|
Будем как дети Персональный раздел Алисканы |
|
Опции темы |
10.02.2021, 13:07 | #21 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Есть такой писатель, редактор и составитель фантастических и детективных антологий - Майк Эшли. Он составил в том числе антологию SHAKESPEAREAN WHODUNNITS
Вот фрагмент предисловия Тайны Шекспира Предыстория этой антологии очень проста. Каждый автор выбрал одну из пьес Шекспира, взял оттуда несколько ключевых эпизодов и превратил их в таинственную историю. Каждый рассказ точно соответствует шекспировской пьесе. Действие происходит в то же время, при тех же обстоятельствах и примерно с участием тех же персонажей, что и сама пьеса. Иногда вводятся несколько новых персонажей, но они соответствуют духу пьесы и не представляются неуместными. Некоторые рассказы происходят в то же время, что и действие пьесы, рассматривая ее под другим углом, чтобы показать, как могли происходить события на самом деле. Действие других рассказов происходит через год или позже после описанных в пьесе событий и показывают их последствия: например, каким образом случившееся могло в дальнейшем привести к убийству. Каждый рассказ самодостаточен, и читатель может понять его, даже если он незнаком с соответствующей пьесой. Однако я добавил краткий пересказ пьесы перед каждым рассказом, поэтому вы можете освежить ее сюжет в памяти, если хотите. Сам Шекспир остается таинственной личностью: кем он был на самом деле и вправду ли он сочинил приписываемые ему пьесы? Один из рассказов антологии «Соратники» посвящен этому вопросу. Впрочем, несмотря на то, кто был автором пьес, они содержат одни из самых блестящих и незабываемых диалогов, когда-либо звучащих на сцене. Эти пьесы позволили нам создать ряд таинственных историй. Надеюсь, они вам понравятся и помогут увидеть Шекспира свежим взглядом с неожиданной стороны. Наслаждайтесь! Я перевела оттуда несколько рассказов.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. Последний раз редактировалось Aliskana; 10.02.2021 в 21:22. |
10.02.2021, 13:22 | #22 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Macbeth - TOIL AND TROUBLE by Edward D. Hoch
Double, double toil and trouble; Fire burn and caldron bubble. Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня! ↓↓ Макбет Язык огня Предисловие «Шотландская пьеса» - одна из известнейших, несомненно, по причине частого исполнения в учебных заведениях. Вероятно, пьеса была написана около 1606 года, хотя некоторые тексты включают позднейшие вставки. Некоторые из них приписываются Томасу Миддлтону, добавившему многое к эпизодам с ведьмами – теме, очень интересовавшей нового короля Джеймса Первого Английского (Джеймса Первого Шотландского). Согласно исторической версии Шекспира, Макбет и Банко были командирами в армии короля Дункана и спасли его во время восстания. Макбет встретил трех ведьм, предсказавших ему, что он станет королем. Макбет предпочел бы позволить событиям течь своим чередом, но его амбициознейшая жена леди Макбет (которую, кстати, в действительности звали Груох) уговаривает Макбета убить Дункана и обвинить в этом его сыновей Малкольма и Дональбайна, которые убегают из Шотландии. Ведьмы также предсказывают Макбету, что дети Банко унаследуют трон, и это начинает беспокоить Макбета теперь, когда он стал королем. Ему удается устроить убийство Банко, но его сын убегает. Макбет приходит к ведьмам, и она уверяют его, что он останется королем до тех пор, пока на Дунсинанский замок не двинется Бирнамский лес, что кажется невозможным. Но сын Дункана Малкольм вместе с могущественным таном Макдуфом ведут армию, бойцы которой маскируются ветвями деревьев Бирнамского леса. Теперь Макбет обречен, и Макдуф убивает его. Так рассказал Шекспир. Но как видели настоящую историю ведьмы? Они часто встречали Гекату в безлунные ночи на перекрестьях дорог. Вначале с ней всегда были собаки – огромные воющие чудища, вечно пугавшие робкую маленькую Артемиду. Лишь Селена, храбрейшая из них, осмелилась взглянуть Гекате в глаза. - Как поживают собаки нынче ночью? – спросила она. - Они мрачней, чем адссские псссы, - прошипела Геката. Артемида, любившая пустошь при лунном свете, в ужасе отпрянула назад, увидев змею, обвитую вокруг шеи Гекаты. Персефона встала между ними, чтобы защитить бедняжку. Конечно, это не были их настоящие имена. Геката назвала сестер Селена, Персефона и Артемида, когда они впервые повстречались на шотландской пустоши. «Вы подобны мне, - сказала им она. – Вы части меня. Я буду звать вас этими именами, и вы будете всегда являться на мой зов, дикие сестры». Она поведала им, что буквы их имен имеют нумерологический смысл и, подобно буквам ее собственного имени, защищают от вреда. После этого сестры нашли пещеру и в центре поставили котел. Как обычно, руководила Селена. Она собирала хворост для костра и мелкую живность для варева в котле. Геката заглядывала к ним уже без псов и змей и оставалась довольна увиденным. «Вы трое будете выполнять для меня работу, а я буду повелевать вашим колдовством. Благородные лорды придут к вам, чтобы узнать о будущем». Селена научила их заклинанию, которое следовало петь, танцуя вокруг костра: Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня! Услышав пение, Геката захлопала в ладоши от радости. - Отлично! Мне нравится ваше усердие. А что поможет котлу кипеть лучше, милая Артемида? Самая юная и робкая из трех сестер, Артемида считала себя второй ведьмой, потому что была второй по счету, получившей имя от Гекаты. - Может быть, лунный свет? - Какой еще лунный свет, глупая девчонка? Нужны змеиное мясо, глаза тритона, жабьи головы! Мех летучей мыши и собачий язык! Лапы ящерки и крылья совы! - Я принесу их, - пообещала трепещущая Артемида. Геката обернулась к Персефоне: - Присматривай за своей младшей сестрой. Ей еще многому нужно научиться. Селена почувствовала беспокойство от того, как Геката командовала ими в своих собственных целях. Она волновалась о сестрах и раздумывала, вправду ли Геката была богиней подземного мира. Однажды, когда они втроем повторяли заклинания и пророчества, подобно актерам, разучивающим роли перед действом, Геката появилась и сообщила: - Вы становитесь знаменитыми по всей стране. Готовьтесь встретить Макбета и Банко, военачальников короля Дункана. Сегодня они придут на эту пустошь. Скажите Макбету, тану Гламиса, что он скоро станет таном Кавдора, а затем королем Шотландии. Вы поняли? - Поняли, - неохотно согласилась Селена. Она дождалась, пока Геката уйдет, и сказала сестрам: - Давайте поскорее сбежим, пока она не вернулась. Но острые глаза Персефоны разглядели двух приближающихся всадников. - Они скачут со стороны замка Макбета, - заметила она. – Несомненно, это Макбет и Банко, как предсказала Геката. Сестры поспешно забрались на большой плоский камень и оттуда посмотрели на приближавшихся всадников. На горизонте сгустились темные тучи, и в утреннем воздухе раздался удар грома. Тот, кого они знали как Макбета, заговорил, когда всадники приблизились: - Прекрасней и страшней не помню дня. Первым их заметил Банко и обратил внимание Макбета на них: - Кто это? Как жалок вид их и как дик наряд! - Кто вы, ответьте, если речь дана вам? – спросил Макбет. - Хвала тебе, Макбет, гламисский тан! – ответила Селена. Артемида произнесла потише: - Хвала тебе, Макбет, кавдорский тан! И наконец Персефона: - Хвала Макбету, королю в грядущем! Макбета удивили и почти напугали их слова. Когда дикие сестры отвернулись и направились прочь, он крикнул: - Гадальщицы скупые, не таитесь! Понятно, если умер мой отец, Гламисский тан, я, значит, тан гламисский. Но жив и здравствует кавдорский тан, И сделаться им так же невозможно, как трудно стать шотландским королем… Но сестры поспешили прочь и, прежде чем он успел спросить их что-нибудь еще, исчезли в подлеске. Спустя некоторое время Селена и прочие узнали, что его величество король Дункан вправду пожаловал Макбету звание кавдорского тана. Зажигая огонь в пещере, они не слишком радовались этому известию. - Мы лишь простые женщины, - говорила Персефона. – Мы не наделены даром предвидеть грядущее. Что ты сказала, Селена? - Что мы должны принять то, что жизнь приносит нам. Позже в тот же день их посетила Геката. Бедная Артемида ужасно перепугалась и попыталась укрыться позади огромного котла. - Первая часть пророчества сбылась, - сказала Геката. – Но главное еще предстоит. Макбет скоро станет шотландским королем. - Как такое возможно? – спросила Селена. - Дункан приедет к Макбету в замок, чтобы провести там ночь как гость. Наверняка тан и его леди не упустят такой возможности. - Я знаю леди Макбет, - произнесла Артемида, выглянув из-за котла. – Она очень добра. - Но не тогда, когда речь о честолюбии. Если Дункан умрет, цепь наследования приведет Макбета на трон. Будьте готовы – он снова придет к вам. Но Макбет не пришел. В ночь, когда король посетил его замок, случились страшные события, изменившие будущее всей страны. Персефона узнала кое-что от своей подруги – служанки в замке. - Король Дункан был убит в своей постели, - позже рассказала она сестрам, - Его зарезали собственные слуги. Когда Макбет обнаружил их, окровавленных и спящих возле королевской кровати, он в ярости заколол их. Благородный Макдуф тоже был там и пришел в ужас от этого зрелища. - Теперь Макбет станет королем, - задумчиво произнесла Селена, - и сбудется предсказанное нами в день, когда к нам приезжали Макбет и Банко. - Это тревожит тебя, - сказала Персефона. – Я вижу беспокойство в твоих глазах. Селена кивнула. - Пойдемте в замок Макбета – поодиночке и переодетые. Попробуем узнать что-нибудь от слуг. Встретимся здесь на закате. Сама Селена оделась нищенкой, взяла посох и направилась в замок. Нищие и слуги входили в замок с черного хода. Там Селена начала беседу с посудомойкой по имени Розанна. - Я слыхала, что наш король умер и теперь королем станет Макбет, - сказала она, когда Розанна принесла ей объедки. Девушка кивнула. - Ужасное преступление! Двое слуг зарезали господина, когда он спал! Макбет нашел их спящими и окровавленными и убил обоих. - Ты видела комнату, где это случилось? - Я помогала убирать комнаты собственными руками. Тела слуг были сплошь в крови от меча Макбета, но король почти не кровоточил. - Как такое могло быть? – спросила Селена. – Колдовство? Знак с небес? Розанна понизила голос. - Оба королевских сына бежали из страны из страха за свои жизни. Малкольм в Англии собирает войска. Кое-кто говорит, что это Макбет убил короля, а его леди ложно обвинила в этом кровавом деянии слуг. Селена рассказала эти новости, вернувшись в пещеру. Артемида и Персефона слышали нечто подобное от других слуг. В замке царит страх, рассказала Артемида, и ходят слухи, что люди видели, как леди Макбет, терзаемая виной и муками совести, бродит по ночам. Персефона, расспрашивая о произошедшем в ночь убийства, узнала, что служанка по имени Текааг принесла королю вино перед тем, как он заснул, и нашла его в компании обоих слуг. Но никто не верил в их вину. Самые кровавые вести принесла Селена. Банко был убит – видимо, по приказу Макбета. Селена решила, что пришла пора разжечь котел и произнести заклинания. Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня! Вскоре явилась Геката. - Макбет снова придет к вам, сестры. Говорят, ему мерещится, что призрак недавно убитого Банко сел за его обеденный стол. А все потому, что вы тайно от меня вдали дела с Макбетом завели. А я, царица вам и мать, должна все сбоку наблюдать. Я, давшая вам знанья в дар, изобретательница чар! - Мы поступали, как ты нам приказала! – возразила Персефона. – Ты сказала, чтобы мы встретились с Макбетом будто бы случайно – мы так и сделали. - А теперь повинуйтесь моему приказу, - сказала Геката. – Если король Макбет спросит, кто его победит, - отвечайте, что его не сможет убить никто, рожденный женщиной. Скажите, что он непобедим до тех пор, пока Бирнамский лес не двинется на Дунсинан. Вы запомните это? - Запомним, - заверила ее Селена. Геката ушла, оставив их у кипящего котла. - Чего она хочет от нас? – воскликнула Персефона. – Ее действия кажутся мне очень странными. Они пели и плясали, бросая в котел мелкую живность, собранную на пустоши. Внезапно Артемида остановилась, услышав шум вдалеке: - Пальцы чешутся. К чему бы? К посещенью душегуба. Чей бы ни был стук, падай с двери крюк. Вошел Макбет. В этот раз он был один. - Чем заняты, ночные вы чертовки? – спросил он. - Нельзя назвать, - ответили они хором. Затем Селена заговорила одна: - Загляни в котел, о великий король, и узри в нем свое будущее! - Пар слепит мне глаза! - Макбет, Макбет, Макдуфа берегись, - сказал голос. А затем: - Ты защищен судьбой от всех, кто женщиной рожден. И наконец третий: - Будь смел, как лев. Никем и никаким врагом и бунтом ты не победим, пока не двинется наперерез на Дунсинанский холм Бирнамский лес. - Но этого не может быть! – произнес Макбет, явно успокоенный. Сестры собрались покинуть пещеру, когда приехал Леннокс, один из дворян Макбета, со срочными новостями. Макдуф бежал в Англию! Спрятавшись, Селена услышала, как Макбет обдумал это известие, а затем приказал захватить замок Макдуфа и убить его жену и детей. - Убийства никогда не кончатся, - сказала Селена сестрам. – Когда Макдуф узнает об участи жены и детей, он поднимет войско против Макбета. В Англии он объединится с сыном Дункана Малкольмом. Кровопролитию не видать конца. Сестры вновь переоделись, чтобы посетить замок Макбета, и забрались на Дунсинанский холм, чтобы узнать последние новости о противниках. В замке говорили, что Макдуф вправду объединил силы с Малкольмом, и их войска уже приближаются. - Они почти в Бирнамском лесу, - сообщила Персефона. – Я пойду туда и узнаю, что смогу. Селена направилась в замок и услышала, как женщины оповещали горьким плачем о смерти леди Макбет, душа и разум которой не вынесли бесконечных злодеяний. Селена подслушала тяжелые шаги Макбета и его гневное бормотание: - Жизнь - только тень, она - актер на сцене. Сыграл свой час, побегал, пошумел – и был таков. Жизнь - сказка в пересказе глупца. Она полна трескучих слов и ничего не значит. Вскоре прибыл гонец. Он так задыхался, что едва мог говорить: - Когда я стоял на холме, я посмотрел на Бирнам и увидел, что деревья начали двигаться! - Лживый раб! – заорал Макбет и, выкрикивая проклятья, бросился сам смотреть, что происходит. Возвратившись в пещеру, Селена увидела, что Персефона безумно взволнована. Артемида немного успокоила ее, и Персефона смогла рассказать: - Я видела, как женщина разговаривала с сыном убитого короля, Малкольмом. Кажется, она его знала раньше. А когда они вошли в Бирнамский лес, Малкольм приказал всем солдатам срезать ветви с деревьев и нести перед собой, как щит. Селене внезапно стало страшно. - Что за женщина? - Это была Геката! Селена надолго задумалась. Она вглядывалась в искры вокруг котла, словно пытаясь разглядеть в них правду. Наконец она произнесла: - Это Геката научила нас, что сказать Макбету. Но как она могла узнать, что произойдет потом? - Ее могущество велико, - прошептала Артемида и вздрогнула. - Или… - начала Селена и прервала себя на полуслове, произнеся вместо этого… - Мы должны дождаться исхода битвы. Вспомните предсказание, что Макбет не может погибнуть от руки рожденного женщиной. Посмотрим, что за чудеса принесет нам нынещний день. Сестры узнали об этом на следующее утро, когда стояла тишина и знамя Малкольма развевалось на ветру над замком. Макбет и его люди спустились с Дунсинана, чтобы встретить нападающих в чистом поле. Когда Макбет встретился с Макдуфом, все еще уверенный в своей безопасности, - он узнал, что Макдуф был вырезан до срока из материнской утробы, а не рожден. Яростный бой продолжался до тех пор, пока Макбет не пал от меча Макдуфа и был обезглавлен. - Значит, все кончено, - сказала Персефона. - Да, - согласилась Артемида, - убийства кончились. - Еще нет, - возразила Селена. – Геката скоро вернется. - Чтобы причинить нам зло? – пролепетала бедная Артемида, и кровь отхлынула от ее лица. - Посмотрим. Когда на следующий день, собрав хворост на пустоши, они вернулись в пещеру, Геката ждала их возле котла. Она зажгла огонь и раздувала его, размахивая плащом. - Всегда поддерживайте огонь, - потребовала она. – Огонь так хорош! Он заставляет котел кипеть. - Что случилось с королем Макбетом? – спросила Селена. - Погиб от руки врага. Так же, как его предшественник. - А леди Макбет тоже убита? - Она умерла от безумия и сознания вины, не в силах вынести столько смертей. - Сначала король Дункан, затем Банко, семейство Макдуфа, леди Макбет, сам Макбет – и это не считая храбрецов, погибших в бою. Все это на твоей совести, Геката, если у тебя вообще есть совесть. - О чем ты говоришь? – воскликнула Геката, глядя на окружающих ее сестер, у которых пробудилось мужество от слов Селены. - Все эти несчастья случились по твоей вине, Геката. Макбет не убивал короля Дункана. Это ты его убила. Геката угрожающе взмахнула рукой. - Убирайтесь прочь, глупые сестрицы! Лишь дьявол мог такое совершить! - Дьявол либо изощренный ум. – Почувствовав победу, Селена приготовилась к атаке. – Это ты сказала нам, что именно следовало предсказывать Макбету. Персефона видела тебя с Малкольмом перед боем. Конечно, ты посоветовала ему срезать ветви в Бирнамском лесу. Ты ведь знала Малкольма еще в замке. - Меня не было в замке! – настаивала Геката. - Я думаю иначе. Если жить в замке и иметь тонкий слух, можно подслушать, что король Дункан собирается сделать Макбета кавдорским таном. Раны короля от меча Макбета еле кровоточили, потому что добрый король Дункан уже был мертв. Ты убила его раньше, из страха, что Макбету не хватит мужества в последний момент. В темноте он даже не увидел, что поразил мертвеца. Это был твой замысел, потому что ты хотела так убрать Дункана и Макбета, чтобы нельзя было обвинить ни Малкольма, ни Макдуфа. Макбет был игрушкой в твоих руках и даже принес тебе дополнительный дар, приказав убить Банко. - А как она убила Дункана? – спросила Персефона. - Отравив вино, которое она принесла ему перед сном. У Гекаты была еще одна личность: служанки в замке по имени Текааг, о которой ты упоминала, Персефона. Для такой важной миссии она не могла выбрать полностью новое имя, а просто переставила буквы в старом. Геката и Текааг – одна и та же дичность. - Я и вправду Текааг, - сказала им женщина. – Я выбрала имя Гекаты, богини подземного мира, чтобы завлечь вас в мой замысел, глупые сестры. Мне нужны были ваши предсказания, чтобы внушить Макбету ложное чувство безопасности. И это получилось даже лучше, чем я ожидала. Леди Макбет обезумела от чувства вины, и было легко отравить ее в подходящий момент. - Но зачем? – спросила Селена. – Зачем ты совершила все эти злодеяния? - Затем, что двадцать пять лет назад я была няней матери Макдуфа. Она умирала, и я вырезала младенца из ее утробы, чтобы спасти его. Я тогда поклялась на крови, что этот младенец станет правителем страны. Сейчас он первое лицо после короля Малкольма, и остался лишь один шаг до исполнения клятвы. - Она безумна, - прошептала Персефона сестрам, которым достаточно было взглянуть в лицо Гекаты, чтобы убедиться в правоте Персефоны. Геката презрительно крикнула: - Убирайтесь прочь! Я вас создала и так же легко вас уничтожу! И тогда маленькая Артемида бросилась к ней, толкнула обеими руками и опрокинула в кипящий котел. Позже, много позже сестры, которые некогда были Селеной, Персефоной и Артемидой, вместе вышли из пещеры и пошли туда, где светило солнце. Больше они никогда не возвращались.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. Последний раз редактировалось Aliskana; 10.02.2021 в 14:36. |
10.02.2021, 13:52 | #23 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
King Lear - SERPENT'S TOOTH by Martin Edwards
«Страшней, чем быть укушенным змеей, Иметь неблагодарного ребенка» (перевод Бориса Пастернака) ↓↓ Король Лир Зубы змеи Предисловие Про короля Лира рассказывает Джеффри Монмаутский в «Истории королей Британии», где его имя пишется как Leir или даже как Llyr и наверняка основано на имени кельтского морского божества, широко почитаемого в до-римской Британии. Если Лир был исторической личностью – он жил в 3-4 веках до нашей эры, но Шекспир изобразил его почти как современника или жившего 3-4 столетия назад, поэтому я поместил этот рассказ среди современных, а не исторических. Шекспир написал первый вариант пьесы около 1605 года, но позже неоднократно переписывал ее. Некоторые критики считают, что в «Лире» Шекспир проник в самые глубины познания человеческих душ, и что это – самая горькая и печальная из его пьес. В состоянии, близком к слабоумию, Лир решает разделить королевство между тремя дочерьми. Его младшая дочь Корделия отказывается публично льстить Лиру, что приводит его в бешенство, так как она была его любимицей. Он лишает ее наследства и делит королевство между ее сестрами Гонерильей и Реганой. Корделия выходит замуж за короля Франции и уезжает с ним. Для Лира жизнь у старших дочерей становится невыносимой, и он убегает в лес, где страдает от приступа безумия. Граф Глостер сочувствует Лиру и помогает ему бежать в Дувр, где он встречается с Корделией, и к нему возвращается разум. А граф Глостер в наказание за помощь Лиру схвачен и ослеплен сестрами Корделии. Незаконный сын Глостера Эдмунд приказывает убить Лира и Корделию. Хотя Эдмунд побежден своим законным братом Эдгаром, спасти Корделию оказывается слишком поздно. Лир умирает от разбитого сердца. Единственный проблеск надежды в конце пьесы – что Эдгар вместе с мужем Гонерильи герцогом Олбени сумеют восстановить страну. Мартин Эдвардс описывает следующее поколение и бросает взгляд назад, обнаружив, что некоторые мрачные тайны остались нераскрытыми. Юноша на краю обрыва закрыл глаза. Наверху вопили чайки, словно предупреждая об опасности, но Тристрам не обращал на них внимания. Он не мог забыть, как ужасно кричал Элдрих, когда отец пронзил его мечом. Это из-за него Элдрих погиб. Вина терзала его, будто удар меча. Отчего он не удержал язык? Его любопытство всегда было ненасытным; сегодня оно побудило Озрика убить верного слугу. Хотя характер короля с годами становился все непредсказуемее, Тристрам не предвидел, к чему приведет вопрос:правда ли, что он унаследовал меч от короля Лира? Едва слова слетели с его губ, Озрик впал в дикую ярость, на которую было страшно смотреть. - Кто сказал тебе это? – крикнул он, схватив Тристрама за горло. - Я не помню. Озрик сжал пальцы на его горле: - Говори! - Кажется, Элдрих, сэр, - прохрипел Тристрам. – Но... Этого хватило, чтобы решить судьбу слуги. Воспоминание о криках Элдриха терзало Тристрама, когда он несся прочь от замка по тропе через лес. Ветви хлестали его по лицу, а крапива жалила руки и ноги. Слезы слепили ему глаза, когда он споткнулся о корень дуба и упал, ударившись головой о щербатый камень, - но боль ничего не значила. Он двигался по тропе, ведущей к морю. Один-два раза ему казалось, что кто-то или что-то следует за ним, но он не оглядывался. В лесу бродили дикие звери – волки и вепри – но ни к чему бояться, если готов умереть. Когда в его легкие проник сырой туман, он начал дрожать. Несмотря на холод, его окровавленные ладони взмокли от пота. Волны, которые должны были поглотить его, грохотали внизу на камнях. Принесет ли смерть желанный покой – или только новые виды страданий? - Стой! Он вздрогнул всем телом и выдохнул. Голос старика был приглушен нависшим над берегом туманом, но Тристрам сразу же узнал его. Он обернулся и поглядел вниз на раскисшую тропу. Сутулая фигура с протянутыми руками спешила к нему. - Слава Богу, я не опоздал! Горло Тристрама пересохло, и он с трудом ответил: - Как ты нашел меня, Фальк? Старик приблизился к нему. Пряди седых волос свисали вдоль его впалых щек. Он тяжко дышал, и его глаза были налиты кровью. - Я видел, как ты убежал из замка, и поспешил за тобой как можно быстрее. Я боялся того, что ты можешь совершить. - Тебе следовало оставить меня в покое. После того, чему мы стали свидетелями сегодня, я хотел остаться один. Фальк дотронулся костлявым пальцем до руки юноши. - Если ты хотел побыть один, ты мог укрыться у себя в покоях. Здесь не место для принца. Берег крут, а тропа ненадежна. Один неверный шаг – и ты погиб. Тристрам взглянул на учителя. - Разве это так ужасно? - Для Британии – да. А твоему отцу это разобьет сердце. Тристрам закусил губу. - Ты видел лицо отца, когда он убивал Элдриха? Я больше не верю, что у него есть сердце. - Ты неправ. Озрик любит тебя. Он всегда мечтал о сыне – наследнике престола. Он долго и тяжко сражался, чтобы завоевать королевство. Ты часто слышал, как он говорил, что это его судьба. Если он потеряет тебя, то лишится рассудка. Тристрам горько усмехнулся. - Разве он уже его не лишился? Фальк вздрогнул и плотнее обернул худые плечи плащом. - Тебя потрясла смерть Элдриха, я понимаю. - Отец убил его из-за меня. - Почему ты так говоришь? - Ты знаешь, что недавно я увлекся историей нашей страны. Я слышал рассказы о богатстве короля Лира и ссоре между ним и его дочерью Корделией. Насколько я знаю, они умерли одновременно, но я не смог ничего узнать о том, как это случилось. Тайна начала мучить меня. К чему такая секретность? Ты избегал моих вопросов, и остальные тоже не хотели говорить. В конце концов я надавил на Элдриха. - Он был известным болтуном, - проворчал Фальк. - Но он тоже не хотел говорить. Наконец он что-то пробормотал о мече моего отца и намекнул, что некогда этот меч принадлежал самому Лиру. Тогда я решил спросить отца в надежде застать его врасплох и выяснить правду. Потирая все еще болевшую шею, он описал бешеную реакцию Озрика. - Мне пришлось назвать имя Элдриха. Но его убийство останется вечно на моей совести. Фальк вздохнул. - Это моя вина. Я учил тебя жаждать знания, но мне не следовало поощрять праздное любопытство. Вопросы, заданные Озрику про Лира и Корделию, вызвали у него безумную ярость. Тристрам глухо произнес: - Я видел голову мертвого Элдриха. Его рот был искажен жуткой усмешкой. Он отвернулся к морю, и его стошнило. Старик положил ему руку на плечо и сказал: - Я тоже видел его, Тристрам. От такого зрелища любому станет худо. Но в мое время убивали