открытия коммуны им. Ф.Э. Дзержинского С.А. Калабалин получил приглашение А.С. Макаренко поработать некоторое время в коммуне воспитателем. Подтверждение этому – воспоминания коммунара Л.В. Конисевича: «Спортивную жизнь в коммуне им. Ф.Э. Дзержинского возглавлял Семён Калабалин, воспитанник колонии им. М. Горького. Огненный танцор с фигурой Аполлона, безгранично смелый во всех делах, никогда не унывающий, пышущий здоровьем, сильный, с прекрасной строевой выправкой, он, как никто из руководителей коммуны, соответствовал этой роли. К нему тянулись, желая подражать и походить на него. Гимнастика, лёгкая атлетика, лыжи, бокс, борьба, плавание, морские «бои», походы — всё он умел и с успехом передавал нам, младшему поколению. Очень многие благодарны ему за это». |
18.06.2011, 13:31 | #6 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
В феврале 1931 г. С.А. Калабалин, по совету А.С. Макаренко, переезжает в Ленинград и работает в Сосновой поляне в школе-колонии № 66 для трудновоспитуемых детей.
↓↓ Вспоминает Тимофей Иванович Агафонов, завуч школы-колонии № 66 Т.е. трудами Калабанова за год колония, которую собирались закрывать, стала образцовой. Причем он в это время был не руководителем колонии, а просто воспитателем. |
18.06.2011, 13:34 | #7 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
В 1934-м году семье Калабалиных был нанесен страшный удар - трёхлетний сын стал жертвой садиста-подростка, присланного накануне убийства из приёмника. Это не повлияло на решимость Семена заниматься беспризорниками, однако оставаться на старом месте работы было невыносимо.
В августе 1934 года С.А. Калабалин перешёл на работу в детский дом № 54 Сталинского района города Ленинграда, где проработал завучем до мая 1935 года. Работа завучем мало привлекала С.А. Калабалина – прирождённого воспитателя, умевшего уже в начале своей педагогической деятельности найти подход к самым трудным подросткам. Его тянуло к большому, настоящему делу. По ходатайству А.С. Макаренко, тогда помощника начальника отдела воспитательно-трудовых колоний при НКВД УССР, Калабалин назначается начальником учебно-воспитательной части Винницкой колонии. ↓↓ Отзыв Макаренко на работу Калабалина Последний раз редактировалось Sergey; 18.06.2011 в 14:28. |
18.06.2011, 13:40 | #8 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
В 1938-м С.А. Калабалина арестовывают и обвиняют в антисоветской агитации среди воспитанников. При аресте изымается вся имеющаяся в доме переписка с А.С. Макаренко и с его друзьями по колонии им. М. Горького.
Письма, изъятые при аресте, до сих пор не найдены. Судьба была благосклонна к Семёну Афанасьевичу – в тюрьме он провёл только месяц. ↓↓ Из дневников Г.К. Калабалиной 17 марта 1938 года Семён Калабалин напишет своё первое после ареста письмо своему учителю. В этом же письме содержится ценнейшая информация о том, что же произошло с Калабалиным: «На первом допросе мне предложили дать объяснения о моей контрреволюционной деятельности. Так как я понятия не имел, что говорить, я попросил следователя поделиться со мной, чем он располагает. Он заявил, что следствие располагает сведениями о моих антисоветских настроениях и о том, что я вёл антисоветскую агитацию среди детей. Я назвал этот бред анекдотом. На втором допросе и на последующих двух вопрос о контрреволюции не всплывал. 