Оппоненты В.И. Ленина и те, кто им доверяет, утверждают, будто Владимир Ильич был сторонником физического истребления священников и всеми силами проводил эту странную затею в жизнь. Профессиональные историки, специалисты в области взаимоотношений Православной церкви и Советского государства ленинского периода могут только посмеяться над этими выдумками, поскольку сама постановка вопроса о некоем мифическом «геноциде духовенства» в первые послереволюционные годы является абсурдной и не имеет под собой никаких реальных оснований.
Все подобные рассказы – удел излишне политизированных СМИ и, как это ни прискорбно, некоторых недобросовестных представителей Церкви.
Симптоматично, что все авторы, «раскручивающие» указанный миф, ссылаются лишь на три текста. Один из них – это фальшивка образца 1990-х годов, приписываемая Ленину. А два других принадлежат Владимиру Ильичу, но обычно цитируются без должных комментариев в расчете на то, что никто из читателей или слушателей не будет вдаваться в детали: в каких обстоятельствах родился документ, как он воспринимался адресатами, какими были его реальные последствия и т.д. Меж тем именно эти «детали» многое проясняют и прежде всего то, что оба распоряжения Ленина были направлены на сохранение возможно большего числа человеческих жизней в невероятно сложной обстановке. Сегодня мы это покажем, тщательно анализируя все три цитаты, вокруг которых за прошедшие 25 лет выросли целые горы лжи и спекуляций.
Указание №13666/2
Любой пользователь сети «Интернет», хотя бы немного интересовавшийся обсуждаемой темой, наверняка встречал следующее жуткое «указание» под столь же жутким номером «13666/2», которое якобы отдали Ленин и Калинин главному чекисту страны Дзержинскому 1 мая 1919 года: «В соответствии с решением В[сероссийского] Ц[ентрального] И[сполнительного] К[омитета] и Сов[ета] Нар[одных] Комиссаров, необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады»(1).
Первое, что бросается в глаза любому образованному человеку, – это полное несоответствие содержания «указания» тому, что достоверно известно о политике советского правительства по отношению к Церкви в ленинский период, т.е. в 1917–1922 годах. После Октябрьской революции Церковь была лишена финансовой поддержки со стороны государства, однако предложенные большевиками эффективные экономические механизмы позволяли Церкви существовать без государственного финансирования, за счет верующих. На уровне государственных законов за всеми советскими гражданами закреплялось право участвовать в религиозных обрядах, проводить крестные ходы, строить храмы и т.д. Вот выдержки из основополагающего советского закона, регулировавшего религиозную жизнь страны (его проект, кстати говоря, просматривался и редактировался Лениным): «Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой»; «Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан Советской Республики. Местные власти имеют право принимать все необходимые меры для обеспечения в этих случаях общественного порядка и безопасности»(2). Патриарх Тихон, глава Русской православной церкви, с 1917 по 1922 год почти ежедневно служил литургии, всенощные, молебны, панихиды, которые нередко проходили рядом с местом работы и проживания Владимира Ильича – в Успенском и Архангельском соборах Московского Кремля, в Казанском соборе и в храме Василия Блаженного на Красной площади, в храме Христа Спасителя(3). До конца 1920-х годов религиозная жизнь страны была весьма насыщенной, очевидцы отмечали небывалый религиозный подъем, расцвет церковного быта. Так что ни о каком якобы тотальном уничтожении священнослужителей в Советской России ни до, ни после 1919 года говорить не приходится.
Интересно, что обсуждаемое «указание» ни разу не публиковалось и даже не упоминалось в авторитетных научных сборниках документов: «В.И. Ленин и ВЧК»(4), «Красная книга ВЧК»(5), «Политбюро и церковь»(6), «В.И. Ленин. Неизвестные документы»(7), «Отделение Церкви от государства и школы от Церкви в Советской России»(8). Эти сборники издавались после «перестройки», их составители, получившие доступ к архивам, постарались обнародовать все содержательные документы, не печатавшиеся в советское время, в том числе и материалы, освещающие взаимоотношения большевиков с Церковью.
После длительных поисков издания, которое первым поместило на своих страницах обсуждаемое «указание», мы выяснили следующее. По-видимому, впервые этот текст был опубликован в литературно-художественном журнале-альманахе приключений, путешествий, научных гипотез и фантастики (!) с говорящим названием «Чудеса и приключения» в 1999 году(9). О научном уровне этого журнала говорят даже заголовки публикуемых в нем материалов. Возьмем для примера названия статей из того же номера: «Магия взгляда», «Скандалы в королевском доме», «Схватка с зомби в российском самолете». Ну как? И смешно, и грустно, не правда ли? Тем не менее о помещенном в журнале мифическом «указании» всерьез заговорили Церковь, российские газеты, книги.
Больше того, ни в одной из известных нам публикаций этого самого «указания» не сообщается место его хранения – в каком городе, в каком архиве и т.д. Надо сказать, что подобная «небрежность» (тем более когда речь идет о находке, претендующей на сенсацию) у профессиональных историков вызывает, мягко говоря, недоумение. Автор этих строк провел собственное расследование и обратился во все российские архивы, где мог бы храниться подобный «документ», а именно: в Российский государственный архив социально-политической истории, Государственный архив Российской Федерации, Архив президента Российской Федерации, Центральный архив Федеральной службы безопасности, Российский государственный архив новейшей истории, Российский государственный военно-исторический архив и Российский государственный исторический архив. Ни в одном из перечисленных семи архивов такого «документа» не оказалось. Их сотрудники любезно рекомендовали автору обратиться в другие архивы, но эти рекомендации не выходили за рамки приведенного списка.