многих. Я видел много ужасов. После недолгого молчания юноша глухо спросил: - Как ты смог вынести это? - У меня не было выбора. – Фальк сжал руку ученика сильнее. – Пожертвовать жизнью, потому что тебя возмутило поведение отца, означает предать своих земляков и себя самого. Пойдем, иначе моя борода скоро заледенеет. Вернемся в теплый замок. Тристрам снова послушал, как волны бились о берег. - Хорошо, - проговорил он после недолгой паузы. – Но я хочу узнать тайну смерти короля Лира. Если я уже не узнал ее. - Что ты хочешь сказать? – спросил Фальк. Тристрам глубоко вздохнул. Пора было проверить свою постыдную теорию. - Когда Лир умер, мой отец был юным солдатом. Если его меч некогда принадлежал Лиру – я могу лишь подозревать, что отцу он достался после убийства Лира. Правда ли, что отец захватил трон путем цареубийства? - Нет! – воскликнул Фальк. – Лир не был убит. Он умер от разбитого сердца. К тому же ты забыл, что после смерти Лира некоторое время правили Кент и Эдгар. Тристрам отчаянно выругался. Фальк словно успокаивал его, уверяя, что догадка неверна. - Тогда скажи мне вот что. Когда-то мой отец был великим воином, прославленным мужеством в битве. Я гордился тем, что я его сын. Более того – я обожал его. Но теперь он стал порочным тираном. Что с ним произошло, Фальк? Почему он закрывается у себя в комнате и орет песни взаперти? Почему он набросился на преданного слугу и убил его без всякой причины? - Ты задаешь слишком много вопросов. - Ты не желаешь, чтобы я узнал ответы на них, верно? Фальк поморщился. - Я не хочу обращаться с тобой, как с ребенком. - Значит, ты будешь честен со мной? – Тристрам придвинулся ближе к старику, так что они едва не касались друг друга. – Если мне предстоит править королевством – я имею право знать, как оно мне досталось? Я хочу знать, как отец получил меч Лира, и какие события, случившиеся в правление Лира, мучают его. Фальк склонил голову. - Всю жизнь я допытывался правды, но узнал лишь одно: некоторые тайны не следует раскрывать. Бывают времена, когда опасно знать слишком много. Но если ты настаиваешь, я не могу тебе отказать. Только не сейчас, когда я устал и замерз. Если мы не вернемся поскорее – боюсь, что я уже никогда не увижу замка. Держи меня за руку. Мы должны поспешить, пока не настала ночь и волки не учуяли нас по запаху. - Куда ты сегодня исчез? – внезапно спросил вечером Озрик. – Я повсюду тебя искал, но тебя нигде не было. После ужина Озрик позвал Тристрама выпить с ним в его покоях. Тристрам надеялся, что сможет уговорить отца поведать, что с ним случилось, отчего он превратился в деспота – одновременно испуганного и высокомерного. Верный меч Озрика, выкованный из узких полос стали, стоял возле стены. Кровь Элдриха была уже смыта с него, и король, казалось, забыл про убийство слуги, словно тот никогда не жил на свете. Озрик был в прекрасном состоянии духа, напоминавшем о днях, которые Тристрам смутно помнил: когда отец учил его охотиться и ездить верхом. Мать Тристрама умерла, когда ему исполнился год; служанки заботились о нем, а Фальк его учил. Но Озрик вызывал в нем смесь страха и восхищения. Однако в последние годы король стал склонен к затворничеству, попеременно впадая то в меланхолию, то в ярость. В тот вечер, однако, казалось, что время повернуло вспять и они снова стали добрыми друзьями. Озрик весело расхаживал по комнате, рассказывая о прошедших битвах. Приглашение обнадежило юношу. Он произнес, запинаясь: - Сир, я долго думал… - Что? – заорал отец. Его фривольный юмор исчез. – К чему нам думать? Раздумья – забавы стариков, к тому же они опасны, судя по царапинам и синякам у тебя на лбу. – Он сплюнул на пол. – Когда придет пора, и ты наследуешь мне – тебе придется быть храбрым. Если ты станешь проводить время в дурацких раздумьях – враги воспользуются этим, чтобы отобрать у тебя трон. Люди ждут от правителя дел, а не красивых слов. Тристрам вдохнул запах тлеющего торфа из очага. - Не думаю, что Фальк согласится с вами, сир. - Фальк? – насмешливо переспросил король и рыгнул. – Что Фальк вообще знает? Он чужак на поле боя. У него нет шрамов. – Он со стуком поставил чашу на стол, затем дотронулся до толстой линии, крест-накрест пересекавшей его щеку от уха до угла рта. Он никогда не рассказывал о кампании, оставившей в наследство этот шрам, но Тристрам догадывался, что враг, нанесший рану, получил за нее сполна. – Не обращай внимания на то, что говорит этот старый дурак. Я подумываю избавиться от него. Желудок Тристрама сжался. - Вы не можете так поступить! - Я король, - Озрик напряг волосатые мускулистые руки. Он был высоким и широкоплечим. Хотя его косматые волосы и борода были тронуты сединой, он по-прежнему оставался сильным и опасным, как в молодости. Сегодня он доказал, что может легко убить человека. – Я могу поступить как захочу. - Но он мудр, и за все тридцать лет у короля Британии не было более верного слуги, - Тристрам облизнул губы. – Он учил детей Кента и Эдгара, а до этого дочерей Лира: Гонерилью, Регану и Корделию. Озрик встал. Тристраму показалось, что он бросил быстрый взгляд на сундук в углу комнаты, в котором хранил свои самые драгоценные трофеи. Но этот миг миновал, и Озрик стукнул кулаком по столу, опрокинув графин и вылив пиво на пол. - Ты слышал, что я сказал? Я не нуждаюсь в уроках истории! Тристрам вздрогнул и инстинктивно отпрянул назад. Он часто видел, чем кончаются гневные вспышки отца, но не мог отступить. – Сир, почему смерть Лира так волнует вас? - Волнует? Волнует, ты сказал? – Озрик сделал угрожающий жест указательным пальцем. – Ты, дерзкий щенок! Пожалуй, придется привести тебя в чувство хлыстом! - Я не хотел быть дерзким, - прошептал Тристрам. – Вы мой отец и король. У меня нет иного желания, кроме как помочь вам обрести душевный покой0. Если что-то волнует вас, я хотел бы это знать. - Меня ничего не волнует! – лицо Озрика побагровело. – Ты меня слышишь? Ничего! - Да, я слышу. - Довольно! – Озрик схватил Тристрама за запястье, заставив юношу закричать от боли. – Если бы кто-нибудь другой говорил так со мной, он бы разделил судьбу Элдриха. Убирайся, пока я еще помню, что ты мой сын. И никогда не упоминай больше старого короля и его дочек! Тристрам спал тревожно и проснулся от петушиных криков. Стоял один из хмурых февральских дней. Ночью был сильный мороз, и казалось, что собирается дождь. Уйдя из замка и поднявшись на холм, Тристрам вздрагивал от порывов ледяного ветра с моря. Небольшая группа людей негромко переговаривалась, и ему казалось, что они поглядывают на него. Он чувствовал, что жестокая смерть Элдриха возмутила даже самых верных подданных Озрика. Он посмотрел вокруг, тщетно пытаясь справиться с отчаянием. Даже лошади и коровы смотрели угрюмо, словно не могли больше переносить кнута людей. Он увидел знакомую сутулую фигуру, бредущую в тени частокола, побежал за Фальком и окликнул его. - Ты обещал, что мы сможем поговорить! Учитель повернулся и вздохнул. - Я вижу, что ты вправду сын своего отца. Никто не смеет отказать тебе. Хорошо, давай поговорим. В это время нас вряд ли потревожат, если мы отправимся к каменному кругу на вершине холма. Когда они подошли к воротам, Тристрам сказал: - Вчера вечером отец говорил, что не нуждается в уроках истории. А мне кажется, что я должен узнать их и раскрыть секреты прошлого. - Ты уже знаешь, что перед тем, как твой отец завоевал трон, в стране царила смута. Мы отчаянно нуждались в лидере, который подавит группировки, разрывающие страну на части. Иначе мы бы стали легкой добычей для хищников с запада, севера и с моря. Прежде в безопасности удерживало страну не столько могущество Лира, сколько само его имя. - Лир был великим королем? Глаза Фалька наполнились бесконечной печалью, и он наклонил голову. - Да, Тристрам, будь уверен в этом. Но борьба за наследство началась еще до его смерти. Гонерилья и Регана были честолюбивы, но эгоистичны. После их гибели казалось, что престол теперь в надежных руках. Эдгар и Кент правили вместе и делали все возможное, чтобы залечить раны, нанесенные в последние годы царствования Лира. Но слишком скоро Эдгар и его семья стали жертвой чумы, а Кента убил слуга, которого хозяин застал при попытке воровства. Началась гражданская война. - Тогда и выдвинулся мой отец? Фальк кивнул. - Он с детства был солдатом. Когда Лир был еще жив, Озрик начал подниматься все выше и вскоре его считали храбрым и безупречным воином. Он был честолюбив, и многие поэтому ему не доверяли. Начали ходить слухи о его грубости и жестокости, но его жажда власти пошла стране на пользу. Во время междуцарствия после смерти Кента он победил Хротгара и подавил мятеж, возглавляемый Кураном. Несмотря на противников, он сумел удержать власть. Он пресек любые попытки мятежей. Люди боялись его, но были благодарны за стабильность, которую он принес. Они подошли к подножию холма и поднимались по склону сквозь кусты и заросли ежевики к древнему каменному кругу на вершине. Тристрам сказал: - Ты как-то рассказывал мне, что Лир разделил королевство между Гонерильей и Реганой из-за любви, которую они высказывали ему, и ничего не дал Корделии за то, что она не стала ему льстить. Я знаю, что его ум был расстроен, и это привело к гибели их всех. Но больше ты ничего не стал говорить. Словно мой отец приказал забыть эту историю. Фальк вздохнул. - Я давно предупреждал Озрика, что правду невозможно скрыть навеки. – Он закрыл глаза, словно репетировал историю, прежде чем рассказать. – Гонерилья отравила Регану и покончила с собой. Бастард Эдмунд захватил в плен Лира и Корделию. Он приказал одному из офицеров убить их. Корделию повесили, но Лир убил офицера и сбежал. Эдмунд погиб от руки своего брата Эдгара, а Лир вскоре умер от горя. Некоторое время оба молчали. Дыхание Фалька участилось, когда они взбирались на холм, и юноша поддержал его, чтобы помочь пройти последнюю часть пути. Наконец они подошли к поросшей травой вершине. Гладкие камни образовывали круг, указывая, что это священное место. Люди молились здесь много лет, хотя их мольбы о мире часто оставались безответными. Старик наклонился к камням и прикрыл глаза. - Тебе плохо? – тревожно спросил юноша. - Не беспокойся обо мне, Тристрам. Моя жизнь почти окончена. Единственное мое желание – чтобы твоя жизнь не была разрушена злом, которое совершил твой отец. - Он ведь безумен, не так ли? Фальк снова закрыл глаза. Его голос стал хриплым. - Я видел, как его безумие отбрасывало тень много лет. Озрик тоже это видел и отчаянно боролся с ним. Но это было бесполезно. Оно было единственным врагом, который не желал умирать. Сейчас твой отец испытывает проблески разума, но тучи сгущаются все сильнее. - Что же мне делать? – вскричал юноша. Фальк покачал головой. - Ты был ему хорошим сыном. Я помню, в каком он был отчаянье, когда умерла твоя мать, но она хотя бы оставила ему наследника, которому можно было передать королевство. Это было его самым горячим желанием. - Значит, мама была нужно ему лишь для того, чтобы родить сына? – спросил Тристрам, не в силах скрыть злость. - Я говорил тебе это раньше. Если ты не понимаешь, что для твоего отца трон был всем, ты никогда его не поймешь. - Я понимаю, что он жестокий диктатор, лишенный совести. Наверное, мне больше не нужно ничего понимать. Фальк начал дышать с трудом. - Ты неправ, - слабо произнес он. – Озрик не лишен совести. Может, именно совесть в итоге свела его с ума. Из-за Корделии… Страх сжал сердце Тристрама, когда он увидел, как мертвенно побледнел учитель. - Фальк! Старик соскользнул на землю и что-то пробормотал. Тристрам наклонился к нему и шепнул ему на ухо: - Скажи мне… - В сундуке в его комнате… - слова смолкли. В ужасе юноша посмотрел в глаза Фалька. - Пожалуйста! – умолял он. – Скажи! Но когда он попытался нащупать пульс на тощем запястье, он не нашел ничего. Фалька похоронили с почетом. По приказу Озрика над ним воздвигли пирамиду из камней, полагавшуюся лишь знаменитым воинам и членам их семей. Озрик настолько забыл свою угрозу избавиться от старика, что даже надел траур. Он рассказал собравшимся о своем уважении к учености и мудрости Фалька и о том, насколько он обязан ему за воспитание наследника. Тристрам едва вынес это и при первой возможности ускользнул в замок. Он сел на полу своей комнаты, думая, что теперь делать. Смерть Фалька потрясла его, но он сказал себе, что теперь он должен мыслить ясно, как никогда. В его уме начала зреть другая мысль, и хотя она повергала его в ужас, он знал, что не сможет избавиться от нее, пока не убедится, правдива она или плод его дикого воображения. Приняв решение, он поспешил на кухню и взял со стола топор. Его лезвие было испачкано кровью оленя. Он спрятал топор под туникой и направился к покоям отца. Собрав все свое мужество, он кивнул стражнику, который пропустил его, не спросив ни о чем. Оглянувшись, он запер за собой дубовую дверь. Он вспомнил, как отец виновато взглянул на сундук с сокровищами при упоминании имени Корделии. Пытался ли Фальк сказать ему, что в сундуке скрыта разгадка тайны? Сундук был заперт, и Тристрам знал, что отец хранит ключ на цепи, которую он носит на