Мозаичный форум  

Вернуться   Мозаичный форум > Территория общения > Персональные разделы > Будем как дети
Галерея Справка Пользователи Календарь Поиск Сообщения за день Все разделы прочитаны

Будем как дети Персональный раздел Алисканы

Ответ
 
Опции темы
Старый 02.10.2021, 13:06   #171
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
«СТРАННОЕ ВОЛОСАТОЕ ЧУДОВИЩЕ»

В предыдущей главе мы говорили о том, что в первых детективах преступник вообще был не человеком. Это неслучайно — если мир, о котором идет речь, рационален и — главное — объясним, ознаваем, то такой акт насилия, каким является убийство, должен рассматриваться как результат вторжения в обыденную жизнь разрушительной силы из мира совершенно иного, хаотического, стихийного. То есть, необъяснимого — и в силу этого грозного. Интереснее всего это раскрывается в поджанре классического детектива, о котором пойдет речь. Обычно его не выделяют в особый поджанр, хотя произведения, к нему относящиеся, имеют вполне определенные черты, характерные только для них и вполне укладывающихся в самостоятельный эстетический канон, имеющим несколько отличий от канона собственно классического детектива. Отличий немного, но они носят принципиальный характер.

Среди сборников рассказов о Шерлоке Холмсе почему-то наименее популярным оказался сборник «Архив Шерлока Холмса». Может быть, эти рассказы — самые поздние из написанных Конан Дойлом о великом сыщике — действительно уступают двенадцати, самим автором признанным лучшими; некоторые вообще представляют собою лишь повторы и перепевы ситуаций и загадок, уже описанных и разгаданных в «Записках о Шерлоке Холмсе», «Приключениях Шерлока Холмса» и «Его прощальном поклоне».

Но есть среди рассказов «Архива» один, отличие которого от остальных историй, придуманных Конан Дойлом, принципиально. В первую очередь, потому что в нем роль рассказчика отдана не доктору Уотсону, а самому великому сыщику. И это неслучайно — доктор Уотсон как рассказчик необходим автору для того, чтобы сыграть роль ассистента иллюзиониста, отвлекающего внимание публики. Вернее, переключающего внимание с главных деталей на второстепенные, с правой руки на левую — и тем самым позволяющий Великому Иллюзионисту, то есть, Великому Сыщику вынуть кролика из пустого цилиндра. Что же до рассказа, о котором идет речь, то для него в таком отвлечении не было никакой необходимости, ибо весь ход расследования, предпринятого Шерлоком Холмсом оказывается ложным — по причинам вполне объективным. Потому-то читатель, пытающийся состязаться с детективом в сообразительности, не имеет никаких шансов — он поставлен в равные, то есть равно ложные обстоятельства.

Рассказ этот называется «Львиная грива», и есть смысл рассмотреть его подробно. Место действия — Сассекс, уже бывший ареной другого рассказа, «Вампир из Сассекса». Впрочем, дадим слово самому рассказчику, Шерлоку Холмсу:

«Одна из самых сложных и необычайных задач, с которыми я когда-либо встречался в течение моей долгой жизни сыщика, встала передо мной, когда я уже удалился от дел; все разыгралось чуть ли не на моих глазах. Случилось это после того, как я поселился в своей маленькой Сассекской вилле и целиком погрузился в мир и тишину природы, о которых так мечтал в течение долгих лет, проведенных в туманном, мрачном Лондоне. В описываемый период добряк Уотсон почти совершенно исчез с моего горизонта. Он лишь изредка навещал меня по воскресеньям, так что на этот раз мне приходится быть собственным историографом…»

Выделив в приведенной цитаты слова мир и тишина природы, я хочу обратить внимание читателя на то, что в «Львиной гриве» это ощущение оказывается обманчивым в полной мере. Идиллический поначалу пейзаж: «В то утро, с которого я начну свой рассказ, ветер стих, и все в природе дышало чистотой и свежестью,» — неожиданно становится фоном жуткой истории: «Голова Макферсона показалась из-за края обрыва, у которого кончалась тропка. Через мгновение он… вскинул руки и со страшным воплем упал ничком на землю… Он был мертв».

Разумеется, скромный пчеловод-любитель, в которого волею автора превратился Шерлок Холмс, немедленно вновь становится сыщиком: «Макферсон был, по-видимому, замучен и убит каким-то необычайно гибким инструментом, потому что длинные, резкие рубцы закруглялись со спины и захватывали плечи и ребра. По подбородку текла кровь из прокушенной от невыносимой боли нижней губы». Расследование ведется по всем правилам, по которым обычно ведет свое расследование Шерлок Холмс. Он тщательнейшим образом осматривает место происшествия, подмечая детали, которые менее опытному глазу оказались бы незаметны (например, сухое полотенце — при том, что Макферсон, вроде бы, успел войти в воду, и т. д.). Пытаясь найти убийцу-изувера, сыщик достаточно быстро разбирается во взаимоотношениях Макферсона с коллегами по работе и просто знакомыми, всплывает история несчастной любви — словом, перед нами, казалось бы, традиционный детектив. Вот-вот Холмс укажет на преступника, после чего предоставит возможность воспользоваться плодами своего труда какому-нибудь местному сассекскому Лестрейду, а сам вернется к ульям. Но…

Обнаруживается труп собаки убитого, эрдельтерьера, с такими же следами зверских истязаний. Местный полицейский начинает подозревать некоего Мэрдока, имевшего с покойным несколько стычек из-за любовного соперничества и отличавшийся нравом буйным и высокомерным. Но, как это зачастую происходит детективах, в критический момент и подозреваемого обнаруживает в состоянии беспамятства с теми же следами. Правда, не убитого, но в состоянии, близком к смерти.

И вот тут Холмс, вспомнив загадочные слова: «Львиная грива», — которые успел произнести Макферсон перед смертью, наконец-то находит истинного убийцу:

«— Цианея! — вскричал я с торжеством. — Цианея! Вот она, львиная грива!

Странное существо, на которое я указывал, и в самом деле напоминало путанный клубок, выдранный из гривы льва. На каменном выступе под водой на глубине каких-нибудь трех футов лежало странное волосатое чудовище, колышущееся и трепещущее».

Убийцей-изувером оказалось морское растение, нехарактерное для этих мест, случайно занесенное сюда штормом…

Следует ли считать «Львиную гриву» классическим детективом? Несомненно. В центре внимания читателя (и героя) — жестокое убийство, причем не просто просто загадочное, но вселяющее прямо-таки мистический ужас. Фоном преступления становится буколический пейзаж Сассекса, «дышащего миром и покоем». Сыщик проводит расследование по всем правилам — если не криминалистики, то детективного рассказа. Правда, использованный им дедуктивный метод направляет сыщика, как уже было сказано, по ложному пути. Но в конце концов он все-таки раскрыл кошмарное убийство именно с помощью дедукции, заодно показав нам, что пасторальный Сассекс в действительности тончайшей завесой отделен от сил грозных и опасных, легко сквозь эту завесу прорывающихся.