И, наконец, еще один примечательный момент. В тексте «указания» имеются фактические неувязки. Дело в том, что 1 мая 1919 года, когда якобы появился этот «документ», Калинина вообще не было в Москве. За два дня до этого, 29 апреля, Михаил Иванович отправился в свою первую поездку по стране в качестве председателя ВЦИК и вернулся в столицу только 18 мая(10). Кроме того, в партийном делопроизводстве РСФСР и СССР никогда не было документов под заглавием «Указание»(11).*
Перечисленные факты свидетельствуют о том, что обсуждаемый «документ» представляет собою довольно грубую подделку. Сочинители текста даже не потрудились придать ему правдоподобный вид. Таким образом, не всё, что печатается в газетах и пишется в интернете, является правдой. Будьте бдительны!
Телеграммы в Пензу
Еще один часто цитируемый документ – это телеграмма Ленина, в которой он требует «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев»(12).*
Следует отметить, что данное высказывание Владимира Ильича в советское время не представляло собой никакой тайны и неоднократно публиковалось в общедоступных источниках, в частности в Полном собрании сочинений Ленина(13). Тем не менее после разрушения СССР эта вырванная из контекста строчка внезапно обрела статус «сенсационного открытия» и стала чуть ли не главным «доказательством» якобы нечеловеческой жестокости Владимира Ильича, его якобы патологической ненависти к "попам". Предприимчивые авторы цитировали телеграмму, ничего не объясняя и представляя дело так, будто в этой короткой фразе как раз и заключено все ленинское мироощущение, вся «дьявольская сущность» большевиков. И многие, даже весьма неглупые люди верили, возмущались, сыпали проклятия… Столь странный поворот событий объяснить нетрудно: основная масса советских людей мало интересовалась первоисточниками марксистско-ленинского наследия и знала об истории Октябрьской революции и Гражданской войны лишь то, что предлагала неизбежно упрощенная, не вдававшаяся в подробности пропаганда.*
Однако знакомство с обстоятельствами, которые привели к появлению обсуждаемой телеграммы, расставляет все на свои места(14). Разумеется, никаких общеполитических большевистских установок она не содержала. Это был текст, появившийся в критической обстановке, привязанный к конкретному месту, времени и ситуации. Что же произошло?
Весной–летом 1918 года в Петроград и Москву перестало поступать продовольствие. Традиционные хлебные области оказались отрезанными: Украина была захвачена немецкими оккупантами, пути от Сибири и Поволжья пресекла линия фронта Гражданской войны, прервалось сообщение с Северным Кавказом. Обе столицы охватил голод. Очевидец вспоминал: «По моим наблюдениям, в мае 1918 года в Питере редко было можно видеть лошадей, часть их была съедена, часть подохла, часть уведена в деревню, а часть была нами реквизирована для нужд нашей гражданской войны. К этому времени я не помню, чтобы где-нибудь встречал кошку или собаку: предприимчивые люди и их использовали. <…> …я знал моменты, когда по целым неделям рабочим не выдавали ни фунта хлеба или картофеля, а только семечки и орехи. Тяжелое было время… <…> …очень часто рабочие, выходя на работу, изможденные, голодные, работали до тех пор, пока не падали у своих станков от голода, <…> десятками их уносили в приемный покой…»(15)*
Таким образом, речь шла о жизнях десятков или даже сотен тысяч человек. Надо было срочно что-то делать. Внимание советского руководства направилось на Пензенскую губернию – одну из важнейших в то время губерний по снабжению Петрограда и Москвы хлебом и прочим продовольствием. Здесь летом 1918 года были определенные резервы хлеба (излишки). Однако в Пензе и ее окрестностях среди крестьян, плохо информированных о мероприятиях Советской власти, представители Белого движения вели интенсивную антибольшевистскую агитацию, распространяли слухи о том, что Ленин, дескать, продался германцам и т.п. Распропагандированные крестьяне наотрез отказывались давать хлеб большевикам.*
Попытки мирным путем изъять излишки хлеба у пензенских крестьян, чтобы хоть как-то накормить жителей столиц, привели к вооруженному мятежу: восемь человек, из которых пятеро занимались организацией хлебных поставок, были зверски убиты. В считаные дни восстание охватило пять уездов губернии. Опасность положения многократно усугублялась тем, что всего в 15 км от Пензы проходила линия фронта Гражданской войны и хлеб, жизненно необходимый Петрограду и Москве, со дня на день мог окончательно перейти в руки белых. Любое промедление и мягкотелость со стороны советского руководства – как в центре, так и в Пензе – могли привести к дальнейшим человеческим жертвам, число которых не поддавалось прогнозированию. Однако пензенские большевистские организации – тогда еще немногочисленные, слабо оформленные и к тому же раздираемые внутренними конфликтами – в этой критической ситуации оказались не готовы к решительным действиям. Ленин, с опозданием узнавший об этой особенности пензенской организации, в течение нескольких недель направлял туда целую серию телеграмм с выговорами и весьма суровыми предписаниями. Среди них была и та телеграмма, которую мы процитировали выше. Только после этих личных указаний Владимира Ильича тамошние «товарищи» зашевелились. Совершенно очевидно, что устрашающий тон ленинских телеграмм был выбран намеренно – в противном случае дело бы вообще не сдвинулось. Это подтверждается итогами мероприятий, проведенных пензенскими большевиками: 13 организаторов восстания и непосредственных исполнителей убийства были арестованы и расстреляны; в охваченные волнениями районы были направлены агитаторы, которые разъяснили крестьянам суть продовольственной политики Советской власти; контакт с местным населением был налажен, мятеж ликвидирован, опасность возникновения новых волнений устранена. Никаких других жертв, кроме 13 казненных, не было. Вот вам и «беспощадный массовый террор»!*
А как же обстояло дело с представителями духовенства, спросит читатель. Они упоминались в ленинских телеграммах в Пензу всего лишь раз – в самом начале переписки с пензенскими большевиками. В других телеграммах в качестве опасных элементов упоминались только кулаки и белогвардейцы. По-видимому, в результате общения с тамошними товарищами Владимиру Ильичу стало ясно, что представители Церкви не являются активными фигурами в развернувшихся волнениях.