шее, никогда не снимая. Был лишь один способ открыть сундук, и невозможно будет скрыть содеянного. Озрик сочтет это предательством. Тристрам понимал, что даже их родства может оказаться недостаточно, чтобы спасти его шкуру. Он глубоко вздохнул, затем поднял топор повыше и опустил на старую крышку сундука. Один удар. Второй. Третий. Крышка была прочной, но постепенно она начала трещать. Он снова ударил с силой, о которой не подозревал прежде. Крышка сломалась. Он открыл ее и погрузил руки в сокровища, хранившиеся в сундуке. Здесь были золотые цепи и серебряные безделушки. Вероятно, они были ценными, но вряд ли могли помочь Тристраму разгадать тайну. На дне сундука рука Тристрама нащупала маленький сверток. Он развернул ткань и обнаружил небольшой браслет, украшенный драгоценными камнями. На нем была надпись: имя Корделия. Рядом с браслетом находился пучок светлых волос с неровными краями. Это не был любовный сувенир: видно было, что волосы грубо вырваны из головы с корнем. Он упал на колени и заплакал. Все это время он надеялся ошибиться – тогда ошибка бы стоила гнева Озрика. Но теперь все надежды были похоронены. Он услышал, приближающиеся шаги, но его это больше не волновало. Он даже не обратил внимания на то, что дверь распахнулась и стражник прошептал: - Мой господин, я именно так сказал вам: сюда вторгся ваш сын! - Тристрам! – проревел король. – Что это значит? Опустив голову на руки, Тристрам произнес: - Я могу спросить вас то же самое, сир. - О чем ты говоришь? Тристрам поднялся и взглянул отцу в глаза. Это стоило ему огромных усилий: его ноги подкашивались. Лицо Озрика было красным от ярости. В руке он держал незачехленный меч. Тристрам поднял браслет и клок волос, отодвинувшись от удара. - Вы поэтому бледнели при имени Корделии, сир? Озрик испустил крик боли, словно раненый зверь. - Мой господин? – стражника напугала ярость короля. - Оставь нас, - прохрипел Озрик. - Но… Озрик поднял меч над его головой. - Да, господин. Стражник скрылся в коридоре. Озрик запер дверь и направил меч на сына. - Зачем ты сунул сюда нос, Тристрам? Ты королевский сын, ты обладаешь всеми привилегиями своего положения. Почему ты не можешь быть благодарным за это и принять меня таким, как есть? Тристрам сделал шаг назад. - Вы скрывали от меня ужасную тайну, отец. - Корделию повесил офицер по приказу Эдмунда, - свирепо произнес Озрик. – Лир убил негодяя. Один из придворных был тому свидетелем. Тристрам покачал головой. - Лир был стариком, немощным телом и духом. Как он мог убить молодого сильного солдата? Озрик шагнул к сыну. - Думай о том, что говоришь. Твоя жизнь зависит от этого. Тристрам поднял с пола топор и прижал к себе. - Я уже думал, - упрямо сказал он. – Эдмунд приказал честолюбивому солдату убить Лира и его дочь. Когда тот повесил Корделию, Лир нашел в себе силы сорвать оковы, наброситься на офицера и отнять у него тело Корделии. Он нанес офицеру ужасный удар, но не смертельный. Лир решил, что он убил офицера, но он обманул себя, как обманывал много раз прежде. Когда он понял, что Корделия вправду мертва, это было слишком для него. Он больше был не в силах жить. Озрик потрогал шрам на щеке. - А что сталось с офицером? - Лир его ранил, но офицер был молод и силен. Он убежал, забрав с собой три трофея: браслет Корделии, клок ее волос и меч, брошенный Лиром. Убив дочь короля, он убедил себя, что его судьба – захватить трон. Озрик прогремел: - Я предупреждал тебя, Тристрам. Ты слишком много думаешь. - Я ошибался, думая, что вы убили Лира, - ответил Тристрам. – Вашей жертвой стала беззащитная девушка, Корделия. Услышав это имя, Озрик зарычал и бросился на сына с мечом. Пытаясь отодвинуться, Тристрам потерял равновесие. Когда он лежал на полу, Озрик поднял меч и начал его опускать. Тристрам закрыл глаза в ожидании смертельного удара. Но удара не было. Тристрам вновь открыл глаза и увидел, что меч застыл в воздухе на полпути. Отец смотрел на него с выражением ужаса на лице. Тристрам понял, что у отца наступил момент просветления. Пока отец колебался, Тристрам вскочил на ноги и снова схватил топор. - Ты знаешь не всё, - медленно сказал Озрик. – Ты сказал, что я уверил себя, будто моя судьба – стать королем. Но это не вся правда. Я имел на это право. - Как вы можете так говорить? Вы не были рождены в королевской семье. - Что ты знаешь о моей семье? – спросил Озрик. – Ничего. Потому что я был лишен того, что мне полагалось по праву. Лишен отцом, который покинул мою мать после одной-единственной ночи наслаждения, не зная, что оставил ее беременной. Она часто повторяла мне, когда я был в твоем возрасте и даже моложе, что если бы он был честным человеком, он признал бы меня наследником. Тристрам широко распахнул глаза. - Вы были сыном Лира? - Теперь ты можешь понять, как я был возмущен его предательством моей матери и меня. Кара Лира состояла в том, что у него рождались в законном браке только дочери. Мне пришлось доказывать мужество в бою, но разум Лира начал мутиться, и я понял, что не обрету трон, заслужив его уважение. Он утратил ясность ума. Я понял абсурдность ситуации, когда узнал, что он сетует на неблагодарность детей. Я был готов ухватиться за возможность мести, и Эдмунд предоставил ее мне. Эдмунд был жестоким, но я ему благодарен. Он тоже был бастардом и считал, что с ним несправедливо обошлись. Тристрам не мог скрыть негодования. - Вы повесили свою родную сестру! Озрик пристально взглянул на него. - Ты смотришь на меня так, словно я сумасшедший! - Вы и есть сумасшедший! – воскликнул юноша. – И вы это знаете! Озрик зарычал и снова поднял меч. Но на этот раз Тристрам был наготове. Он качнулся в сторону и взмахнул топором. Топор ударил короля по шее, и тот упал. Тристрам дрожа смотрел, как его отец корчится в агонии, а кровь вытекает из его раны. Озрик пытался что-то сказать, и Тристрам опустился на колени в надежде услышать его слова. - Отчего, Тристрам, - шептал Озрик, - мне не быть сумасшедшим? Мой отец утратил разум. Моя судьба была не только захватить трон, но и умереть от того же безумия, что постигло Лира. Каков отец, таков и сын. Теперь я вижу западню безумия, в которую попал. Из его горла раздался хрип, и он затих. Сердце Тристрама сжалось, и он издал жуткий, мрачный жалобный стон по мертвецу и по себе. Снаружи послышался шум. Дверь распахнулась, и стражник ворвался внутрь в сопровождении группы солдат. Но пока они в ужасе смотрели на распростертое на земле тело, Тристрам начал дико хохотать, в то время как по его щекам катились слезы. Когда они обернулись к нему, он развел руки. - Я могу прочитать ваши мысли. – Он ощутил ледяной холод, словно бездна, о которой говорил отец, распахнулась перед ним. – Каков отец, таков и сын. Вот оно какое – безумие.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
10.02.2021, 14:07 | #24 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Othello, The Moor of Venice - NOT WISELY, BUT TOO WELL by Louise Cooper
↓↓ Отелло Отелло, венецианский мавр – любовь без меры и благоразумья Предисловие "Отелло" - одна из итальянских пьес Шекспира, основанная на одном из рассказов сборника «Сто историй» Джамбаттиста Джиральди (1504-1573). Сюжет пьесы вращается вокруг правды и недоверия. Мавр Отелло – генерал в армии Венецианской республики. Он тайно женится на Дездемоне, дочери сенатора Брабанцио, который узнает о браке в результате доноса Яго, доверенного лейтенанта Отелло, и Родриго, бывшего поклонника Дездемоны. Отелло и его соратники (в том числе Дездемона) вынуждены отплыть на Кипр, атакованный турками (что относит события пьесы к 1570 году). Яго продолжает строить козни против Отелло, убеждая его в том, что Дездемона изменяет ему с Кассио, бывшим лейтенантом Отелло, которого Яго ненавидит за то, что Отелло предпочел ему Кассио. Кульминация наступает, когда Отелло видит платок, подаренным им Дездемоне, в руках любовницы Кассио Бьянки. Яго пытается уговорить Родриго убить Кассио, но Родриго терпит неудачу. Пользуясь хаосом убийств и обвинений, Яго убивает Родриго, Отелло убивает Дездемону; жена Яго Эмилия разоблачает Яго, который убивает Эмилию; Отелло же убивает себя. Яго хватают и пытают до смерти. Остается в живых лишь Кассио, назначенный после Отелло правителем Кипра. А что случилось с его любовницей Бьянкой? Луиза Купер рассказывает свою историю. - Его больше нет. Это продолжалось долго, но наконец он умер. Ее взгляд, беспокойно блуждавший по комнате, остановился на изящном занавесе между нею и настоятельницей, лицо которой она безуспешно пыталась разглядеть. – Мертвец. – Она с трудом произнесла это слово, а затем облизнула губы, словно пытаясь смыть его прочь. – И теперь я чувствую… чувствую… что я могу… - Что вы можете говорить. – Занавеска была так искусно вышита, что настоятельница ясно видела лицо женщины. Да, она красива – но время уже начало оставлять на ее лице следы и дальше не будет добрее к ней. А грехи давили на нее, будто плащ, слишком тяжелый, чтобы его носить. Ее окутывал запах - не вещественный, но в своем роде столь же реальный, как аромат сладких духов. За годы службы в матери-церкви настоятельница научилась узнавать такие запахи и называть их надлежащими именами. Страх, страсть, гнев, голод – у каждого был свой особенный аромат. А вина, бремя которой несла Бьянка, пахла с особенной силой. Настоятельница сказала: - Будьте мужественны, дитя мое. Если ваша совесть неспокойна, лучше исповедоваться, чем упорствовать в молчании. Ваши грехи ведомы небесам – к чему же бояться меня? Ее голос был невозмутимым и спокойным, и через занавес она разглядела, как в сомневающихся глазах Бьянки вспыхнула искра надежды. Она хотела рассказать правду. Она жаждала правды, потому что не в силах была дальше тащить свой груз в одиночестве. Это не удивительно, подумала настоятельница. Хоть она знала лишь часть истории, ее было достаточно, чтобы нарушить обычай и выслушать рассказ. Кроме того, был еще и другой приказ. - Итак, - произнесла она, - Яго мертв. Быстрый короткий кивок. – Палачи знают свое дело. Он жил дольше, чем можно было ожидать. - И страдал. - Да. О, да. Но не говорил. Как он поклялся, как пообещал, он молчал – и потому умер без покаяния и отпущения грехов. В конце они растянули его и четвертовали – и повесили… то, что от него осталось. Я это видела. Я смотрела на казнь. – Короткий, судорожный вздох. – Чтобы убедиться, иначе я бы не могла поверить… - Он умер, - произнесла настоятельница, которое давно это знала. – Уж этому вы точно можете верить. На минуту настала тишина. Затем настоятельница продолжила: - Так, значит… - Да-да. Я не знаю, как начать. С чего начать. О Господи, я так боюсь… - Не имеет значения, с чего начать. Расскажите, как можете. Просто говорите то, что у вас на сердце. Новое молчание продолжалось гораздо дольше, и настоятельница понимала, что Бьянка ищет в душе мужество, которого ей не хватало. Как грустно, что женщина, так хорошо знавшая свет, едва знала самое себя. А впрочем, на том пути, который Бьянка избрала, ей приходилось угадывать в первую очередь желания других, всегда забывая о своих. Или почти всегда… Наконец, как и ожидала настоятельница, Бьянка заговорила: - Матушка, ревность – это так жестоко и страшно… Настоятельница кивнула, а Бьянка добавила: - Мне кажется, что она подобна безумию. - Возможно. У безумия много форм. - Да… Он ревновал. Страшно ревновал к Отелло, хотя видел от него лишь доброту. А еще он был завистливым. Он завидовал положению Отелло, его власти, его жене… - Жене? - О. да. Не скажу, что он любил ее – мне кажется, он вообще не был способен чувствовать то, что я называю любовью. Но он желал ее; и мысль о том, что она находится в постели и объятиях законного супруга, вызывала у него такую ненависть, которую я не в силах представить. Она задумалась, и на ее губах промелькнула слабая усмешка. - Ревность, зависть, ненависть – столько грехов в одной душе! Какое право я имею обвинять его, если я сама не лучше? - Такое же право, как все остальные, - ответила настоятельница. – Я полагаю, что ваши грехи порождены не ненавистью, а любовью. - Если бы я могла поверить этому… А впрочем, какая разница? Грех есть грех. Яго будет гореть в аду – и я тоже. Да, я тоже. - Бог милостив, и любой грех может быть прощен. Яго не раскаялся. Но вы можете, если захотите. - О, да, да. Но я сейчас думаю не о себе… - Я знаю. И это говорит в вашу пользу. Настоятельница подождала несколько секунд, чтобы Бьянка могла успокоиться, прежде чем продолжать. - Итак, Яго ненавидел мавра и желал его жену. Как вы узнали об этом? Бьянка вздрогнула и сделала жест, словно пытаясь отогнать кого-то нежеланного, появившегося за ее плечом. - У меня есть глаза и уши. А кроме того, я была знакома с Эмилией. - Женой Яго? Кивок. - Мы не были настоящими подругами. Но она была приветлива и добра ко мне. – Бьянка улыбнулась. – Она любила Яго или старалась любить – и во всяком случае старалась быть послушной и верной женой. Но ее верность столкнулась с верностью госпоже, Дездемоне, и эти верности не могли примириться. Она пришла ко мне и честно рассказала о честолюбивых мечтах своего мужа, которые ее пугали. – Глаза