Итак, загадка раскрыта. Единственное, чего не может сделать сыщик — это наказать преступника или хотя бы загнать в угол безукоризненной логикой и вынудить признаться. На вопрос: «Кто это сделал?» — на классический вопрос детектива, Шерлок Холмс отвечает: «Никто». Поскольку опасное растение невозможно обвинить в преднамеренном убийстве, убийстве с целью обогащения, из ревности или мести. Разве что посетовать на неосторожность жертвы или на несовершенство наших знаний об окружающем мире.

Вопрос: «Кто это сделал?» считается настолько важным для детективного жанра, что в английском литературоведении даже существует термин whodunit («кто это совершил»), неологизм, введенный в обиход критики достаточно давно нью-йоркским критиком Вольфом Кауфманом из журнала «Вэраети» и использующийся в качестве одного из обозначений детективного произведения.

Рассказ «Львиная грива» по аналогии очевидно следует назвать nonedunit («это совершил Никто»). Именно так мы и обозначим в дальнейшем этот особый поджанр классического детектива. И слово Никто в данном случае написано с большой буквы отнюдь неслучайно. С рассказами Гофмана и особенно Эдгара По их роднит то, что причины убийства (пока загадка не разрешена) не имеют рационального, логического объяснения. И все попытки это объяснение найти, терпят провал. Отсутствие истинного мотива, дополненное изуверской жестокостью наводит на мысль, что убийца ненормален психически (вроде мэтра Рене), разгадка же приводит к тому, что убийство было «непреднамеренным» — с перепугу (орангутанг в «Убийствах на улице Морг») или вообще — по причинам «естественным» (морское растение в «Львиной гриве»). Ранее мы говорили о том, что убийство в классическом детективе есть проявление иррациональных сил, сил Хаоса, проникающих в мир рациональный и объяснимый. Рассматриваемый же поджанр привносит в этот постулат еще одну особенность: проявление Хаоса, проявление иррациональных сил оказывается результатом действия природного явления. Таким образом окружающие нас природные явления становятся здесь олицетворением сил, противостоящих человеческому миру — в полном соответствии, кстати говоря, с древними мифологическими представлениями, в которых стихийные силы Природы олицетворялись, например, ужасными сторукими великанами-гекатонхейрами, гигантским драконом Тифоном и тому подобными легендарными разрушителями. «Странное волосатое чудовище» из рассказа Конан Дойла — отдаленный потомок тех мифических чудовищ, обитающих в Тартаре, подземном мире.
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.

Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Старый 02.10.2021, 13:14   #172
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
«У МЕРТВЫХ ЕСТЬ СВОЙ ТАЙНЫЙ ЯЗЫК»

Иррационализм преступления перестает обряжаться в одежды рациональные (или напяливает их столь небрежно, что они превращаются в лохмотья), соответственно и расследование все чаще отказывается от рациональной дедуктивной цепочки а-ля Шерлок Холмс «у-этого-типа-развита-правая- рука-он-грузчик». Расследование сдвигается из сферы рациональной в сферу иррациональную, а суждения детектива, цепочка дедуктивных умозаключений находит принципиально иную основу. Порою иррациональность следствия откровенна и декларируется, например, особыми свойствами героя или его помощника (тут детектив оказывается на грани научной фантастики) — например, особыми экстрасенсорными способностями, которыми наделена сестра главного героя серии романов Роберта Зиммермана («В смертельном трансе», «В гипнотическом трансе» и т. д.). Вмешиваются новейшие теории психиатров, извлекающие из подсознания персонажей чудовищные в своей иррациональности мотивы преступления и столь же непонятные нормальному человеку пути их раскрытия. Парадоксом же здесь становится то, что чем более иррациональный характер приобретает развитие детективного действа, чем более откровенно ритуальной становится сия литературная мистерия, тем больше страницы детективных романов заполняются почти дословно переписываемыми подробными полицейскими документами, особенно — заключениями судебных медиков и патологоанатомов о вскрытии жертв (postmortum):

«…Погибшая оказалась молодой женщиной с широкими бедрами, ростом примерно сто семьдесят сантиметров. От щелока, содержавшегося в воде, места, где не было кожи, лишь слегка посерели, потому что погода стояла холодная, а она пролежала в реке всего несколько дней. Кожа была содрана от основания грудей до самых колен. Примерно на участке, который скрывают брюки и пояс тореадора. На теле была отчетливо видна причина смерти — рваная, в форме звезды, размером с ладонь рана. С головы, начиная от бровей, была начисто снята вся кожа вместе с волосами. Голень была обмотана обрывком лески с крючком, на который и поймалось тело в бурной реке… Теперь тело лежало лицом вниз, что облегчало процедуру снятия отпечатков. На плечах жертвы были вырезаны два треугольных лоскутка кожи…» (Томас Харрис. «Молчание ягнят»)

«…Осмотр передней части грудной клетки выявил длинные продольные раны, нанесенные, вероятнее всего, каким-то режущим орудием. Зафиксированы также аналогичные разрезы тканей, сделанные тем же орудием, на плечах, предплечьях… Множественные ожоги на туловище, плечах, боках, руках. Мы насчитали примерно двадцать пять следов данного типа; большинство из них совпадает с вышеописанными разрезами тканей… Я думаю, убийца прижигал раны. Вполне вероятно, он брызгал на них каким-то легковоспламеняющимся веществом, чтобы лучше горело. Я бы сказал, что здесь применялся иностранный аэрозоль типа… Мы констатировали также множественные гематомы, отеки и переломы. В частности, на торсе выявлено восемнадцать гематом. Сломано четыре ребра. Раздроблены обе ключицы. Раздавлены три пальца на левой руке и два на правой. Гениталии под воздействием ударов приобрели синюшный цвет…» (Жан-Кристоф Гранжье. «Пурпурные реки»).

Подобных цитат из современных детективов («Собиратель костей» Джеффри Дивера, «Пляски на бойне» Лоренса Блоха и т. д..) можно было бы привести великое множество, хватило бы на том в тысячу страниц, — причем наличие таких описаний никак не связано с литературным качеством произведения. Ими в той или иной степени грешат и произведения «штучные», мастерские, и поточное производство макулатуры, даже не маскирующейся под литературу. Чем же объяснить этот современный феномен постепенного превращения детективного романа в хрестоматию по патологической анатомии и судебной экспертизе?