Есть такая отрасль исторической науки – источниковедение. Это наука о том, как изучать и использовать исторические документы. Так вот, первая аксиома источниковедения гласит: текст распоряжения – это еще не доказательство того, что нечто происходило именно так, как об этом написано в распоряжении. В истории известно немало указаний, которые так и остались только на бумаге. Вообще, серьезные ученые предупреждали, что резкие выражения Ленина («повесить», «расстрелять» и т.п.), изредка попадающиеся в его трудах, нельзя воспринимать буквально. Да и окружение Вождя их буквально не воспринимало, чему имеется целый ряд подтверждений. Так, например, в одном из частных писем Ленин говорил, что за неумение гласно судить за волокиту весь Народный комиссариат юстиции (тогдашнее Министерство юстиции) «надо вешать на вонючих веревках»(16). Историкам, однако, неизвестно о массовых повешениях сотрудников Наркомюста, к тому же ряд видных деятелей этого комиссариата преспокойно пережили Владимира Ильича. Другой пример. Народный комиссар (т.е. министр) просвещения А.В. Луначарский, близкий соратник Ленина, говорил в 1924 году: «У меня сохранилась бумага, в которой на полях красным карандашом написано и несколько раз подчеркнуто: выработать такую-то программу, если до сих пор не выработана, повесить Луначарского, и подпись – В.И. Ленин. Программа не была выработана, повесить меня было за что»(17). И тем не менее Анатолий Васильевич благополучно дожил до 1933 года. «Это была шутка, – разъяснял он, – но мы знали, что это есть несомненно важное указание [Ленина], – здесь, мол, ты ошибаешься»(18). В общем, писались подобные грозные фразы чаще всего именно для того, чтобы сдвинуть с мертвой точки необходимые срочные или давно запланированные дела, «встряхнуть» тех, кто не понимает серьезности момента и бездействует. То же самое можно сказать и о «чудовищных» масштабах (повесить «нас всех и Наркомюст сугубо»), которые иногда приводятся в такого рода записках. Надо понимать напряжение и объем работы, которую выполнял Ленин, надо понимать силу его чувств и характер взаимоотношений между партийными деятелями, чтобы стало ясно: в некоторых, самых острых ситуациях, он не мог допустить бездействия и неисполнения указов ценою формального соблюдения «дипломатических норм». Ленин был воплощением действия и писал, думая исключительно о тех реальных мерах, которые в итоге будут приняты в результате прочтения его распоряжения конкретным лицом.*
Это принципиальное обстоятельство надо всегда иметь в виду, в том числе при обсуждении следующего эпизода, связанного с трагическими событиям 1922 года.
Изъятие церковных ценностей
Двухлетняя засуха (1920, 1921), последовавший за нею неурожай, а также хозяйственная разруха, вызванная Первой мировой (1914–1918) и Гражданской (1918–1920) войнами, привели к страшному голоду 1921–1922 годов, которым были охвачены 34 губернии: юг Украины, Крым, Северный Кавказ, Южный Урал и особенно Поволжье – всего около 33 млн человек. Люди сходили с ума, матери убивали и ели своих детей, из могил растаскивались трупы. От голода и вызванных им эпидемий тогда умерло около 8 млн человек(19). Кошмар голодного времени усугублялся тем, что в стране был более чем наполовину израсходован золотой запас, а без него невозможны были ни государственное строительство, ни хозяйственное развитие, ни завоевание Советской Россией жизненно важных международных позиций.
В этих критических условиях Советская власть во главе с Лениным предпринимала отчаянные шаги по спасению народа. Писались воззвания к крестьянам благополучных районов Украины и обращения к международному пролетариату, принималась помощь от Франции, Чехословакии, Германии и других стран. Но этого было явно недостаточно. Одним из выходов из сложившейся ситуации была продажа за рубеж материальных ценностей (золото, серебро, драгоценные камни), которыми располагали религиозные объединения.*
23 февраля 1922 года был издан декрет об изъятии церковных ценностей, распространявшийся на все вероисповедания(20). Он предписывал проводить изъятие «с обязательным привлечением групп верующих»(21) и обращать внимание только на те предметы, «изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа»(22). Комиссия, работавшая в Москве и Московской губернии, предписывала при изъятии ценностей из православных храмов придерживаться церковных обычаев – «не входить женщинам в алтарь», «в церкви во время изъятия снимать шапки»(23) и т.п.*
Поскольку в России самой значительной религиозной организацией была Православная церковь, декрет главным образом касался имущества, которым распоряжалась она. За долгие века Церковь скопила огромные богатства в виде церковной утвари, драгоценного убранства храмов и т.п. Наиболее чтимые иконы всегда бывали в золотых, серебряных или позолоченных ризах, которые украшались жемчугом, сапфирами и другими драгоценными камнями. Дорогими окладами обрамлялись Евангелия и Псалтыри, предназначенные для богослужения. Серебро традиционно применялось для рак – специальных ларцов, где хранились мощи святых. Отметим, что к этому моменту все здания, церковная утварь и др., которыми пользовалась Церковь, были национализированы, т.е. представляли собою собственность Советского государства, а верующие использовали ее, подписывая соответствующие договоры с местными властями.