Бьянки. – Она надеялась, что я поговорю о ней с Кассио и попрошу его привести ее мужа в чувство. А если это не поможет – предупредить мавра о готовящемся предательстве. - И вы обещали ей это? – спросила настоятельница. Вновь последовала долгая пауза перед ответом Бьянки. - Эмилия была хорошей женщиной, но очень простодушной. Вы думаете, что я несправедлива к ней? Я считаю, что нет. Она была так же простодушна, как этот болван Родриго, мечтавший о любви Дездемоны. Да, я ей пообещала, и даже собиралась сдержать слово. Но вскоре я узнала правду – настоящую правду – и превратила обещание в ловушку для Эмилии. Я морочила и дурачила ее, как он дурачил Родриго и множество других. - А что вы получили взамен, Бьянка, за то, что вы нарушили слово? Бьянка горько усмехнулась. - Я любила Микеле Кассио, матушка. Я и сейчас его люблю. Я хотела видеть его счастливым. Я хотела, чтобы он достиг положения, достойного его талантов и характера. Я хотела быть рядом с ним. Принадлежать ему было моей заветной мечтой. Но даже если это было невозможно – я все равно хотела видеть его счастливым. - Ах, - ласково сказала настоятельница, - я понимаю. - Вряд ли, - ответила Бьянка. – Вы не можете понять. Сквозь решетку настоятельница увидела, как Бьянка прижала руку к лицу. Она держала в руке платок из тончайшей ткани и, несмотря на то, что он был скомкан и покрыт пятнами, на нем можно было различить изысканную и замысловатую вышивку. Настоятельница не видела его прежде, но догадывалась об его чрезвычайной важности. Словно прочитав ее мысли, Бьянка сжала платок, взглянула на него и произнесла: - Этот злосчастный платок стал орудием смерти. Я поклялась всегда хранить его как напоминание о моем грехе, и когда я умру – если я удостоюсь христианского погребения, его похоронят со мной. Тогда его позор тоже зароют в землю. Она начала разглаживать платок – медленно, едва ли не навязчиво. - Эмилия украла его. Вернее, подобрала там, где ее госпожа случайно его уронила. Яго постоянно просил жену добыть платок для него, и она подозревала об его намерениях. - Значит, она была не так уж и простодушна, - мягко заметила настоятельница. - О, она имела глупость отдать его мне. Я пообещала, что у меня он будет в безопасности – и если он будет спрятан и от нее, и от Дездемоны, Яго не сможет воспользоваться им для своих козней. Настоятельница вздохнула. - Это обещание вы тоже не выполнили? - Да. Я не сохранила платок. Вместо этого я отдала его Кассио. - И Яго был доволен. - Да. Он был доволен. – Бьянка устремила взгляд в прошлое, которое лишь она могла видеть. – Если бы я смогла понять всю правду! Тогда у меня хватило бы мужества поступить так, как требовали Господь и совесть. Но… Я уже сказала, что ревность страшна и жестока. Это верно. Но оказалось, что любовь еще хуже. Когда вмешивается любовь, можно оправдать все что угодно. «Я сделала это из любви и потому заслуживаю прощения». Ненависть честнее, она хотя бы не лжет. Пусть ненависть греховна, но в ней нет обмана. - Но вы не испытывали ненависти, - возразила настоятельница. - Нет. Я не чувствовала ненависти ни к мавру, ни к его жене, ни к Яго, ни к Эмилии, ни к несчастным глупцам, замешанным в эту историю. У меня не было причины их ненавидеть. И однако я стала для них смертельным врагом. Она снова горько рассмеялась. - Для всех, кроме одного. Это странно – но лишь один из них удостоился некоего подобия славы. Разве не так, матушка? Разве не так? - Да, дитя, это так. Снова молчание. Затем настоятельница спокойно спросила: - Что вы сделали, Бьянка? Что вы сделали ради любви? Она опустила голову. - Я сделала то, что он хотел, – не больше и не меньше. Это было так легко. А когда он обещал мне… Я ему поверила. Я хотела ему верить. Она взглянула поверх решетки, словно пытаясь взглядом проникнуть сквозь нее и разглядеть скрытое в тени лицо. Несколько секунд единственным звуком в тишине было ровное дыхание настоятельницы. А затем послышалось: - Я оказалась глупее их всех, матушка. Самой простодушной из них, потому что поверила его обещаниям. Впервые ее голос прервался. Пауза была совсем короткой, но настоятельница заметила ее. Она терпеливо ждала, и через несколько секунд Бьянка овладела собой и спокойно продолжила: - Яго был хитрым. Он продумал все мельчайшие детали плана и устроил все так, чтобы те, кто могли выдать его, не были в состоянии что-нибудь рассказать. - Кроме его жены, - заметила настоятельница. - О, нет, матушка. Эмилия ничего не знала. Она думала, что я сдержала слово и ее госпожа в безопасности от коварства Яго. Он именно так и задумал. Лишь позже, намного позже, она поняла, что я сделала. Что я предала ее, а Яго и Кассио были… были… Ее голос сорвался, и она замолчала надолго. Настоятельница старалась не дышать, удерживая слова, готовые сорваться с ее языка. Теперь она все поняла, и ей нужно было лишь слово Бьянки для подтверждения. Она поняла, почему Бьянка так боялась. - Дитя мое, - спросила она с состраданием в голосе, - вы вправду хотите рассказать мне остальное? Бьянка ответила: - Да. Я думаю, что должна. - Я только женщина. Я не могу отпустить вам грехи. - Я знаю. - Но вы можете исповедаться и тем самым спасти свою душу. - Это я тоже знаю. Но если мне придется говорить со святым отцом, мне не хватит мужества рассказать ему об этом… о том, что я никогда не открывала ни одной живой душе. Простите, матушка, но вы женщина, и поэтому мне легче говорить с вами. А если я расскажу это впервые, второй раз мне будет легче. Настоятельница почувствовала мучительную безнадежность. Она пыталась помочь этой девушке, как могла, пыталась намекнуть всеми силами… Если она откажется слушать – больше ничего нельзя будет сделать, чтобы помочь Бьянке спасти душу. Она произнесла громким голосом: - Хорошо, дорогое дитя. Расскажите, я выслушаю вас. Бьянка сложила руки как на молитве. - Я любила Кассио. Я и сейчас его люблю. Любовь не судит, правда? Его ненависть к мавру была беспричинной, а его вожделение к Дездемоне причиняло мне боль. Но когда Эмилия попросила меня о помощи, я рассказала ему все. Я просила его позабыть о ненависти и выбрать лучший путь. Ведь ты не такой, как Яго, - говорила я. – У тебя есть честь и достоинство, ты можешь выдвинуться благодаря собственным заслугам, а не с помощью обмана. Предупреди Отелло! – умоляла я. – Позволь справедливости свершиться… Внезапно ее голос ослабел, а плечи поникли. - Мы поссорились, - продолжала она. – Мы наговорили друг другу ужасных вещей, прежде чем он приказал мне убираться прочь. Но на следующий день он вернулся. Он простил мне жестокие слова, как я всегда прощала ему. А когда мы помирились – он сказал, что я окажу ему огромную услугу, если принесу ему письмо Эмилии. Эмилия, сказал он, имеет право подозревать мужа, потому что его собственная ненависть к мавру бледнеет в сравнении с ненавистью Яго. Яго вправду собирался сделать все, чего опасалась Эмилия, и даже больше. А значит, злодеяние было неизбежным. И лучше, сказал Кассио, дать ему проявиться, чем оставить тайным замыслом. Таков был его план. И если я стану его сообщницей… - ее голос снова прервался. – Тогда он исполнит мое заветное желание. - Признает, что вы принадлежите ему, - повторила настоятельница слова, сказанные Бьянкой раньше, и Бьянка кивнула. – И вы поверили его обещанию. - Да. Я была несчастной дурой. «Другие оказались еще глупее», - подумала настоятельница, но промолчала. Было уже поздно говорить об этом. - Итак, еще одно ложное обещание… И что случилось потом? Бьянка подняла руки к волосам, словно собираясь спрятать их под капюшон, но вместо этого позволила им упасть, окружив тенью ее лицо. - История гибели мавра известна, - сказала она. – Наверное, ее рассказывали даже здесь. Настоятельница скупо усмехнулась. - Мы не так далеки от мира, как вы думаете. - Тогда вы знаете, как Яго все устроил. Сначала легкий шепоток, затем намеки, что чистая добродетельная Дездемона вовсе не то, чем кажется. Небольшие доказательства: ее заступничество за Кассио, когда Отелло его прогнал. Это благодаря мне Эмилия уговорила ее просить Отелло вернуть Кассио. Она знала, что я его люблю, и думала, что проявит ко мне доброту в ответ на то, что я сделала для нее. Здесь Дездемона ошиблась. Она просила с таким пылом, что подтвердила подозрения Отелло. Наживку положили в ловушку, и зверь попался. Оставалась одна мелочь, чтобы захлопнуть капкан – и тут мы снова возвращаемся к платку. Бьянка хрипло рассмеялась и вытерла губы. - Если бы женщины могли быть актерами, говорил Кассио, в Венеции о моем таланте ходили бы легенды. Я отлично сыграла свою роль, притворяясь, что я возмущена тем, что Кассио дал мне платок Дездемоны, когда Отелло наблюдал за этим из укрытия, а Яго шепотом лил ему в уши отраву. Я думаю, его убедила именно эта сцена. Конечно, это не было явным доказательством – да и откуда ему было взяться? Ведь Дездемона была невиновна. Но Кассио и Яго знали, что мавр не слишком рассудителен. Они понимали, что он не станет ждать появления явных доказательств без тени сомнения. Яго было нетрудно убедить его посмотреть сквозь пальцы на убийство Кассио, используя Родриго как пешку в игре. – Бьянка слегка вздрогнула. – В этой истории столько глупцов. Родриго был одним из них. Попытка убить Кассио провалилась, как и было задумано. Яго убил Родриго, а затем ранил Кассио – не смертельно, но так, чтобы все показалось правдоподобным. А мавр… Яго и Кассио придумали план, как покончить с ним, но судьба и его собственный характер выполнили работу за них. Она обхватила руками плечи так, что костяшки ее пальцев побелели. - Я не думала, что он убьет ее. Побьет, может быть. Или прогонит. Но не убьет. - По ее щекам катились слезы, сверкая, словно осколки стекла. – Эмилия пыталась остановить его. Но она пришла слишком поздно. Слишком поздно… Вам не кажется, матушка, что это самые печальные слова на свете? - Да, - ответила настоятельница, у которой была своя причина согласиться. – Мне тоже так кажется. - Значение платка она тоже поняла слишком поздно, - продолжала Бьянка. – Она должна была понять, какой была моя роль в этом злодеянии. Но прежде чем она смогла разоблачить меня, Яго заколол ее. Свою собственную жену. Он убил свою жену, чтобы защитить меня. - Не только вас, - мягко возразила настоятельница. - Конечно. Если бы Эмилия назвала меня, оставался бы лишь один шаг до Кассио. – Бьянка задумалась, размышляя. – Наверное, у них было соглашение. У Кассио и Яго. О том, что если одного схватят, другой должен его защитить. Поэтому Яго и молчал. Я только думаю… - О чем? – спросила настоятельница, когда Бьянка замолчала. - Сделал бы Кассио то же самое для него? Я наверное, никогда не узнаю ответа на этот вопрос. Впрочем, какое это имеет значение? Из всех участников этой игры в живых остались лишь двое. – В этот раз она пожала плечами почти беззаботно. – Кассио и Бьянка. Он стал господином губернатором, ее выбросили и забыли. «Хотела бы я, чтобы это было так», - подумала настоятельница. В тот момент она была рада, что Бьянка не могла видеть ее лица. - Ну вот, - продолжала Бьянка, - я вам все рассказала. Все самое важное. Теперь я могу сбросить эту ношу. Слезы текли по ее щекам, но она не рыдала – просто сидела спокойно, почти торжественно, а слезы блестели на ее лице. Настоятельница мягко спросила: - Теперь вы готовы к исповеди, Бьянка? Вы можете попросить у Господа простить вам грехи? Бьянка кивнула. - Я готова к любому покаянию. Всю жизнь я буду молиться о прощении… Внезапно она остановилась: - А что будет с Кассио, матушка? Как вы думаете – есть ли надежда, что его грех может быть искуплен? Настоятельница колебалась: сострадание в ее душе сражалось с честностью. Сострадание победило, и она ответила: - Да, дитя. Надежда есть всегда. – Она встала. – Подождите, я попрошу священника прийти к вам. Ее спина болела от долгого сидения, когда она открывала дверь и выходила из комнаты. В соседней комнате, богато украшенной, ее ожидал человек, скрытый в тени. - Да, вы хорошо справились, госпожа. – Высокий и худой аббат сам был похож на тень. Трудно было представить, что он способен смеяться. - Благодарю вас, святой отец, - холодно ответила настоятельница. – Могу я теперь быть свободна? - Еще нет. Вам надлежит исполнить еще одну обязанность, а затем вы можете вернуться к сестрам. Он указал на чашу вина, стоявшую на столе между ними, и в глазах настоятельницы появилось выражение, похожее на ужас. - Отец, я… Он остановил ее движением руки. - Вы завоевали ее доверие, и нам не следует ничего оставлять на волю случая. Вы дадите ей это вино и убедитесь, что она выпьет его. Оно подействует не сразу. Останется время для ее исповеди, и я успею совершить все необходимые обряды. – Он увидел выражение лица настоятельницы, и его голос слегка изменился. – Так будет лучше всего. - Она никогда не выдаст его, - умоляюще произнесла настоятельница. - Может, выдаст, может, нет. Откуда нам знать? Так или иначе, нам надлежит выполнить наш долг. - Наш долг – служить Богу! - Но наше выживание зависит от благосклонности людей. Это было правдой, и у нее не нашлось ответа. Она опустила глаза, и аббат направился к двери. Подойдя, он оглянулся назад. - Я подожду женщину в исповедальне. И последнее: вы будете рады узнать, что господин губернатор намерен сделать взнос в ваш монастырь. Сумма будет такой, что вы сможете построить капеллу вдвое больше, чем сейчас. Настоятельница взглянула на него. Он улыбнулся. - И украсить ее так, как подобает дому Божьему. Или гробу повапленному… С огромным усилием настоятельница смогла выговорить: - Господин губернатор очень добр… Улыбка исчезла с лица аббата. - Но не бесконечно добр. Никогда не забывайте об этом. Дверь за ним бесшумно закрылась. Около минуты настоятельница стояла неподвижно. Затем она подошла к столу, взяла чашу и медленно направилась в комнату, где ждала Бьянка.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. Последний раз редактировалось Aliskana; 10.02.2021 в 14:58. |