20.02.38 г. следователь мне заявил о том, что, вероятно, меня придётся освободить, дело прекратить и 2.03.38 г. меня освободили». В это же время, пишет далее Семён Афанасьевич, в колонии происходили следующие события: «Хлопцы взвыли, — за что арестовали нашего Семёна Афанасьевича?! Кое-кто из местных работников от себя промямлил (слово написано неразборчиво) «враг», — ему заплевали глаза. Колония в течение трёх дней окружена милицией. Воздвигли карцер. На работу и в школу не пошло 50% детей. Пошли попойка, игра в карты, грабежи и воровство». Семён Афанасьевич с болью сообщает Макаренко, что «всё, что было сделано за два года – рухнуло, как рушатся на пожаре горящие стропила». Что же было после ареста, каким он вернулся, на какие деньги жил, где работал, что стало с Винницкой колонией? И об этом пишет Калабалин, переполненный гневом, не выбирая выражений, ибо его арест имел дорогую цену: развал детской колонии, бездушие и равнодушие к детским судьбам: «2.03 я свободен. 3.03 встречаю товарища Морозова, начальника областного УНКВД, который, тепло пожав мою руку, заявил, что он был против моего ареста, но благодаря настойчивым требованиям отдела трудовых колоний, он пошёл на арест. 7.03 я уже заведующий Соколовского детского дома, разбитый, уставший и безденежный (после тюрьмы расчёт дали полный, удержали за что-то почти всё). Давыдова я уже не застал в колонии – сняли за развал колонии и из-за ненависти к нему ребят. Управляющий теперь Вронский». |
18.06.2011, 13:53 | #9 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
С.А. Калабалин не оставлял надежды вернуться работать в колонии системы НКВД, работа в Соколовском детском доме тяготит его.
В следующем письме Антону Семёновичу, которое он пишет 20 марта, просит совета: «Дорогой Антон Семёнович! Как Вы мне посоветуете: обратиться с письмом к товарищу Ежову по вопросу становления моих прав на работу в трудколонии НКВД, конечно, с изложением и всей прекрасной «штуки», разыгранной со мной? Не могу без трудновоспитуемой братии. Арестован я был только для того, чтобы скомпрометировать меня перед детьми, но этого не получилось, а одно лишь успели – развалить колонию... Сидеть в Соколовке – ужасно тяжело. Чувствую себя как на высылке. Это же работа не по вкусу и выбору. Я оказался перед фактом свершившимся. Когда меня освободили, то Галя со всей свитой была уже в Соколовке. Напишите о себе, как Ваше здоровье и зачем это нужно было ломать рёбра. Будьте здоровы, дорогой отец...» Калабалин и Макаренко ведут переписку. У Калабалиных в этот период рождается сын – Антон (Антон Семенович – тезка Макаренко ). У самого Макаренко все хуже со здоровьем. Из писем: С 13.12. по 18.12. в Виннице происходило совещание по ОБЛОНО директоров и завпедов 20 д/домов. Стоял и мой доклад. Одно скажу, что моя унаследованная от Вас творческая педагогика вызвала у докладчиков тысячи ко мне вопросов и – лучше с умным потерять, нежели с дураками найти. Но наш детдом занял 1-ое место по области. Меня назначили внештатным… инспектором-консультантом». ... Из Соколовки я не ушёл, а инспекторство моё заключается в том, что ОБЛОНО периодически командирует меня в тот или иной д/дом для помощи». 25 января 1939 года Семён Афанасьевич в письме к Макаренко сообщал, что направил в отдел трудовых колоний НКВД СССР товарищу Яцкевичу письмо и далее пересказал его приблизительное содержание: «24.01.39 г. годовщина моего ареста. Пишу о своей безвинности и спрашиваю, есть ли какая-либо возможность восстановиться в правах на работу в НКВД. Трудно Вам представить моё состояние. Мне кажется, что я продолжаю быть подследственным, подозрительным. Я жду повторного ареста, хотя не чувствую за собой никакой вины. Состояние убийственное. Я не нахожу себе минуты душевного равновесия. Роковой вопрос «За что?» сверлит мои мозги. Я буквально недалёк от