Среди определенных слоев населения России появление декрета об изъятии церковных ценностей вызвало недовольство. Патриарх Тихон – тогдашний глава Русской православной церкви – назвал действия большевиков святотатством и призвал паству к открытому сопротивлению. В некоторых городах прошли акции протеста.*
После первого же кровопролитного столкновения верующих с представителями власти (г. Шуя, Иваново-Вознесенская губерния, 15 марта 1922 года) Ленин написал письмо, в котором призвал к максимально быстрому и жесткому подавлению наметившегося, как тогда казалось, организованного сопротивления изъятию. «Именно теперь, – настаивал Владимир Ильич, – и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. <…> …изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного (выделено мной. – Г.Х.) духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше»(24).
Приведенное письмо красноречиво. Оно дышит напряжением всех сил для выполнения первоочередной задачи того времени – сохранить человеческие жизни. Да, ценой жертв, но все-таки во много раз меньших, нежели те, что уже стали фактом или прогнозировались.*
Некоторые эмигранты, публицисты, политики, телеведущие утверждают, будто ленинское письмо спровоцировало огромное количество кровавых столкновений верующих с властями по всей стране и массу смертных приговоров на последовавших за ними судах. При этом даже называется непонятно откуда взявшаяся цифра – около 8–10 тыс. человеческих жертв(25). Некоторые авторы оперируют еще более загадочной по своему происхождению статистикой – дескать, расстреляно было 40 тыс. священников, дьяконов и монахов, а также около 100 тыс. верующих(26).*
Попробуем, однако, разобраться, каковы были реальные последствия обсуждаемого «указания». Ответ на этот вопрос надо искать в региональных архивах, где хранятся отчеты местных советских спецслужб о настроениях в массах, о ходе мероприятий по изъятию ценностей и о всевозможных инцидентах. Кроме того, там же хранятся протоколы судов над теми, кто провоцировал сопротивление властям или подозревался в подобных действиях. В последние годы десятки ученых-историков тщательно изучают все эти архивные документы и подробно излагают результаты своих изысканий в диссертационных работах. Тексты диссертаций доступны любому желающему и в совокупности представляют собой ценнейший источник информации, позволяющий объективно оценить масштабы кровопролития.*
К настоящему моменту автор успел ознакомиться с 35 диссертациями, написанными по архивным материалам 29 российских регионов и 2 городов. Что же выяснилось? Оказалось, что на всех этих территориях в связи с изъятием ценностей погибло в общей сложности меньше 50 человек(27). В это число включены и жертвы уличных столкновений с властями, и число казненных по приговорам судов. В Шуе, к примеру, казнили всего троих. И это, обратите внимание, несмотря на резкие – очевидно, образные – слова Ленина о том, что там судебный процесс должен закончиться «не иначе как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев». В большинстве изученных регионов (Архангельская, Владимирская, Орловская, Псковская, Тамбовская губернии, Пермская, Тверская, Тобольская, Уфимская епархии, весь Урал, Нижнее Поволжье, Кольский Север, весь Дальний Восток, Донская область, Карелия, Алтай, Башкирия, Чувашия, Кузбасс и др.) вообще не было ни погибших в стычках, ни казненных, поскольку процесс изъятия там проходил в целом весьма спокойно.
Конечно, исследование охватило пока не все российские регионы. Конечно, необходимы дальнейшие поиски и подсчеты. Но уже сейчас совершенно очевидно, что по всей стране жертвами изъятия церковных ценностей стали от силы несколько десятков человек. Ни о каких «сотнях» и тем более «тысячах» смертей не может быть и речи. Так что традиционные душещипательные рассказы о так называемом геноциде верующих в ходе изъятия ценностей 1922–1923 годов являются не более чем политизированной мифологией.
Еще раз подчеркнем: рассказы о том, что Ленин якобы приказывал расстреливать верующих и священников «просто так», т.е. за их убеждения или за принадлежность к Церкви, – это выдумки его ненавистников и оппонентов. Не существует ни одного документа, который подтверждал бы это расхожее представление. К настоящему моменту рассекречены и опубликованы все хоть сколько-нибудь содержательные материалы, освещающие деятельность Владимира Ильича, и никаких призывов искоренять религиозность насильственным путем, истреблять духовенство или простых верующих в них нет. Сам факт появления фальшивого «Указания № 13666/2», о котором говорилось выше, свидетельствует о том, что у авторов, пропагандирующих черный миф о Ленине, не нашлось никаких реальных улик против Вождя революции.*
Об антирелигиозной пропаганде
Мифический геноцид священников недобросовестные публицисты порою объясняют тем, что большевики, мол, таким образом боролись с религией. Это еще одна сказка. Устранять религию из жизни людей насильственным путем никто из большевиков не собирался. А уж Ленин – так он вообще регулярно предостерегал своих однопартийцев от грубых или нечутких действий, подчеркивая необходимость единства трудящихся вне зависимости от религиозных взглядов. Освобождать людей от религиозных предрассудков Владимир Ильич допускал возможным лишь двумя способами. Во-первых, путем активного вовлечения людей в социальную борьбу против темных сил капитализма, которая, как считал Ленин, сама просвещает. И, во-вторых, путем массового общекультурного просвещения, причем в качестве одного из путей рассматривалась и так называемая антирелигиозная пропаганда, которая, согласно многочисленным указаниям Владимира Ильича, ни в коем случае не должна была задевать религиозных чувств верующих и должна была основываться на издании корректной научно-просветительской литературы. Никакими иными путями Ленин никогда не призывал бороться с религиозными предрассудками. Более того, любые другие методы он считал нецелесообразными и даже вредными. Об этом свидетельствуют как ленинские труды, так и документы первых лет Советской власти, к появлению которых прямо или косвенно был причастен Владимир Ильич. Несколько примеров.