10.02.2021, 14:27 | #25 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Coriolanus — MOTHER OF ROME by Molly Brown
↓↓ Кориолан — Мать Рима Предисловие Вдобавок к обычному ряду исторических пьес в некоторых трагедиях Шекспира также описаны исторические персонажи и события, хотя их трактовка весьма сомнительна, если не сказать больше. “Кориолан”, хоть и одна из поздних пьес, написанная в 1608 году, и последняя, где действие происходит в Древнем Риме, описывает более ранние события, чем другие древнеримские пьесы Шекспира. Действие “Кориолана” происходит в 5 веке до н.э. — приблизительно в 493 году — в ранние годы римской республики. В это время, в начале экспансии Рима, его злейшими врагами были вольски, обитавшие к югу от Рима в городах Анциум и Кориолы. Гай Марций, один из римских патрициев, помог разгромить вольсков и получил в награду имя Кориолана. Однако из героя он быстро превратился в злодея. В Риме наступил голод, а Гай Марций отказывался бесплатно раздавать хлеб голодающим плебеям. Это привело к противостоянию Кориолана с трибунами, результатом чего стало его изгнание из Рима. Тогда он присоединился к своему давнему врагу Туллу Авфидию, предводителю вольсков, и повел войско против Рима. Он пощадил город только после беседы со своей матерью Волумнией. Вольски сочли это предательством и убили Кориолана. На этом кончается пьеса и начинается следующий рассказ. Я мчался по улицам Анциума в бешенстве. Приблизившись к дому, я постучал и выкрикнул имя убийцы: — Авфидий! Никто не ответил; ни один слуга не вышел. Дом был темным и безмолвным. Я шагнул вперед в темноте; никто не мешал мне, и это лишь разожгло мою ярость. — Авфидий! Я переходил из комнаты в комнату, пока наконец не обнаружил одинокую фигуру на ложе перед очагом. Пустая чаша стояла на столе позади него, а на полу валялся перевернутый кувшин. Он медленно приподнял голову и, прищурившись, поглядел на дверь, возле которой я стоял. — Значит, новости, наконец, достигли Рима? Я ждал тебя. Или кого-то вроде тебя. Как твое имя, солдат? — Тит Ларций. — Тит Ларций, — повторил он, наклонив голову назад. — Я слышал о тебе, Тит. Гай Марций говорил о твоей отваге — качестве, которое он так жаждал найти у римлян. — Ты смеешь говорить мне о Марции? — я пересек комнату парой прыжков и приставил меч к его горлу. Тулл Авфидий не пошевелился — он лишь смотрел на меня, и его лицо было изможденным и усталым. — Ты не решаешься, — сказал он. — Отчего? Я возмущенно вздернул голову. Я пришел убить предводителя вольсков, которого Марций называл львом и охотой на которого гордился, — а не жалкого слизня, неспособного даже пошевелить рукой для собственной защиты. Я опустил меч. — Я помню ночь, когда Марций пришел ко мне, — сказал он. — Сюда, в эту самую комнату. Сначала я его не узнал. Затем он откинул плащ и показал свое лицо — самое ненавистное для меня в мире. Он сказал, что ему не дорога жизнь, иначе бы он не пришел ко мне, своему злейшему врагу. Я помню, как он сел напротив меня, откинул голову назад и предложил мне свое горло… либо свою службу. Я выбрал службу — и буду жалеть об этом до смертного часа. А сейчас, Тит Ларций, я не предлагаю тебе службы — только горло. Советую тебе принять его. Он молча лежал на ложе и ждал. Я снова поднял меч — и снова опустил. — Я солдат, а не палач. Он вздохнул и поднялся на ноги. — Если твоя честь требует, я умру стоя, с мечом в руке. Это было бессмысленно. Тулл Авфидий не говорил о битве, а лишь о смерти. Я ошеломленно глядел, как он поднимает меч и направляет на меня безвольной рукой. В смутном свете очага мне показалось, что в его глазах была мольба. Он хотел, чтобы я убил его. — Что это значит? — спросил я. — Я приказал устроить Гаю Марцию достойное погребение, с оружием и драгоценностями, и установить надгробный камень, где перечислены его подвиги и имена его предков. Взамен я прошу лишь одного: погибнуть как воин от руки опытного бойца. Пусть помнят, что я умер с честью. Я сжал рукоять меча. Как смел этот негодяй говорить о чести после того, как он хладнокровно убил моего друга! Я взмахнул мечом — и внезапно остановился, а перед моим взором пронесся ряд воспоминаний. …Я пришел в гости к госпоже Волумнии в то утро, когда она вернулась в Рим с победой, добившись успеха там, где прочие потерпели неудачу, — уговорив сына заключить мир и пощадить город. Я много раз посещал ее прежде. Впервые я вошел в ее дом семнадцать лет назад, после нашего первого общего похода с Марцием, когда мы защищали республику от изгнанного короля Тарквиния. Мне было двадцать лет, и я уже имел опыт сражений, — а Марцию едва исполнилось шестнадцать. Я слышал, что он был единственным сыном вдовы. Его большие глаза и прихотливо изогнутые губы более подходили женскому лицу, чем мужскому. Это не солдат, решил я, взглянув на него, а просто хорошенький мальчик. Он сбежит при первом же зове боевой трубы. Я никогда в жизни не ошибался сильнее. Он был рожден, чтобы убивать. В нем не было ни страха, ни жалости. Он двигался по полю боя, попирая мертвых и умирающих, кроша их на куски и не обращая внимания на крики и стоны. С его меча стекала кровь любого, кто оказывался перед ним. За отвагу он был увенчан дубовым венком. Когда мы вернулись в Рим, я пошел с ним к его матери. Волумния тогда была ненамного старше тридцати, у нее были черные волосы и яркие блестящие глаза. Увидев мать и сына вместе, я был поражен их сходством: казалось, будто один человек разделился на две половинки: мужскую и женскую. — О, мой отважный мальчик, мой отважный и славный мальчик! — воскликнула Волумния, обнимая Марция. — Она осмотрела его раны. — Запомни эту, — сказала она, указав на глубокий шрам на его бедре. — В будущем она принесет тебе славу. Марций глядел в потолок, пока она ворковала и причитала над каждым шрамом. — Мама, прошу тебя… Волумния наконец обернулась ко мне — правда, лишь для того, чтобы спросить, оказался ли ее сын доблестным воином. — Я никогда не встречал прежде такого беспощадного бойца, — честно ответил я. Она рассмеялась и захлопала в ладоши. — Это моя душа живет в нем. Он получил беспощадность от меня, впитав ее с моим молоком. Теперь Марций уставился в пол и покраснел. — Мама… — Если бы я была мужчиной, я бы завоевала славу, — продолжала Волумния, — но так как боги создали меня женщиной, мне приходится довольствоваться славой моего сына. Я знаю, что он принесет мне великую честь. — Она схватила Марция за талию, прижала к себе и поцеловала в губы. Я опустил глаза, чувствуя себя незваным гостем. — Мне надо идти, — сказал я. — Глупости, — ответила Волумния. Я видел, как мать и сын смотрят на меня, держась за руки. — Ты должен остаться с нами сегодня на праздничный пир в честь победы, которую вы одержали ради Рима. Я хотел поблагодарить ее, когда Марций произнес: — Не ради Рима, мама, а ради тебя. Ты для меня и есть Рим. Когда я впервые услышал эти слова, я не мог себе представить, что спустя семнадцать лет плебеи и патриции будут повторять их в едином порыве. Но в то утро, когда я шел выразить почтение Волумнии, я услышал, как толпа на рынке прославляла ее как “Мать Рима”, пока кто-то не закричал: — Она намного больше. Волумния и есть Рим! — Да! — подхватил другой. — Волумния — это Рим! И все с ним согласились. …От рынка до дома Гая Марция и Волумнии было всего лишь несколько минут ходу. Слуга провел меня в комнату, в которой Волумния принимала гостей. Меня поразил ее вид. Она выглядела моложе, чем все эти годы. Следы тревоги и волнения, вызванные изгнанием ее сына, исчезли. На ней была яркая красная стола с золотыми застежками, лицо и губы нарумянены, а волосы тщательно завиты. — Тит Ларций! — воскликнула она в ответ на мой поклон. — Милый Тит, как хорошо, что ты пришел! Несколько минут мы вежливо беседовали. Я выражал ей восхищение и благодарность, она рассказывала о многочисленных посетителях и их обещаниях. — Сенаторы единогласно поклялись воздвигнуть храм любому божеству, которого я выберу, — сообщила она. — И установить статую! — А какие известия о твоем сыне? — спросил я. Меня поразило внезапное жесткое выражение ее лица. — Он уходит с вольсками. Теперь они союзники, и мы больше не увидим его в Риме. — Мне тяжело это слышать. Я надеялся… Я думал… — у меня проступил пот под ее суровым взглядом, и я не знал, что сказать. Она заметила мою растерянность, и ее взгляд смягчился. — Люди могут кланяться мне на улицах и воздвигать храмы и статуи — но не могут исполнить моего самого горячего желания: вернуть моего единственного сына из несправедливого изгнания. — Мне очень жаль, — ответил я. — Эту печаль я буду нести до могилы. Но хвала богам — у меня есть внук. У меня великие надежды на него. Его имя должно стать более славным, чем имя его отца. — А как себя чувствует прекрасная Виргилия? — спросил я о жене Марция. — Плохо, — ответила Волумния. — Она слегла с жаром и слишком больна, чтобы видеть кого-нибудь. Накануне Виргилия была достаточно здорова, чтобы совершить путешествие в лагерь вольсков. Хотя приходили умолять Марция четверо — его мать, жена, сын и благородная Валерия — на улицах славили только Волумнию. Может быть, подумал я, Виргилия заболела из-за ревности к новой славе своей свекрови? — Я молю богов об ее скорейшем выздоровлении, — сказал я. — Я тоже, Тит. Я тоже, — на ее лице появилось раздражение. — В чем дело? Я увидел, как вошедший слуга смущенно наклонился и что-то прошептал на ухо госпоже. Волумния встала и извинилась передо мной за то, что ей придется отойти по важному домашнему делу. Я собрался уйти, но она настояла, чтобы я остался. — Я отойду всего лишь на минуту, а потом мы продолжим разговор. Я надеюсь, что ты не обидишься на меня — но теперь, когда Марций покинул нас, я считаю тебя моим вторым сыном. — Тогда я охотно подожду. Я оставался один не больше минуты, когда услышал чей-то крик. Я поспешил по направлению к звуку и остановился у окна с видом на атриум . Посреди двора смеялся мальчик, охотящийся за большой желтой бабочкой. Я понял, что принял его смех за крик. Я сразу узнал сына Марция. Он был хорошеньким мальчиком с блестящими глазами и пышными темными кудрями. Я подумал о Виргилии, его матери, лежавшей в постели где-то поблизости. Затем я снова перевел взгляд на мальчика и улыбнулся, глядя, как он пытается схватить бабочку своими пухлыми ручонками. Однако улыбка замерла у меня на устах, когда я увидел, как он яростно отрывает разноцветные крылышки бабочки, снова и снова крича: “Умри!” Я услышал звук шагов и увидел, как Волумния подходит ко мне. Она стояла позади меня у окна, восторженно глядя на мальчика. — Хвала богам, Тит. У меня есть еще одна возможность воспитать ребенка, и на этот раз я не повторю своих ошибок. Я научу внука большему, чем телесная сила: хитрости, которой не хватило моему любимому сыну. Он был слишком прямолинеен — не понимал, как важно хитрить и притворяться ради пользы дела. — Она поглядела на меня. — Я думаю, что тебе это нетрудно. Я невольно отступил назад. — Не понимаю, о чем ты говоришь. — В самом деле? — она погладила меня по руке, как ребенка. — Я хочу попросить тебя сделать кое-что для меня. …Сенатор Менений Агриппа сердечно приветствовал меня, но выглядел усталым и больным. Я передал ему приглашение Волумнии, которая давно не имела вестей о нем и беспокоилась о его здоровье. — Она попросила меня передать, что из всех друзей она сильнее всего хочет увидеть тебя. Агриппа подал знак слуге, который налил нам вина и покинул комнату. Мы сидели друг напротив друга при свете масляной лампы, бросавшей причудливые тени на складки сенаторской тоги. — Я не хочу ее видеть, — произнес он наконец чуть дрожащим голосом. Я изумленно поднял брови. Менений Агриппа был старинным другом семейства Марциев. Когда умер муж Волумнии, сенатор стал Гаю Марцию вторым отцом и заботился о нем, как о собственном сыне. Он одним из первых пришел в лагерь вольсков умолять о пощаде для Рима. Вернувшись, он сказал, что Гай Марций так непохож на мальчика, которого он знал раньше, как бабочка непохожа на гусеницу. Может быть, он не хотел видеть Волумнию, потому что завидовал ее успеху там, где он потерпел поражение? Я отогнал прочь эту мысль. Менений Агриппа был так же предан Волумнии, как и ее сыну. — Не понимаю тебя, — сказал я. Он вздохнул. — Как