Первое, что приходит на ум, — кстати, мнение, обретшее популярность у критиков, — стремление писателя придать максимальную достоверность своему творению. Казалось бы, рост тиражей и бешеный успех книг Томаса Харриса, Патриции Корнуэлл, Лоренса Блоха и прочих в этом же роде, свидетельствуют о справедливости подобного суждения. Но — лишь казалось бы. Я счел бы его верным, если бы рост числа читателей происходил исключительно за счет специалистов — криминалистов, врачей, на худой конец — студентов-медиков, — которые одни только и способны по достоинству оценить титанические усилия названных писателей и многих других, просиживающих сутками в медицинских библиготеках, посещающих морги и секционные вскрытия — «ради нескольких строчек в газете», то бишь, ради эффектных описаний в романе. Увы — я не имею соответствующей статистики (да и никто, по-моему, таких опросов не проводил), но с уверенностью могу сказать: среди миллионов (без преувеличения) читателей по всему миру вряд ли найдется хотя бы несколько процентов, понимающих, о чем идет речь. Умение писателя создать достоверное произведение ничего общего не имеет с правдивостью последнего. Наоборот: по мне, так детектив тем лучше, чем искуснее меня писатель обманет, чем убедительнее он покажется во всех хитроумных построениях. Я ведь не собираюсь ему верить пожизненно, а для получения удовольствия от книги мне достаточно, чтобы описания воспринимались достоверно в процессе чтения — не более. В детективе фиктивно все — объяснения, разгадка, логические умозаключения. Сделать одну-единственную характеристику достоверной, почти документальной, оставив прочие без изменения, — идея по меньшей мере странная. Так что объяснения эти столь же легковесны, сколь легковесны обвинения современного детектива в пропаганде и живописании насилия: с тем же успехом можно обвинить волшебные сказки в живописание и скрытую проповедь каннибальства…

Тогда — зачем же все это? Почему, по словам все того же неугомонного Томаса Де Куинси, «так или иначе, все джентльмены из прозекторской принадлежат к числу ценителей в нашей области»?

На этот вопрос четко отвечает популярная ныне американская писательница Патриция Корнуэлл, чьи романы с героиней-судмедэкспертом («леди из прозекторской») давно стали бестселллерами:

«У мертвых есть свой тайный язык. Им они могут объясняться с посвященными. С помощью внешне незначительных мелочей, едва заметных изменений они могут многое рассказать».

Вот так. Сформулировано очень точно, и книги самой Корнуэлл служат ярким тому подтверждением. Ее героиня — доктор Кей Скарпетта — главный судмедэксперт штата, «посвященный», имеющий дело с трупами жертв (впрочем, и преступников тоже — например, роман «Жестокое и странное» начинается с того, что д-р Скарпетта приезжает в федеральную тюрьму чтобы констатировать смерть казненного убийцы. Романы о Скарпетта дают благодатный материал для анализа сегодняшнего состояния детективного жанра — частично вернувшегося в мифологическим корням, к досказочному состоянию культуры. В этих книгах читателя приглашают в увлекательное и жуткое путешествие по миру смерти — и проводником его, его Вергилием становится женщина, свободно общающаяся с мертвецами, читающая и превосходно понимающая их язык. Вот чрезвычайно характерная сцена — из начала романа — в которой покойник уже рассказал героине все, она просто еще не все успела расшифровать:

«Сьюзан вернулась, толкая впереди себя каталку, и мы принялись за работу в тошнотворном запахе разлагающегося мяса. Я принесла перчатки и пластиковый фартук, а затем закрепила на подставке разные формы и бланки… Я переоделась в свою зеленую робу, и мы со Сьюзан перевезли тело в рентгеновский кабинет и переложили его с каталки на стол. Откинув простыню, я подсунула под шею специальную подставку, чтобы не болталась голова. Ножа на горле была чистой, незакопченной и без ожогов, потому что ее подбородок находился у самой груди, когда она была в заведенной машине. Я не увидела никаких явных повреждений, ни ушибов, ни сломанных ногтей. Не было ни перелома носа, ни трещин на губах, и язык она не прикусывала.

Сьюзан сделала снимки и сунула их в процессор, в то время как я обследовала переднюю часть тела с лупой. Я собрала множество едва заметных белесых волосков, возможно, от простыни или постельного покрывала, и обнаружила такие же у нее на носках. На ней не было никаких украшений, и под халатом она оказалась голой. Я вспомнила ее помятую постель, подушки у изголовья и стакан с водой на тумбочке. В ночь перед смертью она накрутила волосы на бигуди, разделась и, возможно, какое-то время читала в постели.

Мое внимание привлекла любопытная находка… Перышко было очень маленьким и закопченным. Оно пристало к халату Дженнифер Дейтон в области ее левого бедра. Доставая маленький пластиковый конверт, я пыталась вспомнить, не видела ли я у нее дома перьев. Возможно, подушки на ее кровати были набиты перьями.

…Дженнифер Дейтон не вдыхала ни окиси углерода, ни копоти, потому что к тому времени, когда она оказалась в своей машине, она уже больше не дышала вообще. Ее смерть была убийством, совершенно очевидным. Окиси углерода в ней оказалось не больше семи процентов. Сажи в дыхательных путях не было. Кожа приобрела ярко-розовый оттенок от холода, а не от отравления угарным газом… А кровь на сиденье машины — следствие посмертного выдоха. Она начинала разлагаться. Я не обнаружила ни ссадин, ни ушибов, ни следов от пальцев. Однако в грудинно-ключично-сосцевидных мышцах у нее с обеих сторон кровоизлияния. Кроме того, есть трещина подъязычной кости. Смерть явилась результатом асфиксии из-за оказанного на шею давления… Помимо этого, у нее на лице петехия, или, иначе говоря, точечные кровоизлияния. Все эти факты говорят об удушье. Ее убили, и я бы посоветовала как можно дольше не давать это в газеты… У нее действительно было высокое кровяное давление, как и говорила ее соседка миссис Клэри. У нее была левосторонняя гипертрофия желудочка, или утолщение левой стороны сердца. Очевидно, я обнаружу фибриноидные изменения в микроциркуляторной части сосудистого русла почек, или ранний нефросклероз. Я также предполагаю гипертензивные изменения в церебральных артериолах, но не могу с уверенностью говорить об этом, пока не посмотрю в микроскоп.

У убийцы сильная правая рука. Обхватив левой рукой ее шею спереди, он взялся правой рукой за левое запястье и дернул вправо. В результате эксцентрического воздействия на ее шею произошел перелом правой части подъязычной кости. Из-за сильного рывка случился коллапс верхних дыхательных путей, давление распространилось на сонную артерию. У нее могла наступить гипоксия, или кислородное голодание. Иногда в результате давления на шею возникает брадикардия, понижается частота сердечных сокращений, и у жертвы начинается аритмия…»

Я привел столь длинную цитату, чтобы читатель мог обратить внимание на то, на что обратил внимание и я — при повторном чтении книги: все или почти все выводы д-ра Скарпетта могли быть сделаны, например, м-ром Шерлоком Холмсом на основании совсем других посылок, никак не связанных с посмертным вскрытием. Но Скарпетта — по замыслу писательницы — не участвует ни в осмотре места происшествия, ни в допросах свидетелей. Потому все, что ей доступно — тело жертвы.