помешательства. И до сих пор, пока я не объяснюсь и не получу авторитетного ответа, вероятно, мне не успокоиться. Плюс к сему я не нахожу полного применения моим силам в нормальном детском доме. Я прошу Вас, коль это хоть в какой-либо мере допустимо, сообщиться с товарищем Яцкевичем и сказать ему о моей педагогической и советской чистокровности и преданности. Галя почему-то не советует писать. Но я дальше не могу». Ответ на это письмо пришёл 2 февраля. Антон Семёнович спешил успокоить своего любимца: «В голову мне не приходило, что ты можешь так волноваться по поводу прошлогодних обстоятельств твоей биографии, я на твоём месте не волновался бы и забыл всё, но совершенно понимаю, что в детском доме тебе скучно и неинтересно. Поэтому буду всё-таки рад, если из нашей переписки с Яцкевичем что-нибудь выйдет. Сегодня я отправил ему длинное письмо, в котором рассказываю, какой ты педагог. Предупреждаю, что ты человек горячий и лодырей и шкурников не любишь, пишу также и о том, что ты – сторонник моей системы. Приложил, конечно, и твоё письмо.... Вчера я получил орден, поэтому, может быть, особенного страха или отвращения к нашей системе у Яцкевича не обнаружиться. Почти уверен, что он что-нибудь сделает, разговаривать с ним лично, думаю, было бы хуже, я произвожу на некоторых людей отталкивающее впечатление... Но если даже получится осечка, падать духом не нужно, будем думать что-либо другое...» Семёна Афанасьевича это письмо порадовало, он счастлив, взволнован награждением А.С. Макаренко орденом Трудового Красного знамени. А в письме от 27 февраля сообщал: «Яцкевич молчит, а мне не сидится. Как-то всё сразу: и грустно, и страшно, и грустно... Облоно влюблено в меня, но мне от этого не легче. Когда лают собаки и проходят мимо окон люди, я переживаю страх. Отчего это? Ведь я видел страхи и научился переживать их. Что ж это такое? Я очень честно трудился и тружусь». Последнее письмо А.С. Макаренко было написано 28 марта 1939 г. Он писал: «Я в последнее время по обыкновению замотался и долго тебе не отвечал. Спасибо, что не обращаешь внимание на моё свинство и пишешь. В общем, твои дела как будто идут полным ходом. Яцкевич мне не ответил, и это, конечно, квалифицированное хамство, ничего не поделаешь, и напоминать ему не хочу, тем более что по всему видно, мы с тобой ему не ко двору, у него, вероятно, какие-нибудь другие есть «соображения». То, что он молчит, между прочим, меня даже утешает. Это значит, что всё равно ты с ним не сработался бы. Стоит ли в таком случае лезть на разные рожны? Вообще думаю, что тебе не нужно нервничать, по опыту знаю, что лучше бывает там, где трудно, и лучше оканчивается там, где работается...» 1 апреля 1939 года А.С. Макаренко не стало. 4 апреля 1939 года Антона Семёновича Макаренко хоронили. Семён Калабалин примчался проводить в последний путь своего учителя, отца, друга. Поезд опаздывал. Калабалин догнал траурную процессию уже на кладбище. |
18.06.2011, 14:04 | #10 |
Старожил
Регистрация: 12.05.2006
Адрес: Г.Брянск
Сообщений: 8,853
|
В мае 1939 года в связи с необходимостью постоянной деятельности в комиссии по изучению педагогического наследия А.С. Макаренко С.А. Калабалин переехал под Москву и принял детский дом № 3 Мосгороно на станции Барыбино. С момента переезда под Москву начинается новый этап жизни С.А. Калабалина – период самостоятельных поисков. Здесь развивалось и совершенствовалось его педагогическое мастерство.
↓↓ Москва. С.А. Калабалин – Г.К. Калабалиной. 10.05.39. ↓↓ Из воспоминаний воспитанника Барыбинского дома № 3 Мосгороно К. Петухова ↓↓ Из записок С.А. Калабалина |