я могу противиться просьбе матери Рима? Передай госпоже, что я скоро посещу ее. А сейчас прости, но я очень устал. Когда я встал, чтобы уйти, сенатор дотронулся до моей руки. — Знаешь, мне почти жаль командира вольсков. — Жаль Авфидия? Почему? — Не имеет значения. Пообещай мне лишь одно: запомни Гая Марция как Кориолана. Помни, каким он был, а не каким он стал. Через три дня в Рим пришла весть о гибели Гая Марция от руки Авфидия. …Вольск неподвижно стоял напротив меня, желая, чтобы я убил его. Это было неожиданным и непонятным. — Что случилось с Гаем Марцием Кориоланом? — спросил я. — Как он погиб? — Ты знаешь, как он погиб, потому ты и пришел сюда. — Я хочу услышать от тебя самого! — Я один в ответе за его смерть. Я убил его. В неверном свете очага я увидел, что он смотрит в сторону, не в силах глядеть мне в глаза. Он лгал. — Я был здесь, когда Гай Марций в одиночку взял Кориолы. Тогда он и заслужил третье имя — Кориолана. Сколько раз Марций побеждал тебя в бою? Сколько раз? Глаза вольска вспыхнули, но он ничего не ответил. — Ты не смог убить его в бою, и я не верю, что ты вообще смог убить его. — Я смог! — крикнул Авфидий, — и я это сделал! Он предал мое доверие и всех вольсков — тогда я в ярости бросился на него и поразил как предателя. — Менений Агриппа сказал, что он чуть ли не жалеет тебя. Почему, Тулл? Чем ты заслужил жалость старика? — Хватит! — крикнул Авфидий и поднял меч. Мы сражались минуту или две, но вольск сопротивлялся так неохотно, что я быстро прижал его к стене, приставив меч к его горлу. — Ты же не убивал Кориолана! Что с ним произошло? Почему ты берешь на себя вину за его смерть? Кого ты защищаешь? Авфидий плюнул мне в лицо. — Убей меня. Я швырнул меч на землю и ушел прочь, отряхнув со своих ног пыль этого дома. …Я нашел могилу друга на кладбище за воротами города. Авфидий был правдив хотя бы в одном: Гай Марций Кориолан был погребен со всеми почестями. Я дотронулся до холодного камня святилища. Кориолану не следовало лежать под ним. Он мог бы стать консулом в Риме, если бы не был столь прямолинейным и не оскорбил почти всех, кто мог помочь ему, когда враги сговорились настроить народ против него. …Я был одним из тех, кто стоял позади Марция, когда всякий сброд собрался на форуме, чтобы судить его. День был душным и безветренным, воздух пропах потными телами, толпившимися вокруг нас. Менений Агриппа шагнул вперед, чтобы ходатайствовать за Марция. — Добрые люди, выслушайте меня, прошу вас. Лишь взгляните на раны на теле Кориолана, и вы увидите, как храбро он служил вам всю свою жизнь. Трибун Сициний Велет прервал сочувственный шепот народа, потребовав, чтобы Марций показал раны, полученные в Кориолах. Марций застыл. — Я пришел сюда, чтобы обратиться к народу Рима, а не для того, чтобы отвечать на оскорбительные вопросы. — Тогда почему ты не покажешь народу свои раны? — спросил второй трибун Юний Брут. — Ты не сражался в Кориолах! По какому праву трус, остававшийся в безопасности внутри римских стен, пока другие рисковали жизнями, спрашивает меня о ранах? — Не надо, Марций, — прошептал Менений. — Вспомни: ты обещал быть обходительным, чтобы понравиться людям. — Понравиться? Я не собираюсь заискивать перед этим сбродом! Я буду говорить с ними честно или не говорить вообще! — Сброд? — повторил Сициний. — Вот как он называет вас! Его собственное высокомерие обличило его предательство! Наемники трибунов начали подзадоривать толпу, крича: — Сбросьте его со скалы! Сбросьте его со скалы! — Добрые люди, не слушайте грубых речей Кориолана. Он просто прям по-солдатски, — пытался вразумить их Менений, но его голос потонул среди воплей и криков. — Гай Марций отказался показать свои раны, полученные в Кориолах! Сбросьте его со скалы! — Вы, стая гогочущих гусей, не ведающих ни верности, ни чести, — вы смеете называть меня предателем? Пусть адский огонь пожрет вас! — Так-то ты держишь обещание говорить вежливо? Я молю тебя, замолчи! Они схватят тебя! — твердил Агриппа. — Вы слышали, как он называет вас? — обращался к толпе Сициний. — Чего он заслуживает, если не смерти, как предатель? Уведем его отсюда и сбросим с Тарпейской скалы! — На скалу! — одобрительно орала толпа, пока стражники окружали нас. — Ведите его на скалу! Трибун Брут поднял руку, чтобы призвать мерзавцев к молчанию. — Постойте! Ввиду его прошлых заслуг перед Римом предлагаю проявить милосердие и заменить смертный приговор вечным изгнанием. — Милосердие? От вас? Я предпочитаю быть сброшенным со скалы. — Он слишком горд для милосердия? — крикнул кто-то. — Тогда пусть умрет! Менений Агриппа протянул руки, призывая к миру. — Прошу вас, добрые люди, — выслушайте меня! — Хватит болтовни! — произнес Сициний. — Приговор произнесен: вечное изгнание. Я никогда не забуду лица Марция в тот момент. На мгновение оно исказилось; но уже через секунду стало холодным и спокойным. Он едва ли не улыбался, шествуя сквозь враждебную толпу. — Вы, грязные твари. Я изгоняю вас! Насмехающиеся плебеи следовали за нами до городских ворот. Менений Агриппа и я шли среди небольшой группы патрициев позади Марция и ограждали его как могли от плевков и камней тех самых людей, которые накануне встречали его слезами радости и восхвалениями после триумфального возвращения из Кориол. Виргилия и Волумния стояли у ворот, содрогаясь от рыданий. Когда Марций приблизился, Волумния вытерла лицо и распрямилась. — Никаких слез! — приказал он женщинам. — Никаких слез. Затем ушел один, не взяв с собой ничего. С утра мой друг был самым прославленным человеком в Риме, а к вечеру стал самым ненавистным. …Я потрогал пальцем резьбу на его могиле, думая о том, какой поворот может совершить судьба за несколько коротких часов. Позади меня послышались шаги. Мое римское одеяние скрывалось под длинным плащом. Я обернулся к человеку, шедшему за мной. Короткая туника указывала, что он солдат. Подобно моему другу, я не любил хитрить. В отличие от него, я признавал, что порой хитрость бывает полезной. — Я помню тебя, — сказал я, подойдя к вольску. — Мы сражались вместе в последней войне против Рима. Он смущенно взглянул на меня. — Разве? — А разве ты не был на войне? — спросил я. — Был. — Участвовал в осаде? — Участвовал. — Я же знаю, что это был ты! — Я хлопнул его по спине. — Отлично выглядишь! — Ты тоже, — ответил он. — Прости, но я не припомню… — Если бы чертовы командиры не заключили мир, Рим был бы нашим, — перебил я. — Рим должен был стать нашим! — согласился вольск, и его сомнения на мой счет рассеялись. Мы стали лучшими друзьями. — Вырвать такую победу у нас из рук из-за какой-то женщины! Я прихожу в ярость, когда думаю об этом! — Трех женщин, — поправил меня вольск. — И ребенка. Я видел, как они пришли в лагерь. — Ты их видел? — Видел и то, как они уходили. Они очень странно себя вели — ведь они получили то, о чем просили. — А что в них было странного? — Они плакали — во всяком случае, две из них. Так рыдали, будто их сердца были разбиты. — А как насчет третьей? — спросил я. — Похоже, она очень торопилась поскорее уйти. …Возвратившись в Рим, я снова пришел к Менению Агриппе. Старик выглядел еще более усталым и больным, чем в нашу последнюю встречу. Я попросил его подробнее рассказать о неудачном посещении лагеря вольсков. — Тит, поклянись мне помнить Марция таким, каким он был раньше. Умоляю, оставь его память в покое. — А его убийцу безнаказанным? — Но что можно сделать теперь, когда мы заключили мир с Анциумом? — Его убийца не в Анциуме. Тулл Авфидий не убивал Марция. Сенатор кивнул. — Ты прав. Я скажу тебе, кто его убил. Я наклонился вперед, затаив дыхание. — Мы, — сказал он, глядя мне в глаза. — Мы все. Я выдохнул. — Но… — Нам следовало защитить его, Тит. Мы, его друзья, не должны были позволить его изгнать. — Но тогда началась бы гражданская война, — напомнил я ему. — Нам не следовало отступать, даже если бы кровь пролилась на улицах Рима, — сказал старик. — Марций умер в тот день на форуме. Хоть я тогда и не понял этого, — но человек, которого мы проводили к воротам Рима, был уже мертв. — Я не понимаю тебя. — Его равнодушие, усмешка, хладнокровное приятие судьбы — это был уже не Марций. То, что мы приняли за спокойствие, было яростью, спрятанной так глубоко, что она отравила его, подобно яду. Сенатор вздрогнул, будто от холода. — В тот день, когда я пришел в лагерь вольсков, Марций встретил меня, как враждебного незнакомца. Меня обыскали на предмет оружия и привели в палатку, где Марций и Авфидий сидели рядом. Первым заговорил Авфидий и спросил меня, чего я хочу. Я ответил, что пришел поговорить с Марцием от имени многих его друзей из Рима. Марций на это ответил: — У меня нет друзей в Риме. — А твоя семья? — возразил я. — Твои жена, сын, мать? Марций так поглядел на меня… Тит, я не могу описать этот взгляд — он буквально заморозил меня. Я никогда не видел подобного взгляда. — Семья? — спросил он. — У меня нет семьи. Ни жены, ни сына, ни матери. Авфидий хлопнул в ладоши, указывая, что разговор окончен, и меня вывели из палатки. Я качал Марция на коленях, когда он был малышом, но в тот день я его боялся. Если бы он повел войско на Рим, мы все были бы обречены. Для него не было разницы между друзьями и врагами: он бы убил нас всех. Ждать от него милосердия — все равно, что просить молока у тигра. — Но два дня спустя женщины… — начал я. — Ни слова больше, — перебил старик, и на его глазах выступили слезы. — Ни слова, Тит, прошу тебя. …Затем я посетил Виргилию — молодую вдову. Слуга, открывший мне дверь, сказал, что Виргилия больна и не может принять меня. Я оттолкнул его и вошел в атриум, где Виргилия сидела под деревцем, закутавшись в черную шаль. Она была так же красива, как в тот день, когда мы встретились впервые — за месяц или два до ее свадьбы с Марцием. Признаюсь, я тогда позавидовал Марцию: невеста была так прелестна! Черты ее лица были нежными, а волосы сияли, словно яркая медь. Ей было семнадцать, когда она пришла в дом Марция. Они выглядели так замечательно: воин, дева и всегда присутствующая мать. Марций женился лишь из-за уговоров матери, чтобы родить наследника. Но я думаю, что будь я на его месте, мне бы не понадобились ничьи уговоры, чтобы жениться на Виргилии. (Здесь мне следует остановиться — я и так сказал слишком много. Марций был моим лучшим другом, а Виргилия — его преданной женой.) — Тит, — сказала она, — я рада видеть тебя. Она предложила мне сесть рядом с ней. — Я беспокоился за тебя. Волумния сказала мне, что ты больна. — Правда? — Ее глаза покраснели от слез. Хотя день был теплым, она куталась в шаль и дрожала. — Я действительно устала. Я не могу заснуть… — Это естественно, — я попытался ее успокоить. — Вряд ли, — ее взгляд нервно бегал по двору. — Прости, мне не следует… — Не следует делать что? — Многое. А главное — не следует плакать. Все говорят мне, что от слез нет никакого проку, и если желаешь что-то исполнить, надо превратить слезы в гнев. — Она затянула шаль еще туже, хотя мне казалось, что это невозможно. — Но это тяжело. Трудно все время гневаться. — Тяжело перенести потерю такого мужа, как Кориолан. Ее реакция удивила и испугала меня. Она рассмеялась хриплым смехом, в котором не было ни капли веселости. — Виргилия, что с тобой? — Ты говоришь о моей потере? В жизни моего мужа была лишь одна женщина — и это его мать. — Он всегда был к ней привязан, — согласился я. — Но это просто восхищение. — Восхищение? Я содрогаюсь, когда думаю о долгих часах, которые они проводили наедине, когда она любовалась его ранами. Это было неестественно. — Она гордилась его ранами. Каждая из них была отмечена могилой врага. — Какое теперь это имеет значение? Забудь мои слова, — сказала она, глядя назад через плечо. Я обернулся и увидел Волумнию у окна. — Тит Ларций! — воскликнула Волумния. — Я не знала, что ты здесь! — Когда я могу поговорить с тобой наедине? — шепнул я Виргилии. — Разве ты не видишь? Это невозможно. — Но мы должны поговорить про Марция. Виргилия отвернулась. — Мой муж никогда не любил меня. Что мне еще сказать? Волумния в сопровождении двух слуг подошла к нам. — Виргилия, милая, — закудахтала она, — тебе следует оставаться в постели. — Она сделала знак слугам, и те увели Виргилию. — Бедное дитя! Я волнуюсь о ней, Тит. — Она страдает из-за гибели мужа, — сказал я. — Это вполне естественно. Она бросила на меня острый взгляд. — А я страдаю из-за гибели сына. Пойдем со мной в дом, Тит. Она налила мне вина и усадила рядом с ней. — Виргилия странно себя ведет последние дни. Я вправду беспокоюсь за ее рассудок. — Ее рассудок? — Она то совершенно спокойна, то внезапно впадает в ярость. Я не знаю, что делать, — лишь держать ее в безопасности взаперти, где никто не потревожит ее. Ближе к вечеру слуга провел меня в комнату, где у окна сидела благородная Валерия с шитьем в руках, одетая в траур. Ее лицо было покрыто белой пудрой, а в волосы вплетены фальшивые локоны, состриженные с головы рабыни. Валерия улыбнулась и поднесла палец к губам. — Тит Ларций? Я кивнул. — Ты был с Марцием в Кориолах, — сказала она. — Я видела тебя рядом с ним, когда он входил в городские ворота, увенчанный дубовым венком. Ты