Корнуэлл, в отличие от многих коллег прежних периодов, откровенно придает своей героине черты мифологические: если не в каждом романе, то в большей их части она выступает еще и как дарительница жизни — например, все в том же «Жестоком и странном» она посылает деньги некоей бездетной чете, мечтающей о детях и не имеющей возможности их завести по причинам медицинского характера. Она не только «читает» письмена мертвых, не только «беседует» с ними, но и несет черты грозного преследователя, становясь Великим Сыщиком и настигая убийцу.

Оказываясь в суде, перед присяжными (явная, старательно подчеркиваемая во всех романах П. Корнуэлл, параллель с картиной Страшного суда), д-р Скарпетта начинает говорить от лица жертвы. Вернее, зачитывать послание убитого беспристрастным судьям. Тут есть своеобразная перекличка с рассказанной нами в начале этой главы легенды: заставить говорить мертвого. Убитого. Заставить жертву открыть на мгновение глаза и указать на убийцу. Сквозь черты здания федерального суда проступают очертания польского храма, и маленький мальчик, и д-р Скарпетта перстом жертвы указывает на убийцу и ее устами заявляет: «Ты еси муж, сотворивый сие…»

Д-р Скарпетта заставляет убитого говорить. Или же, по крайней мере, понимает его тайный язык, прочитывает то, что он хотел сказать… Книгой, вернее, письмом, оставленным жертвой для сыщика (мстителя, судьи), является бездыханное мертвое тело. Язык убитых, язык мертвых — это язык мертвого тела. Именно по нему, словно по записке, написанной симпатическими чернилами, читает сыщик тайну совершенного преступления — по телу.

По его внутренним органам.

По… Стоп!

Уважаемый читатель, у вас никаких ассоциаций не вызвала предыдущая фраза? Чтение по внутренним органам… В Древнем Риме существовала особая категория жрецов (гаруспики), читавших по внутренностям жертвенных животных волю богов и дававших предсказания на этом основании. Например, у Светония можно прочитать, что Юлию Цезарю накануне роковых для него мартовских ид гаруспики советовали опасаться за свою жизнь, поскольку у жертвенных животных необычно выглядела печень… Тут следует вспомнить еще и то, что в незапамятные времена у этрусков, от которых это искусство перешло к римлянам, в жертву подземным, хтоническим богам приносились люди. И гаруспики в те давние времена делали свои предсказания, изучая внутренности человеческие.

Столь причудливая метафора, случившаяся в последние годы на наших глазах с жанром, всегда, казалось бы, демонстрировавшим сухой рационализм, предпочитавший эмоциональному напряжению интеллектуальное, кажется необъяснимой — но лишь на первый взгляд. В действительности именно такое развитие детектива логично и — в противовес тому, что происходит в романном пространстве — объяснимо. Век Просвещения, последним проявлением массовой культуры которого был детектив, именно им порожденный, закончился. Та надежда на объяснимость и познаваемость окружающего нас мира, о которой мы говорили неоднократно и одной из материализаций которой был классический детектив с его культом интеллекта и логической игры, неизбежно завершающейся победой сил Добра и — главное — Разума над силами Зла и Необъяснимого, исчезла из массового сознания. И одновременно исчезла необходимость той маски, за которой скрывался архетипический герой Конан Дойла, Честертона, Рекса Стаута и прочих сыщиков «Золотого века». Им на смену приходят доктор Лектер из «Молчания ягнят» или комиссар Пол Ньеман из «Пурпурных рек» Гранжье. Маньяк-преступник, о родстве с темными проявлениями Матери- природы говорилось в «Убийстве без убийцы», действует без корыстных, материальных интересов, поскольку его проявления в мире обычных людей имеет куда более глубокий и иррациональный смысл. Он символизирует ту силу стихий, которая подчинена подземному божества, повелителю потустороннего мира и которая пытается вырваться из-под этой власти, нарушая заведенный порядок, врывается в наш мир, сея разрушение, не имеющее иной цели кроме как утверждения собственно власти, независимости. Это неизбежно приобретает черты самозванства — на что мы уже обращали внимание. Именно его, как символа немотивированной агрессии, боится в действительности сегодняшнее общество, именно страх перед ним присутствует в массовом сознании. Потому и уходит «обычный» преступник из современного детектива — он перестал быть объектом страха. Антагонист-противник преступника столь же «безумен» с нашей точки зрения — иными словами, настолько же принадлежит потустороннему миру, что и убийца («маньяка может поймать только другой маньяк»). И это тоже естественно — общество не верит в то, что с немотивированной агрессией (маньяком, террористом — кстати, психологически у этих двух типов много общего, вернее, много общего в восприятии их нашим сознанием) может справиться государственный институт. А коли маски сняты, коли в погоню за порождение ада — или, если угодно, подземного мира — пускается такое же порождение, но облеченное властью — исчезает та кажущаяся рациональность, которая превалировала в старых романах. Теперь сыщик «говорит на языке мертвого тела», он — воскреситель, маг, он — гадатель, гаруспик.

Сыщик в отведенном ему пространстве, в Космосе детективного романа — герой единственный и неповторимый, всеведущий и всемогущий. Его всемогущество оспаривается, а всеведение подвергается испытанию преступником, существом той же природы. Я обращаю ваше внимание — не преступниками, а Преступником. Ибо все многочисленные убийцы детективных сериалах, в действительности, лишь маски одного и того же существа. Авторы, к слову сказать, зачастую проговариваются об этом — вспомним профессора Мориарти, то и дело возникающего за преступлениями, которые распутывает Холмс, вспомним возвращение смертельно больного Эркюля Пуаро к его самому первому делу.

Эту особенность уловили еще на заре детектива французские писатели Пьер Сувестр и Марсель Аллен — авторы неподражаемого «Фантомаса». На протяжении всех сорока с лишним романов неуловимый Фантомас совершает бесчисленное количество преступлений, появляясь во всех кругах общества, меняя облик с легкостью Протея. Французский сериал был столь густо насыщен мифологическими архетипами, столь активно раскрывал эпическую свою природу, что удостоился восторженных оценок таких тонких ценителей, как Жан Кокто и Гийом Аполлинер. Вскоре после появления первых романов серии Аполлинер написал: «Этот необыкновенный роман, полный жизни и фантазии, написанный хоть и небрежно, но очень живописно, завоевал культурного читателя… Чтение популярных романов, наполненных вымыслами и приключениями, занятие поэтическое и в высшей степени интересное…» Он даже в шутку создал «Общество друзей Фантомаса», куда, кроме него самого, вошли Пабло Пикассо и поэт Макс Жакоб. Жан Кокто восхищался «нелепым и великолепным лиризмом» «Фантомаса», а Робер Деснос воспел короля ужасов в стилизованных под народную балладу стихах. Современный французский критик Франсис Лакассен в связи с переизданием некогда популярной серии написал: «И пусть не покажется неуместным слово „поэзия“ в применении к трехгрошовому роману. Нет, простите, к тринадцатигрошовому, ведь цена одного тома составляла всего 65 сантимов». Он назвал эпопею о гениальном преступнике современной «Энеидой».