Из выступления Ленина 19 ноября 1918 года: «Бороться с религиозными предрассудками надо чрезвычайно осторожно; много вреда приносят те, которые вносят в эту борьбу оскорбление религиозного чувства. Нужно бороться путем пропаганды, путем просвещения. <…> Самый глубокий источник религиозных предрассудков – это нищета и темнота; с этим злом и должны мы бороться»(28).*
В 1919 году в проекте программы большевистской партии в разделе «Основные задачи диктатуры пролетариата в России» Ленин пишет: «Пролетарская диктатура должна неуклонно осуществлять фактическое освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков, добиваясь этого посредством пропаганды и повышения сознания масс, вместе с тем заботливо избегая всякого оскорбления чувств верующей части населения и закрепления религиозного фанатизма»(29).
Еще один документ – записка Ленина, написанная им в апреле 1921 года: «т[оварищу] Молотову. Если память мне не изменяет, в газетах напечатано письмо или циркуляр Ц[ентрального] К[омитета] насчет 1 мая [1921 года], и там сказано: разоблачать л о ж ь религии или нечто подобное. / Это нельзя. Это нетактично. Именно по случаю пасхи надо рекомендовать иное: / не разоблачать ложь, / а избегать, безусловно, всякого оскорбления религии. / Надо издать дополнительно письмо или циркуляр. Если Секретариат не согласен, то [вынести на обсуждение] в Политбюро»(30). И действительно, 21 апреля 1921 года в газете «Правда», в дополнение к ранее опубликованному циркуляру, ЦК опубликовал письмо, в котором предлагалось при праздновании 1 Мая «ни в коем случае не допускать каких-либо выступлений, оскорбляющих религиозное чувство массы населения»(31).
А вот как в декабре 1921 года Ленин отреагировал на подозрение, будто он предлагал жечь молитвенники: «Само собой разумеется, что я никогда этой вещи не предлагал и предложить не мог. Вы знаете, что по нашей Конституции, по основному закону нашей республики, свобода духовная насчет религии за каждым безусловно обеспечена»(32).
Сейчас, кстати говоря, мало знают о том, что одним из самых распространенных средств антирелигиозной пропаганды ленинского времени были публичные диспуты. Это были увлекательные дискуссии, обычно протекавшие мирно и в рамках приличия, между религиозными деятелями и представителями атеистически настроенной общественности. Известно, что в такого рода состязаниях на стороне атеистов участвовал сам министр (нарком) просвещения А.В. Луначарский, о котором церковные представители отзывались всегда очень уважительно(33). Вообще, Анатолий Васильевич был сторонником расширения доброжелательных мировоззренческих дискуссий с Церковью(34), и в этом он следовал ленинским установкам. Диспуты вызывали огромный интерес у населения, особенно у крестьян. Бывало, что на такие мероприятия собиралось по нескольку тысяч зрителей. Люди с нетерпением ждали начала состязаний, внимательно следили за их развитием, задавали докладчикам до 100 и более вопросов, бурно реагировали на итоги. А итоги могли быть самыми разными: в одних случаях побеждали атеистически настроенные пропагандисты, в других – верующие и духовенство, в третьих дискуссия заканчивалась ничьей. Участники могли требовать реванша, повторения диспута. Зачастую его инициаторами были простые верующие или представители духовенства. Любопытно, что превосходство религиозников над своими оппонентами было настолько регулярным явлением, что в середине 1920-х годов на уровне центральных органов диспуты были объявлены «не особенно удобной» формой пропаганды, а в 1928 году рассматривался вопрос об их полном запрете(35). Однако вернемся к нашей теме…
В пылу Гражданской войны
Следует всегда иметь в виду, что в годы Гражданской войны от разных причин (эпидемий, голода, вооруженных столкновений, репрессий и т.п.) погибали представители всех без исключения сословий, причем по обе стороны баррикад. Жертвами этого социального взрыва, увы, были и представители духовенства. Ныне Церковь и ориентирующиеся на нее авторы старательно навязывают обществу мысль, что Советская власть якобы с самого начала своего существования целенаправленно уничтожала ни в чем не повинных священнослужителей, расстреливая их чуть ли не десятками тысяч. Это один из самых живучих и ядовитых мифов постсоветской эпохи, и развеять его – дело, к сожалению, очень сложное: не помогают ни обращение к документам, ни взывание к здравому смыслу.
В действительности в первые годы большевистской власти репрессиям со стороны советских органов подвергались те (независимо от принадлежности к духовенству), кто не подчинялся властям, вел антисоветскую агитацию, устраивал антиправительственные заговоры или подозревался в них. Именно под эти статьи подпадали «притеснявшиеся» представители Церкви, а за веру в Бога или за участие в обрядах, как уже говорилось, никогда никого не арестовывали и не расстреливали. Никакого специального постановления или негласной директивы о поголовном истреблении духовенства никогда не было. И на допросах ни от кого не требовали отказаться от своих религиозных убеждений или порвать связи с Церковью. Речь всегда шла только о политическом противостоянии, выражавшемся в конкретных делах. Даже патриарх Тихон, глава Русской православной церкви, рассуждая в 1919 году о так называемых гонениях на представителей Церкви, совершенно определенно указывал, что «все это, за весьма, быть может, немногими исключениями, только потому (курсив мой. – Г.Х.), что мы, служители и глашатели Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению советского строя»(36). Нынешним верующим полезно было бы прислушаться к этим словам первоиерарха, который в том же послании призывал всех верных Церкви чад оставить политическую борьбу, ибо не дело верующего человека противодействовать мирской власти.*
Если, как утверждают недобросовестные авторы, большевики беспощадно истребляли духовенство, то почему в первые годы Советской власти тысячи людей шли в священнослужители?(37) Почему в своем стремлении «закрепиться» в Церкви священники порою прибегали к хитростям и различным интригам против конкурентов?(38) Почему после Октябрьской революции низшие слои белого духовенства (псаломщики, диаконы) всеми правдами и неправдами пытались взобраться вверх по церковной «карьерной» лестнице?(39) Почему значительные слои православного духовенства признавали моральную правоту большевиков, «осуществляющих идеалы Царства Божия», а Ленина считали «вождем борцов за великую социальную правду»?(40) Почему Владимир Ильич осенью 1920 года, отдыхая в подмосковной деревне Монино, гостил в доме местного священника, жившего рядом с действующей церковью, ходил с ним на охоту, не проявлял к нему никаких враждебных чувств и впоследствии вполне добродушно вспоминал это знакомство?(41) Таких «почему» десятки! А разгадка в том, что так называемый геноцид духовенства первых лет безбожной власти существует только в воспаленном воображении всеядных публицистов и тех, кто им поверил. В реальности же при Ленине огромное число священнослужителей властями не притеснялось и жило вполне благополучно (если не считать общей хозяйственной разрухи и отсутствия стабильного государственного жалования). Однако об этом факте нынешние ораторы предпочитают умалчивать, выпячивая и рисуя в красках относительно немногочисленные случаи эксцессов, которые неизбежно возникают, когда в войну так или иначе втянуты представители всех слоев общества, миллионы людей!