«Так с чем же все-таки связана популярность „Фантомаса“? — пишет критик Виктор Божович в предисловии к русскому переводу романа „Фантомас — секретный агент“. — Коротко ответить на этот вопрос невозможно, однако в самой общей форме можно сказать, что образ таинственного злодея, созданный столько же воображением Сувестра и Аллена, сколько и давней литературной традицией, несомненно, обладает качествами мифического персонажа, он служит точкой кристаллизации для чувств и настроений, растворенных в массовом сознании и подсознании… Сувестр и Аллен выступали не столько как писатели, сколько как сказители, возрождая, помимо собственной воли, древнюю фольклорную традицию…»

Неуловимость преступника, обилие его масок (Протей! — воскликнет любитель античной мифологии; Фантомас! — поправит его читатель детектива), родство главных антагонистов, их единая хтоническая природа (в одном из последних романов, действие которого происходит на гибнущем «Гигантике», Фантомас из водной пучины кричит своему вечному преследователю комиссару Жюву: «Я должен раскрыть тебе тайну! Ты никогда не мог меня убить, потому что я — твой брат!»), их связь с разрушительными и враждебными человеку стихиями, чувство вины, испытываемое сыщиком, и превращает современный детективный роман в бесконечно длящийся изощренный поединок сил Добра и Зла, о котором шла речь в «Ловле бабочек на болоте», оставаясь окультуренным и лишенным религиозного значения отзвуком давних языческих мистерий. Именно от них ведут свое начало родство двух главных антагонистов — типичных противоборствующих божественных близнецов, их единая хтоническая природа, их связь с разрушительными стихиями. Именно они предлагают нам, читателям — свидетелям и статистам — быть невольными участниками удивительной черно-белой игры.
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.

Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Старый 02.10.2021, 13:17   #173
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
ЛОВЛЯ МАНЬЯКА СРЕДИ ЛЕДНИКОВ

Всякий раз, раскрывая книгу Агаты Кристи или Артура Конан Дойла, Гилберта Честертона или Рекса Стаута, читатель знает, что ни при каких обстоятельствах сыщик не может проиграть. Как бы ни разворачивался сюжет, сколь хитроумной ни была интрига, раскручиваемая преступником, в конце концов Эркюль Пуаро и Шерлок Холмс, Неро Вульф и патер Браун припрут убийцу к стенке, изобличив и обезвредив его. Неважно, что в следующем рассказе, под другим именем (другой маской) неуловимый Фантомас вновь начнет сеять смерть вокруг себя — в пространстве данного конкретного произведения на его преступной карьере ставится жирный крест. Далее он начнет с начала — и вновь на его пути встанет гениальный сыщик…

Так обстояло дело с детективами «Золотого века», когда метафизика преступления маскировалась вполне реальными мотивами, а читатель верил в возможность интеллектуальной победы сыщика над преступником (как части общей веры в разум и рациональное объяснение законов окружающего мира).

При первых попытках превращения детектива в игру, при первых же попытках перевести противостояние сыщика и преступника в плоскость шахматной (или любой другой, похожей) партии, это устойчивое ощущение давало трещину. Неудивительно, что писатели использовали подобную возможность лишь в тех случаях, когда задумывали избавиться от надоевшего персонажа — и вот, низвергаются в пучина Рейхенбахского водопада близнецы Холмс и Мориарти, гибнут вместе с «Гигантиком»-«Титаником» братья Фантомас и Жюв, не размыкая объятий уносятся горной рекой с ледника комиссар Пьер Ньеман и убийца в уже упоминавшихся «Пурпурных реках» Жан-Клода Гранжье, и так далее. Во всех этих случаях смерть главных (по сути, единственных, ибо остальные — статисты) героев оказывается связанной с водной стихией, отсылая нас к символике первобытного Хаоса, к архаике космогонических мифов, из которых пришли в массовую литературы образы вечно конфликтующих божественных близнецов, «тягающихся первородством»…

Непременным, впрочем, оставалось одно: если Защитник, материализация надежд обывателя, гибнет — он увлекает в тот же мир смерти и своего противника, олицетворяющего наш иррациональный страх перед насилием. Ибо нельзя у читателя не должна была оставаться в памяти картина мира, деформированного насилием, и не может он, читатель, среднестатистический член общества, лишившись надежды, оставаться один на один со своими страхами. Детектив, как жанр консервативный, охранительный, одной из метажанровых целей имел возвращение окружающей действительности состояние гармонии — хотя и вполне иллюзорной, на самом деле, — а человеку — чувство безопасности.

Когда же оказались сорваны (а вернее, сами собою сошли) маски, когда не только преступления, но и действия по их раскрытия-предотвращению в романах обрели законченно иррациональный характер, когда повествование вернулось к парадигме черно-белой Игры, по сути — когда «подсознание текста» заняло место собственно сознания и заговорило на языке мифологических архетипов, своей структурой заменив фабулу, — гибель сыщика, во-первых, перестала восприниматься нарушением жанрового канона, а во- вторых, не влекла за собою гибель его противника. Иными словами, детектив перестал служить тем, чем служил в начале — средством от страха.

Игра, как и современный капитализм, a priori предполагает «равные возможности для каждого». Шансы на выигрыш равны у обеих сторон. Мало того, самоуверенность сыщика — вполне объяснимая в контексте отношений «истинный царь — самозванец», «Соломон — Асмодей» — играет подчас с «игроком по эту сторону доски» злую шутку. Он дает противнику фору — соглашается играть по его правилам. И проигрывает.

В подтексте тут происходит полное отождествление «близнецов», подобно имеющему место в мифах; собственно же текст объясняет это некоей виновностью главного героя, относящейся к предшествующим событиям. Весьма характерен, можно сказать, образцово характерен для подобного толкования метаморфозы сыщика все тот же роман Гранжье «Пурпурные реки». Его стоит рассмотреть подробнее, поскольку он наталкивает на выводы неожиданные и предлагает решения нетривиальные.

В крохотном горном городке Герноне происходит серия загадочных убийств, имеющих признаки ритуальных, и для расследования их и поиса преступника или преступников в Гернон из Парижа направляется комиссар полиции Пьер Ньеман. Для начала присмотримся внимательнее к месту действия. Вот как описан Гернон, вернее, вот каким его впервые видит Ньеман: «Здесь царила мрачноватая атмосфера, где красота природы не в силах скрыть безнадежную заброшенность…» При том, Гернон — университетский центр, обитель науки и знаний. И тем не менее: «Комплекс больших современных бетонных зданий в окружении длинных унылых лужаек. Ньеману представился туберкулезный санаторий, огромный, размер с небольшой город…» Впечатление неслучайно — чем дальше, тем больше читатель убеждается в том, что старый, уважаемый рассадник культуры давно превратился в рассадник чудовищной эпидемии вырождения. И окружает его великое Белое Безмолвие — ослепительно сверкающие ледники, грозные и молчаливые, царство смерти, неизбежно настигающей всех или почти всех героев «Пурпурных рек».

Словом, совсем как в «Собаке Баскервилей», «сцена обставлена как нельзя лучше» для явления грозных сил в выродившийся, грязный мир. Вообще параллелей с конан-дойловским романом здесь гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд — особенно в наполненной мистическими испарениями атмосфере. Ледники представляются аналогом Гримпенской трясины, они так же поглощают жертвы, создавая им потрясающей красоты полупрозрачные склепы; несмотря на опасность походов в эти места, преступник ориентируется здесь прекрасно, ему не грозит ничего. Будучи олицетворением зла (убийство — всегда зло, тем более столь жестокое, как описанные в книге), он чувствует себя в обители смерти как дома.

Впрочем, насчет олицетворения зла здесь следует говорить с осторожностью. И это становится особенно очевидным, когда мы отвлекаемся от завораживающей картины белоснежных горных вершин и знакомимся с сыщиком. Литературный критик, специализирующийся на истории жанра, наверное, написал бы: «Французский детектив сделал огромный шаг от знаменитого комиссара Мегрэ…» Действительно, Пьер Ньеман не только полицейский, он еще и преступник. Его отправили в горы не столько для расследования, сколько, что называется, от греха подальше: роман начинается с зверского убийства, совершенного комиссаром. Во время разгона хулиганствующих футбольных фанатов он забил насмерть одного из хулиганов. Вот начальство и приняло в срочном порядке командировать несдержанного полицейского в горы — «выпустить волка из логова». Кстати, в образе комиссара Ньюмена постоянно подчеркиваются звериные, хищные черты ночного охотника, «выпущенного из логова» — по словам его же начальника: «В мертвенном свете неоновых ламп по грязному залу слонялись несколько призраков весьма знакомого вида. Негры в просторных развевающихся одеждах. Проститутки с длинными, заплетенными на ямайский манер косичками. Наркоманы, бродяги, пьяницы. Все эти существа принадлежали к его… миру сыщика… Он снова взглянул на окружвших его ночных посетителей. Эти привидения были деревьями ЕГО леса, того самого, по которому он некогда крался бесшумной поступью охотника». Есть и еще одна любопытная и навязчиво подчеркиваемая автором черта — панический страх перед собаками, опять-таки, имеющий животную природу страх хищника перед стражами… Вообще, образ Пьера Ньемана — один из двух центральных образов книги — весьма важен для понимания подтекста «Пурпурных рек»: человек, носящий многозначительную фамилию («новый человек») обуреваем массой комплексом, с которыми не может справиться ни сам, ни с помощью психоаналитику, которого посещает регулярно. Строго говоря, его самого можно было бы определить как маньяка — склонность к немотивированному насилию и одновременно к паническому страху, (перед теми же собаками) превращают комиссара Ньемана в настоящего психа. Впоследствии именно его страхи приводят к гибели его молодого помощника… Словом, менее удачную и более странную фигуру в роли традиционного сыщика представить себе трудно. Когда французские газеты в связи с выходом романа писали о галлюцинирующем воображении писателя, думаю, это скорее относилось к галлюцинирующему, психопатическому воображению героя. Об этом в романе говорится впрямую: «Пьер Ньеман всегда жил в мире насилия, в развращенном мире, с его безжалостными, дикими устоями… Он утратил чувство самоконтроля. Насилие проникло в его плоть и кровь, помрачило разум… Ему так и не удалось преодолеть собственные страхи. Где-то глубоко, в дальнем уголке сознания, по-прежнему выли свирепые псы…»

А вот как воспринимается его лекция перед слушателями полицейских курсов: «Инспектор рассуждал как ненормальный и тем не менее, покорил свою аудиторию…» Кстати говоря, интересен и предмет его выступления, вернее, тот образ, который венчает лекцию: «Он сказал, что преступление всегда оставляет след в подсознании свидетелей и близких жертвы, отражается в них, как в зеркалах, нужно только суметь найти убийцу в уголке такого зеркального лабиринта». Этот образ сопровождает все события романа, временами, с раздражающей навязчивостью: «Каждый элемент расследования есть зеркало. А убийца скрывается где-нибудь в мертвой зоне… Убийца строил свои жуткие мизансцены так, чтобы сначала было видно отражение тела и лишь потом — оно само», и т. д.

Образ зеркального лабиринта, образ системы отражений, двойников, важен для «Пурпурных рек» не только тем, что преступник обращается к сыщику с помощью зеркальных отражений. Тема лабиринта перетекает в тему двойников, близнецов. Поистине удивительная, причудливая игра: преступник (вернее, преступница), сопровождаемая сестрой-близнецом, похожей на нее как две капли воды. Пара жертв — столь же преступных, что и те, кто их выследил и убил, в сущности, тоже близнецы — если «принцип дополнительности» рассматривать как одну из форм двойничества: тут явные черты инфернальности распределены между ними. Один убитый — «мозг» преступления, зацикленный на идеалах нацистского «нового человека», мечтающий остановить процесс вырождения интеллектуальной элиты совершенно криминальным путем: проведением безумных генетических опытов, похищением и подменой младенцев и прочим. Не зря над многими сценами витает незримая тень нацизма — имена фюрера и Лени фон Рифеншталь, воспоминания о ее знаменитом фильме «Триумф воли» появляются на страницах «Пурпурных рек» не раз и не два: «Это кадры из фильма Лени Рифеншталь, снятого на Олимпийских играх 1936 года в Берлине… Реми (один из погибших — Д.К.) утверждал, что эти Игры были ближе всего по духу к играм древней Олимпии, так как основывались на союзе тела и духа… Его завораживало слияние идеи и силы…»

Его двойник-партнер-сообщник — странное существо, слабоумный с патологической любовью к крысам, которым он дает человеческие имена, которых хоронит в специальных гробиках. Если вспомнить о том, что крысы — разносчики чумы, а что (или кого) называли и называют «коричневой чумой», достаточно хорошо известно читателям, то образ «повелителя крыс» выглядит расшифровкой безумных идей «первой половинки» этой пары.