Документы свидетельствуют о том, что и в период Гражданской войны, и после ее завершения Ленину неоднократно поступали письма и телеграммы об арестованных или притеснявшихся священниках. И он вникал в эти, казалось бы, мелкие вопросы, выяснял, что произошло, требовал от соответствующих инстанций дополнительной проверки, отчета. Приведем несколько иллюстраций.
В марте 1919 года в Новгородской губернии местными чекистами был арестован священник Василий Пятницкий. Ему вменялись в вину неподчинение Советской власти, избиение должностных лиц и т.п. Брат этого священника, Константин Пятницкий, понимая, что местные представители ВЧК вряд ли будут вникать в детали дела, написал Владимиру Ильичу подробное письмо, в котором, в частности, отмечал низкий культурный уровень местных властей: «…для многих ношение рясы есть уже преступление», – писал он Ленину, очевидно, понимая (в отличие от нынешнего обывателя), что Владимира Ильича тоже возмущал такой абсурдный подход. В результате священник остался жив и вскоре вышел на свободу(42).*
Другой пример. В середине апреля 1919 года Ленину принесли копию телеграммы верующих из Могилева о тамошнем священнике Петре Бруевиче, который был арестован могилевскими чекистами. Прихожане заверяли Владимира Ильича в ложности выдвинутых против священника обвинений и просили освободить его – «ввиду наступления праздников, необходимости совершения богослужения». Ленин с пониманием отнесся к этой просьбе и распорядился пересмотреть дело, причем – во избежание недоразумений – сразу двум инстанциям: «Созвонитесь с ВЧК, если [там] не согласны, то [обратитесь] в Президиум ЦИКа»(43).*
Еще один случай. Осенью того же, 1919 года Владимир Ильич получил телеграмму с просьбой освободить из-под ареста калужского епископа Михея. По поручению Ленина проверкой этого факта занимались ответственные должностные лица. Выяснилось, что он был арестован как заложник и ни в чем не повинен. После вмешательства главы Советской России епископ был отпущен(44).
Эпизод спустя пару лет. Летом 1921 года Ленин направляет в ВЧК записку со срочным запросом относительно причин ареста некоего священника А.И. Боярского и возможности его освобождения. Поначалу ответ чекистов был отрицательным, но позже священник был освобожден(45).
Скептически настроенный читатель, вероятно, заподозрит, что мы умалчиваем о каких-то других ситуациях, в которых Владимир Ильич мог вести себя иначе – требовать ареста или даже расстрела священника без всякой судебной волокиты. Разочаруем: ни одного подобного примера историкам не известно. *
Помимо арестов, случались и менее значительные неприятности. Ленин с возмущением реагировал на грубые и незаконные действия по отношению к представителям духовенства. Так, осенью 1918 года в Николо-Угрешском мужском монастыре произошел безобразный инцидент: во время вечернего богослужения в церковь вошли неизвестные, вооруженные револьверами, и, угрожая бывшему митрополиту Макарию, стали в оскорбительной форме расспрашивать его о месте хранения капиталов и ценных богослужебных предметов. Забрав некоторые ценности, преступная группа отправилась обыскивать другие монастырские храмы и кельи начальствующих лиц и затем скрылась. Узнав об этом инциденте, Владимир Ильич потребовал от наркома (т.е. министра) юстиции Советской России Д.И. Курского «совершенно немедленно назначить строжайшее судебное следствие по возмутительному делу об оскорблении действием 80-летнего старца бывшего митрополита московского Макария и о других противозаконных поступках группы лиц, ворвавшихся во время богослужения в Николо-Угрешский монастырь. О ходе следствия прошу меня уведомить»(46).
Весьма неожиданным (конечно, для тех, кто плохо знает настоящего Ленина) может показаться случай с сельским священником С. Бурыкиным, у которого весной 1919 года были конфискованы личные вещи – одежда, белье, сундучок жены. Глава государства вникает и в этот вроде бы совсем малозначительный инцидент: «Немедленно проверьте и дайте мне ответ», – требует он в телеграмме сотрудникам местного исполкома(47).*
В годы Гражданской войны на службу в Красную армию, а также в тыловое ополчение порою призывались и представители духовенства. В этой связи Ленину неоднократно поступали просьбы освободить священнослужителей от этой не совместимой с христианским долгом обязанности. Во всех известных нам подобных случаях Владимир Ильич шел навстречу просьбам верующих и поручал решение этих вопросов (причем зачастую с пометками «на срочное заключение», «на спешный отзыв» и т.п.) соответствующим уполномоченным лицам, о чем сохранилось немало документов(48).
Подводя итог, можно уверенно говорить о том, что у нас нет никаких объективных оснований думать, что в драматический период Гражданской войны, с 1917 по 1922 год, духовенство пострадало больше, чем другие сословия. Более того, сухие цифры говорят об обратном. В указанные годы от болезней, голода, вооруженных столкновений, красных и белых репрессий погибло, по разным подсчетам, от 8 до 12% всего населения страны(49). А среди православных священнослужителей в этот период смертность (опять же, от всех причин) составила всего-навсего несколько процентов – во всяком случае, точно меньше 7%(50). Иными словами, священнослужители Русской православной церкви в первые послереволюционные годы находились в более благоприятных условиях, нежели все остальные слои советского населения.*
Церковный расцвет
К концу 1919 – началу 1920 года, т.е. на завершающем этапе Гражданской войны, отношения между церковным сообществом и большевиками начинают налаживаться. К этому моменту Церковь осуществила свою давнюю мечту – избрала патриарха и таким образом восстановила свою каноническую целостность. Теперь она была освобождена от необходимости прислуживать государству. Ее духовенство, во многом благодаря воззваниям патриарха Тихона, оставило политическую борьбу и сосредоточилось на духовных вопросах. Именно в указанный период целый ряд представителей Церкви заявили о своей поддержке Советской власти(51). Конечно, послереволюционные преобразования не улучшили материального положения духовенства. Но зато в Церкви остались наиболее преданные делу священнослужители, коих к 1926 году было почти столько же, сколько перед Октябрьской революцией(52). Все эти процессы привели к мощному религиозному подъему, о котором писали очевидцы.*
Так, можно вспомнить выдающегося социолога Питирима Сорокина – человека, который до 1922 года жил в России, а в эмиграции стал профессором Гарвардского университета, где он основал и возглавил факультет социологии, получивший мировую известность. За свою жизнь этот ученый опубликовал около 40 книг и 1000 статей, принесших ему мировое признание. Вот что писал Питирим Александрович о Ленинской России начала 1921 года: «В духовной жизни России наблюдался процесс великого возрождения. Хотя все остальные здания продолжали постепенно разрушаться, церкви начали восстанавливаться и обновляться»(53).*
Другой известный деятель – Георгий Федотов, крупный философ, историк Русской церкви, в своем творчестве ориентировавшийся на ортодоксальное православие, с 1917 по 1925 год живший в Советской России и затем эмигрировавший, уже за рубежом в 1926 году по горячим следам писал:
«Вся ли Россия проходит азбуку атеизма и американизма? Этому противоречит хотя бы всеми отмечаемый (курсив мой. – Г.Х.) расцвет церкви и православного быта. Кто же в России ходит в церковь?
Уже сразу бросается в глаза – по крайней мере, в городе – как много в храмах бывшей интеллигенции. И не только выбитых из жизни стариков, но и молодежи, активно строящей новую Россию. Знакомство с этой христианской молодежью сразу вскрывает в ней знакомые черты: да это все былые народники, вчерашние эсеры! Быть может, без прежней удали, с большей сдержанностью и строгостью, – но с тем же энтузиазмом. Воочию видишь: наконец-то поколения «святых, неверующих в Бога» нашли своего Бога и вместе с Ним нашли себя…»(54)
Интересные и яркие наблюдения можно найти в воспоминаниях Иринарха Стратонова – историка, профессора Казанского университета, который в 1922 году был выслан большевиками из России. Многое видевший собственными глазами, он отмечал, что к 1920 году в столице и в региональных церковных организациях водворился порядок и даже получилась какая-то внутренняя спайка:*
«Местная церковная жизнь стала устраиваться, – писал Стратонов. – Рос и креп авторитет церковной власти, установленные Поместным собором (1917–1918 годов. – Г.Х.) органы, как центральные, так и местные, начали действовать вполне нормально, и между ними установились известные взаимоотношения, предусмотренные последним церковным законодательством.
Нельзя не отметить и общерелигиозного подъема в массах. Храмы наполнились молящимися, при этом среди молящихся не было того преобладания женского пола, которое замечалось до революции. Исповедь получила особое значение, стала развиваться и эпитимийная практика («наказание» в виде поста, длительных молитв и т.п., которое накладывается священником на исповедующегося. – Г.Х.). Сами верующие требовали этого и с замечательным послушанием выполняли все, чему их подвергали духовные руководители. Церковные праздники привлекали колоссальное количество народа. Церковная жизнь к 1920 году восстановилась полностью, а может быть даже превзошла старую, дореволюционную. Вне всякого сомнения, что внутренний рост церковного самосознания верующего русского общества достиг такой высоты, равной которой не было за последние два столетия в русской церковной жизни. Церковная власть в церковном обществе, которое в значительной степени она церковно воспитала, встала на недосягаемую высоту. Если Собор 1917–[19]18 годов дал форму и внешность новой церковной организации, то внутреннее содержание было создано дружными усилиями Патриарха, высших церковных органов, иерархов и всего русского церковного общества.
Небо и в это время, однако, не было безоблачным, но раскаты грома слышались где-то вдали и сзади, и казалось, что наступило время в церковной жизни, когда при едином пастыре создалось и единство стада»(55).*
Верующим будет интересно узнать, что автор этой обширной цитаты, по мнению сотрудников Крутицкого Патриаршего подворья, имел «ясное церковное сознание и способность трезво оценивать события»(56).
Так в чем был пресловутый «геноцид духовенства»?!