И еще один двойник, двойник сыщика: «На рассвете того же дня в двухстах пятидесяти километрах от места действия полицейский офицер Карим Абдуф заканчивал чтение диссертации по криминологии.» Выходец из Магриба Карим начинал свой путь наверх так же, как его антагонист, а затем — партнер — путь вниз. Если полицейский комиссар постепенно превратился в волка-убийцу, то молодой араб из обитателей преступного дна поднялся до статуса вершителя правосудия — и не только формально, но и психологически. «Юный араб рос и переставал узнавать свой город. Грозная волна насилия вздымалась с его криминального дна… И он сделал свой выбор. Начав с кражи автомагнитол и угона машин, он… завоевал определенную финансовую независимость…» Но при этом «он знал, что удача рано или поздно отвернется от него. И тогда его вдруг осенило: он станет полицейским. Останется в темном мире преступлений, но уже под охраной законов, которые глубоко презирает, и государства, которое ненавидит всеми силами души…»

Словом, некий причудливый танец-игра, «танго втроем», где равно греховны (вернее, преступны; в идеологии детектива грех и преступление нетождественны) все действующие лица. Потому и погибают они, олицетворяя страхи разных стадий существования общества, постепенно: сначала безумные последователи фюрера с их маниакальной верой в научную магию; затем настигшие их убийцы — на самом деле столь же безумные, разделившие одно «Я» на двоих (одна сестра — альпинистка, всю жизнь проводящая среди ослепительно-белых вершин, другая — живущая под покровом ночи, ожившая покойница, то ли девочка, то ли мальчик, очень близко стоящая к привидениям комиссарова леса… А следом погибает и преследователь.

Но тут Гранжье отдал дань то ли традиции классического детектива, которую он сам же разрушал последовательно и неумолимо, то ли очередной моде современных европейских интеллектуалов, которая, в свою очередь, вполне согласуется с давней культурной традицией. Комиссар Ньеман раскрывает преступление и погибает*. Волк гибнет, потому что он сам — хищник, преступник, возмездие (по законам жанра) настигает его, смерть среди белоснежных ледников неизбежна и воспринимается читателем как заслуженная кара за убийство, совершенное этим хищником в начале романа. Порождение обезумевшего, впавшего в маразм мира, утратившего чувство реальности, ищущего спасения в возрождении нацизма, он не может остаться в живых. Комиссар Ньеман не только воплощение надежд, сколько еще один образ страха перед агрессивным безумием.

Но вот его «близнец» Карим остается жив. Именно молодого чужака, презирающего государство и возненавидевшего преступность как порождение этого больного и одряхлевшего социума, автор оставляет в качестве защитника цивилизации и его последняя надежда. Поразительно, ведь и он — преступник, о чем говорится весьма подробно, он тоже убийца и грабитель, причем последнее убийство он совершает, уже будучи полицейским. Поистине странен предлагаемый спаситель… И дело не в том, что Карим — араб, как это может показаться поначалу. Связь его с арабским миром и исламом весьма условна: он плохо говорит на языке предков и о их религии имеет весьма смутное представление. Это настойчиво подчеркивается Ж.- К. Гранже. Важным является то, что Карим Абдуф — природный человек, у него здоровые рефлексы, его жестокость оправдана, ибо направлена против преступников и в защиту жертв. Юный варвар с арабского Востока, спасающий заслуженно презираемую им выродившуюся беспомощную, утратившую ориентиры цивилизацию — новая надежда европейского массового сознания, странная и своеобразная трактовка руссоистских взглядов.

Впрочем, это — рассуждение в сторону. Пока же я хочу подчеркнуть, что детектив-игра чаще всего не гарантирует победы сыщика-защитника и в силу этого не избавляет читателя от страха. И то, что для выполнения изначальной задачи в образцово м романе-игре «Пурпурные реки» автору пришлось ввести «удвоенный состав», лишь подтверждает это.

* Через 20 лет Гранже воскрешает Ньемана и пишет о нем еще два романа: "Последняя охота" и "День праха". Рассказывается, что Карим Абдиф вышел в отставку и вернулся на родину (в Магриб?). Вместо него у Ньемана появляется помощница родом из Хорватии.
В "Последней охоте" Ньеман рассказывает, почему он боится собак. Это не мистика, а страшное детское воспоминание.
Воскрешение Ньемана произошло уже после написания "Баскервильской мистерии", в 2019 году.
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.


Последний раз редактировалось Aliskana; 21.10.2021 в 19:36.
Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Старый 02.10.2021, 13:18   #174
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
Суждение о том, что шедевр Борхеса «Смерть и буссоль», написанный несколько десятилетий назад, является конечной точкой развития классического детектива, одновременно и вершиной и финалом, может показаться противоречащим тому факту, что после этого рассказа было написано множество самых разных произведений, формирующих жанр. Но поскольку мы говорим не о хронологии или истории жанра, но лишь о его метафизике, именно таким следует рассматривать борхесовскую новеллу. До известной степени «Смерть и буссоль» и двойник, и полная противоположность (вернее, зеркальное отражение) романа Э. Куина. Параллелей тут множество — вплоть до той роли, которую и в этом произведении играет Тетраграмматон. Но вот финальная рефлексия сыщика, сожалеющего о сброшенных с доски фигурах, для героя Борхеса невозможна — ибо так же, как и в романе А. Переса-Реверте, сыщик Лённрот не интересуется жертвами. Его внимание сосредоточенно на игре, на завораживающей магии геометрических построений — треугольника, превращающегося в ромб, вершины которого обозначены буквами, составляющими Тетраграмматон, и телами жертв таинственного убийцы. Числовая мистика, отсылающая нас к еврейской гематрии, имена основоположника хасидизма Баал-Шем-Това, Лейбница, загадочного «тетрарха Галилеи», живущего в «Отель дю Нор» напротив подольского раввина Марка Ярмолинского, «безропотно перенесшего три года войны в Карпатах и три тысячи лет угнетения и погромов», — первой жертвы и первой «буквы» геометрической головоломки. Космос рассказа — это космос всей европейской цивилизации, если угодно, всей иудеохристианской культуры. Именно в этом космосе живет и действует некто Лённорт, сыщик, «считавший себя чистым мыслителем, неким Огюстом Дюпеном». Словно одержимый, носится он по безупречным и потому нечеловеческим построениям неизвестного убийцы, пока не попадает в ловушку, подстроенную ему противником. Собственно, имя Дюпена подсказывает читателю, что здесь, в попытке разыгрывать партию по канонам черно-белой игры, сыщику действительно угрожает проигрыш… Три буквы Божественного имени Лённорт разгадывает, но четвертой буквой — и четвертым трупом — становится он сам. Впрочем, подобие справедливости сохранено: первая жертва — жертва случайная, и всесильный «повелитель зла», Шерлах, не признающий случайностей, сделав несчастного Ярмолинского «первой буквой» в своей хитроумной головоломке, своем лабиринте, второй буквой делает виновника — убивает убийцу. Третьей жертвы вообще не существует, это имитация. Четвертой же становится сыщик — соперник и вечный враг, попадающий в ловушку, принявший навязанные ему правила.

То, что происходит в рассказе, действительно игра, в которой значение имеет лишь результат. Соперники бессмертны — это говорится почти открыто, финале:

«Лённрот отвел глаза от взгляда Шарлаха. Он посмотрел на деревья и на небо, расчерченные на мутно-желтые, зеленые и красные ромбы. Ему стало зябко и грустно, грусть была какая-то безличная, отчужденная. Уже стемнело, из пыльного сада донесся бессмысленный, ненужный крик птицы. Лённрот в последний раз подумал о загадке симметричных и периодических смертей.