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
1.Назаров Г.А. Мифы советской эпохи. М., 2007. С. 99.*
2.Декрет от 23.01.1918. Цит. по: Синицын Ф.Л. Красная буря. Советское государство и буддизм в 1917–1946 гг. СПб., 2013. С. 402.
3.Вострышев М. Патриарх Тихон. М., 2009. С. 295–351.*
4.В.И. Ленин и ВЧК. Сб. документов (1917–1922). 2-е изд. М., 1987.
5.Красная книга ВЧК. В 2 т. 2-е изд. М., 1989.
6.Архивы Кремля. В 2 кн.*
Политбюро и церковь. 1922–1925 гг. М.; Новосибирск, 1997, 1998.
7.В.И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. М., 1999.
8.Отделение Церкви от государства и школы от Церкви в Советской России. Октябрь 1917 – 1918 г. Сб. документов. М., 2016.
9.Чудеса и приключения. 1999. №6. С. 37.*
10.Толмачев А. Калинин. 2-е изд. М., 1974. С. 131–133.*
11.Письмо заместителя директора РГАСПИ А.В. Травниковой – Г.Г. Хмуркину от 24.09.2015 // Архив автора.
12.Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 50. М., 1975. С. 143.
13.Пролетарская Революция. М., 1924. №3 (26). С. 168; Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 50. М., 1975. С. 143–144.
14.См.: Пролетарская Революция. М., 1924. №3 (26). С. 37–47, 166–169; В.И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. М., 1999. С.584–585; Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 50. М., 1975. С. 68–181.
15.Пролетарская Революция. М., 1924. №3 (26). С. 37–38.
16.Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 54. М., 1975. С. 87.
17.Луначарский А.В. Человек нового мира. М., 1976. С. 38.
18.Там же.*
19.Орлов А.С., Полунов А.Ю., Терещенко Ю.Я. Основы курса истории России. 2-е изд. М., 2010. С. 405.
20.«Очистим Россию надолго…» Репрессии против инакомыслящих. Конец 1921 – начало 1923 г. Документы. М., 2008. С. 37–38.
21.Там же. С. 38.
22.Там же.
23.Архивы Кремля. Кн. 2:*
Политбюро и церковь. 1922–1925 гг. Новосибирск; М., 1998. С. 124.
24.В.И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. М., 1999. С. 516–519.
25.Новые мученики российские. Первое собрание материалов. Сост. протопр. М. Польский. Jordanville, N.Y., 1949. С. 101, 214.
26.Бунич И.Л. Полигон Сатаны. СПб., 1994. С. 98.*
27.Сводную таблицу по регионам см. в книге: Хмуркин Г.Г. Предчувствие Ленина. М., 2017. С. 349–358.
28.Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 37. М., 1974. С. 186.
29.Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 38. М., 1974. С. 95.
30.Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 52. М., 1982. С. 140.
31.Цит. по: Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 52. М., 1982. С. 386.*
32.Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 44. М., 1974. С. 333.
33.Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 84.
34.Алексеев В.А. Указ. соч. С. 96.
35.Подробнее см.: Булавин М.В. Взаимоотношения государственной власти и православной церкви в России в 1917–1927 гг. (на примере Урала). Дис. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2000. С. 217–223.
36.Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943 гг. М., 1994. С. 163.
37.Хмуркин Г.Г. Указ. соч. С. 362. Прим. №480.
38.Цыков И.В. Органы управления Тверской (Калининской) епархией и динамика внутрицерковной жизни в 1917 – середине 1930 годов. Дис. канд. ист. наук. Тверь, 2013. С. 63.
39.Цыков И.В. Указ соч. С. 61.
40.Деяния II Всероссийского Поместного Собора Православной Церкви. Бюллетень. М., 2 мая 1923 г. С. 4, 7.
41.Гиль С.К. Шесть лет с В.И. Лениным. Воспоминания личного шофера Владимира Ильича Ленина. 2-е изд. М., 1957. С. 72–76.
42.В.И. Ленин и ВЧК… 1987. С. 136–137.
43.В.И. Ленин и ВЧК. Сб. документов (1917–1922). М., 1975. С. 188; В.И. Ленин и ВЧК… 1987. С. 152; Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 7. М., 1976. С. 82.
44.Алексеев В.А. Указ. соч. С. 103.
45.Ленинский сборник. XXXVII. М., 1970. С. 311; В.И. Ленин и ВЧК… 1975. С. 489, 491; В.И. Ленин и ВЧК… 1987. С. 451, 452.
46.Отделение Церкви от государства… С. 451.
47.Ленинский сборник. XXXVIII. М., 1975. С. 254.
48.Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 6. М., 1975. С. 312–313, 332, 426–427, 507.
49.Согласно переписи 1897 года, население Российской империи составляло 125,7 млн человек (Бабкин М.А. Духовенство Русской православной церкви и свержение монархии. М., 2007. С. 428). В годы Гражданской войны, по разным оценкам, погибло от 11 до 15 млн человек (Население России в XX веке. Исторические очерки. Т. 1: 1900–1939. М., 2000. С. 95), это как раз 8–12% всего населения.*
50.Хмуркин Г.Г. Указ. соч. С. 363–368.
51.Титлинов Б.В. Церковь во время Революции. Пг., 1924. С. 180.
52.Хмуркин Г.Г. Указ. соч. С. 363–368.
53.Сорокин П.А. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. С. 136.
54.О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. Н.А. Бердяев, Б.П. Вышеславцев, В.В. Зеньковский, П.А. Сорокин, Г.П. Федотов, Г.В. Флоровский. М., 1990. С. 441–442.*
55.Из истории христианской церкви на Родине и за рубежом в ХХ столетии. Сборник. Кн. 5. М., 1995. С. 36.
56.Там же. С. 6.
Подробнее на
https://khazin.ru/articles/23-istori...-nedorazumeniy
26.11.2017, 10:53