— В вашем лабиринте три лишних линии, — сказал он наконец. — Мне известен греческий лабиринт, состоящий из одной-единственной прямой линии. На этой линии заблудилось столько философов, что немудрено было запутаться простому детективу. Шарлах, когда в следующей аватаре вы будете охотиться за мной, симулируйте (или совершите) одно убийство в пункте А, затем второе убийство в пункте В, в 8 километрах от А, затем третье убийство в пункте С, в четырех километрах от А и В, на середине расстояния между ними. Потом ждите меня в пункте D, в двух километрах от пункта А и пункта С, опять же на середине пути. Убейте меня в пункте D, как сейчас убьете в „Трист-ле-Руа“.

— Когда я буду убивать вас в следующий раз, — ответил Шарлах, — я вам обещаю такой лабиринт, который состоит из одной-единственной прямой линии, лабиринт невидимый и непрерывный».
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.

Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Старый 02.10.2021, 13:19   #175
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ИГРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Менее всего я хотел бы произвести впечатление человека, пытающегося отыскать в детективных текстах некие эзотерические, мистические откровения. Ни в коем случае — все, о чем говорилось в этой книге, имеет отношение только к культуре, причем к одной из ее разновидностей — массовой культуре, массовой литературе. Я хотел показать, насколько близок один из ее жанров — классический детектив — к фольклору, героическому эпосу, к низовой мифологии. Все образы, характерные для этой последней, проникали в тексты писателей-детективщиков, зачастую без всякого сознательного умысла. Просто таковы внутренние законы жанра, диктующие определенный набор образов и систему взаимоотношений между персонажами. Я предлагаю читателю следующий эксперимент: попробуйте сочинить волшебную сказку. Хотите вы того или нет, но, записав свое творение, вы обнаружите наличие в нем тех образов, и тех событий, которые вам продиктовал избранный вами жанр. И при желании легко можно будет вычленить тот мифологический пласт, который непременно присутствует в любом — подчеркиваю, любом — произведении подобного рода.

Правда, сегодняшний постмодернистский детектив (например, «Фламандская доска» или «Имя розы») пишутся писателями, прекрасно отдающими себе отчет в метафизичности и мифологичности жанра и пользуются ими весьма умело — к вящей пользе литературы. Гримпенская трясина, кристаллизовавшаяся в ледники Герона, каменные джунгли Нью-Йорка, расчерченные квадратами Сьюдад-де-Вадос — все эти аналоги шахматной доски, постепенно вытянулись в лабиринт, состоящий из одной-единственной прямой линии, где координаты точек составляют последовательность стремящейся к нулю бесконечно малой величины — вот истинный космос современного детектива. От рационализма раннего периода осталась лишь математическая абстракция, имеющая к познаваемости мира столько же отношения, сколько имеют параноидальные галлюцинации.

Почему это произошло? Почему детектив пришел к столь странному состоянию? Почему, покончив с маскировкой под реальность, выпустив наружу источник массовых страхов и надежд, он все чаще убивает надежду, оставляя читателя наедине со страхом?

Метаморфоза представляется вполне закономерной. Детектив — своеобразный социопсихологический барометр, более-менее точно отражающий состояние массового сознания. Слишком большое разочарование испытало общество и вместе с ним культура на протяжении последних полутора веков, чтобы по-прежнему сохранить веру в возможности разума, в возможности науки, позитивное отношение к познанию окружающего мира. Эта вера постепенно сходит на нет. Массовое сознание более не видит защитника в интеллектуале и более не боится «обычных» смертей, имеющих логическое объяснение. Иррационализм, немотивированное насилие, породило не только страх, но и веру в то, что с ним может справиться только иррациональная же сила.

Маньяка может поймать только маньяк. Иного может поймать только Иной. Безумному агрессору может противостоять только непредсказуемый защитник. Благодаря этой формуле чужое существо, связанное с миром смерти и скрывавшего свою истинную природу под маской вашего соседа, получил возможность снять эту маску и предстать таким, каков есть. Он может поймать обезумевшего убийцу и отвести от вас смертельную угрозу, а может заменить его и повести охоту на вас. Он непредсказуем, ибо он — Иной. Пока что он гонится за соперником по не имеющей толщины одной-единственной линии Лабиринта, выстроенной этим соперником, избегая ловушек и устраивая их, читая язык мертвых, досадливо отмахиваясь от проигранных фигур. Но когда-нибудь он остановится…

Впрочем, нет. Остановится он не может, ибо «Баскервильская мистерия» — это вечная, до конца века, борьба двух сил за власть над миром. Борьба, которая имеет лишь временные результаты. Формулировка правил ее ведения может меняться, но суть неизменна.

Мы же по-прежнему останемся лишь свидетелями ее, читателями бесстрастных протоколов этого состязания, именуемых «классическим детективом».
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.

Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Старый 08.10.2021, 14:05   #176
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
↓↓ Этель Лина Уайт "Пассажиры"
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.


Последний раз редактировалось Aliskana; 10.10.2021 в 14:20.
Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Старый 11.10.2021, 18:40   #177
Mikle
Старожил
 
Регистрация: 15.10.2014
Сообщений: 7,148
Mikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душойMikle мастер, работающий с душой
Всадники Апокалипсиса вообще-то выполняют функции не столько стражей призрачной границы между материальным миром и миром потусторонним, сколько служат грозным предостережением: Зло вот- вот ворвется в мир: «И вот: Конь Бледный, и едущий на нем; имя ему — Смерть… И Ад следовал за ним…»


Вспомнился опус М. Любимова с одноименным названием - шпионский детектив, несомненно , нотолько сейчас понятен этот «сказочный бекграунд» со всем этим глубинным государством и концом истории))
https://www.litmir.me/br/?b=61325&p=1
Mikle вне форума   Ответить с цитированием
Старый 12.10.2021, 10:50   #178
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
Я.сломалась на пЯтой странице, увы.
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.

Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Старый 12.10.2021, 12:50   #179
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
А вот это - маньячный триллер!

↓↓ Кристианна Бренд "Нет Лица"
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.

Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Старый 21.10.2021, 19:21   #180
Aliskana
Вольная мастерица
 
Аватар для Aliskana
 
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
Aliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мираAliskana мозаика мира
↓↓ Кэти Линн Эмерсон "Любые средства, кроме убийства"
__________________


Плохой купил ты телевизор -
В нем лишь убийства и разврат.
Верни наш старый чёрно-белый
Про мир гагарин и мосфильм.

Предпочитаю вежливость.


Последний раз редактировалось Aliskana; 21.10.2021 в 19:24.
Aliskana вне форума   Ответить с цитированием
Ответ

Метки
детектив

Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Часовой пояс GMT +4, время: 03:27.