был очень красив, — добавила она, хихикнув. — А я видел тебя рядом с Волумнией, когда вы возвращались из лагеря вольсков. — Ах, да. — Она потерла лоб и опустила глаза на шитье. — Марций был близким другом моего покойного брата. Мы были знакомы с детства, и Волумния подумала, что мое присутствие может помочь. — И твое присутствие помогло? — Не думаю. — Что произошло в лагере в тот день? Она вздрогнула, продолжая смотреть на шитье. — Я не хочу говорить об этом. — Почему? — Потому что я не вижу смысла порочить память друга детства. — Гай Марций присоединился к вольскам, чтобы разрушить свой родной город. Что может сильнее опорочить его память? Она заколебалась, сжав накрашенные губы. — Но я обещала… — Я понимаю, как важно держать слово, когда Марций был жив — но ведь его смерть все изменила? Она подняла глаза. — Мне жаль Виргилию. Когда я думаю, как ужасно он обошелся с ней в тот день… …Я провел день и ночь в одиноких размышлениях, прежде чем вновь прийти к Волумнии. — Я знаю, кто убил Гая Марция Кориолана. — Это знают все, Тит. Тулл Авфидий убил моего сына после возвращения в Анциум. — Я говорил с… — Валерией, — перебила она с улыбкой. — Я знаю; она мне все рассказала. Она прилегла на ложе, обтянутое тканью. — Валерия всегда была увлечена тобой, Тит. Она могла сказать что угодно, лишь бы сделать тебе приятное. — В ее словах не было ничего приятного. — Какое разочарование для вас обоих. — Она повернулась и облокотилась головой о руку. — Так что же она сказала? — Я думал, она рассказала тебе все. — Может, я хочу услышать звук твоего голоса. — Она кивнула в сторону ложа напротив своего. Я сел на это ложе прямо, опустив ступни на пол. — Менений Агриппа сказал мне, что Тулл Авфидий присутствовал при их разговоре. Если верить Валерии, он присутствовал и при вашем разговоре тоже. На низком столике между нами стояло блюдо, доверху наполненное фруктами. Она взяла виноградную кисть и подвинула блюдо ко мне. — Марций не стал слушать мольбы Агриппы, которого он любил как отца, и точно так же не стал слушать твои, — сказал я, не глядя на предложенные фрукты. — Да, вначале он был упрямым. — Больше чем упрямым. Валерия рассказала, что когда жена попыталась обнять его, он отшвырнул ее прочь. — Мой сын не выносил слез, он уважал только силу, а бедняжка не переставала хныкать. — Валерия рассказала, что Авфидий отвернулся со стыдом, когда Виргилия в слезах выбежала из палатки, прижимая ребенка. Ты же продолжала спорить и упрашивать, говоря сыну, что если он нападет на Рим, его имя станет ненавистным и будет покрыто позором. Но ничего не произвело на него впечатления. Наконец ты встала с колен и произнесла: “Что ж, все кончено. Ты можешь сжечь Рим и убить свою мать. Я сделала все, что было в моих силах — пусть прочее падет на твою голову”. — Я такого не говорила — она взмахнула рукой в знак отрицания. — Но оставим это. — Ты попросила Валерию подождать снаружи, сказав: “Этот жестокий незнакомец был когда-то моим сыном, поэтому позволь мне обнять его в последний раз”. Я правильно запомнил? Она снова взмахнула рукой. — Неважно. Ты верно передал суть. — Она сказала, что они ждали тебя около часа. Она приподнялась и села. — Я хотела говорить со своим сыном наедине. Мне нужно было время, чтобы вразумить его. — Тебе удалось вразумить Марция — или Тулла Авфидия? — Я не понимаю тебя. — Я думаю, что обнимая сына в последний раз, ты прятала под плащом кинжал или подобное оружие. Этим оружием ты убила своего сына, чтобы спасти его имя от позора. — Ты забыл про Тулла Авфидия. — Я его не забыл. У него хватило деликатности отвернуться, когда плачущая Виргилия покидала палатку. Неужели он не отвернулся бы от последнего материнского объятия? — Для него это стало позором. Никто из его солдат не искал оружие у старой женщины, а сам он отвернулся, не заметив, что все уже кончено. — Могучий командир вольсков оказался бессилен перед слабой женщиной. Он не мог допустить, чтобы об этом узнали. Потому он и не арестовал тебя за убийство. Он также не хотел, чтобы стало слишком рано известно о гибели Кориолана — тогда бы вольски потеряли преимущество при заключении мира. Объявить о смерти можно было лишь после заключения мира на условиях вольсков. И потому вы договорились с Авфидием, что ты расскажешь в Риме, что Марций уступил уговорам матери, — а о смерти станет известно позже. Ведь это правда, Волумния? Волумния долго смотрела на меня, прежде чем ответить. — Я должна была так поступить. Он больше не был моим сыном. Он обезумел от жажды мести, у него не осталось ни капли любви. Он бы разрушил Рим. Я пыталась его вразумить — но все было бесполезно. Он бы убил нас всех, Тит, если бы я, давшая ему жизнь, не отняла ее своей рукой. Ты должен понять: я совершила то, что совершила, из любви к нему. Теперь будут помнить, что он проявил милосердие из любви к семье и пожертвовал ради него жизнью. А ты, Тит? Любил ли ты Марция? Хочешь ли ты спасти имя его семьи и его честь? Или тебя меньше заботит память о моем сыне, чем его злейшего врага Тулла Авфидия? Я солдат — простой и прямолинейный. Я ненавижу ложь и лицемерие. Но я знаю, когда следует промолчать. А городу нужны герои. …На следующее утро я проходил мимо группы рабочих, закладывавших первый камень храма Волумнии. Они приветствовали меня именем Матери Рима, и я ответил им тем же.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
11.02.2021, 20:21 | #26 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Много шума из-за убийства
"Much Ado About Murder," by Kathy Lynn Emerson.
Kathy Lynn Emerson. Этот рассказ - из другого сборника. Кэти Линн Эмерсон - автор исторических детективов. Ее сквозная героиня - леди Сюзанна Эплтон, жившая в 16 веке, - травница, целительница и сыщица. ↓↓ Кэтти Линн Эмерсон Много шума из-за убийства «Vii марта в небе загорелась звезда и извергла пламя». (Дневник Генри Мартина, 1555/6) Впервые зловещее предзнаменование появилось в небе над Англией в тот самый вечер, когда Роберт Эпплтон привез лорда Бенедикта и его жену в Ли Эбби. Это была пылающая звезда с длинным хвостом, размером с половину луны и напоминающая гигантский факел, мигающий на ветру. - Она предвещает беду, - пробормотала служанка. Она сердито посмотрела на комету и подозрительно - на гостей, слезающих с лошадей в полумраке внутреннего дворика. Не обращая внимания на слова служанки, Сюзанна плотнее закуталась в плащ и подошла к мужу и его гостям. Дженет всюду видела зловещие знаки и предвестия беды: в сломанной ветке куста или пожухлой траве возле гриба. Она наслаждалась мрачными предсказаниями, хоть и уверяла, что радуется, если они не сбываются. Похоже, она считала, что ее предупреждения каким-то образом предотвращают катастрофу. Гости оказались нарядной молодой парой в сопровождении двух пожилых слуг. Сюзанна заметила, с какой нежностью муж помог жене спуститься с лошади и ступить на холодные камни. Он поднес ее руку в перчатке к губам и пожал, одновременно обняв жену другой рукой за талию, чтобы поддержать. В ответ он был награжден такой сияющей улыбкой, что Сюзанна ощутила укол зависти. Настоящая любовь между супругами встречалась редко, и в жизни Сюзанны ее недоставало. Роберт всегда дорожил деньгами и властью больше, чем любой женщиной. - Лорд Бенедикт прибыл в Англию из Падуи, - сказал Роберт после того, как представил Сюзанну этому дворянину. – Падуя – область могучей Венецианской республики, где он пользуется большим уважением. А его жена – племянница губернатора Мессины. Роберт разбирался в титулах лучше Сюзанны, но она тоже слышала о разных политических союзах. Например, о том, что Мессина – область Сицилии, а Сицилия находится под управлением Испании. После того, как королева Мария(1) вышла за короля Филиппа (2), Сицилию можно было считать нашей землей. Ясно, с какой целью Роберт пригласил в гости лорда Бенедикта: он рассчитывал, что дружба с этим молодым отпрыском благородного семейства поможет вернуть влияние при дворе. Раньше Роберт совершил ошибку, поддержав попытку леди Джейн Грей(3) отобрать трон Марии Тюдор. За это ему пришлось провести несколько неприятных месяцев в тюрьме прежде, чем его простили и выпустили. Сюзанна тоже поддерживала королеву Джейн. Сейчас она была предана леди Елизавете (4), сводной сестре Марии Тюдор, хотя это было неосторожно. Вероятно, следует считать этих гостей врагами – они могли быть опасны для тайной деятельности, которой она занималась в Ли Эбби во время частых отлучек Роберта. Заставив себя улыбнуться, Сюзанна указала в сторону большой гостиной. - Прошу вас сюда, леди… Жена лорда Бенедикта порывисто схватила ее за обе руки. Она говорила по-английски с очаровательным акцентом. - Нам будет удобнее называть друг дружку Беатриче и Сюзанна. К чему формальности, если нам предназначено стать близкими подругами? - Предназначено? Беатриче рассмеялась. - Так начертано на небесах. – Она указала на комету. – Я родилась под такой же танцующей звездой. Как можно усомниться в том, что другая звезда сулит много хорошего? «Легко», - подумала Сюзанна. По пути в дом она решила, что «танцующая звезда» Беатриче – это комета, пролетавшая над Англией в 1533 году. Сюзанна родилась годом позже, но в детстве она слышала рассказы про комету. Говорили, что этот знак предсказал развод Генриха Восьмого(5) с Екатериной Арагонской. Согласно религиозным взглядам Сюзанны, развод короля одновременно и с королевой Екатериной, и с римской церковью были радостными событиями. Но католики считали иначе. Мария не признавала развода родителей с того момента, когда она взошла на трон. Сейчас ее сестра Елизавета, дочь Анны Болейн, считалась незаконнорожденной. А тем, кто придерживался новой религии и не возвращался в римскую церковь, грозил арест, - а может быть, даже пытки и казнь по обвинению в ереси. Судьба многих друзей ее покойного отца побудила Сюзанну помогать им спасаться от преследований. Когда вино, сыр и сушеные фрукты были поданы, Роберт сообщил: - Мы получили высочайшее позволение поохотиться завтра в королевском оленьем парке. Нам следует отправиться отдыхать пораньше, чтобы подняться вовремя. Сидя возле камина, Сюзанна старалась устроиться поудобнее. Чтобы произвести впечатление на гостей, Роберт устроил ужин в самом большом и холодном зале, а не в комнате поменьше и потеплее. На лбу Сюзанны выступили капли пота, в то время как ее спина была холодной, как рука покойника. - Вы поедете с ними, Беатриче? – спросила она. - Я не нахожу радости в убийстве, - она сделала глоток гасконского вина из хрустального бокала. - Моя жена предпочитает медленные мучения, - вполголоса сообщил лорд Бенедикт. Не обращая на него внимания, Беатриче любовалась цветом кларета (6): - Яркий, как рубин – таким он и должен быть. Сюзанна не смогла удержаться: - Мне рассказывали, что если кларет потеряет цвет – нужно взять на пенни терна или чернослива, потушить их в самом темном красном вине, чтобы получился фунт или больше сиропа, и влить в бочку кларета, чтобы вернуть ему цвет. Подойдя к огню, Роберт пошевелил кочергой. - Изучение трав, - сообщил он лорду Бенедикту, с мужским превосходством посмеиваясь над женскими причудами, - небольшое увлечение моей жены. - Вполне подходящее занятие, - лорд Бенедикт расположился на стуле с низкой спинкой, вытянув ноги вперед и скрестив лодыжки. Он поднял бокал в честь обеих женщин. – Меня радует новое именование святого чертополоха. - Универсальное лекарство, - усмехнулась Беатриче. Она подмигнула мужу и обменялась с ним взглядом. Сюзанна поняла, что они играют словами. - Carduus benedictus, - произнесла она. Запоздало поняв каламбур, Роберт засмеялся. Дженет суетилась поблизости, ловя каждое слово, но она не поняла шутки. Компаньонка Беатриче, пожилая женщина по имени Урсула, также оставалась безучастной – возможно, она слышала эту остроту столько раз, что уже не забавлялась. Она сидела возле очага, равнодушная, как корова на пастбище, и в морщинистых руках держала нитку с иголкой и ткань. - Если вас интересуют не только те травы, которые разделяют имя лорда Бенедикта, - сказал Роберт Беатриче, - вы можете попросить мою жену показать ее новую кладовую. Сюзанна стиснула до боли пальцы, спрятанные под юбкой. Роберт привлекал внимание именно к тому, что Сюзанна желала скрыть. - Я думаю, что это опасно, - возразила она. – Я только что ставила опыты, чтобы выяснить, какие травы ядовиты для мух и других насекомых. Она надеялась, что неприятный запах удержит подальше Роберта, а заодно и любопытных гостей. - Моя жена никогда не выберет своим оружием яд, - заметил Бенедикт, - или лук со стрелами. Она предпочитает кинжал. - Он хочет сказать, что мой язык подобен кинжалу, и каждое слово ранит, - Беатриче шутливо похлопала мужа по плечу. Эти двое перебрасывались словами, словно мячиками, - подумала Сюзанна, - и обоих это радовало. Она взглянула на Роберта, затем отвернулась. Бенедикт подмигнул жене, прежде чем повернуться к хозяину. - Я лелею надежду, что этот визит поможет мне лучше понять английских женщин, потому что моя жена представляется мне весьма загадочным созданием. - Ваша жена, сэр? - Разве вы не знаете? Беатриче родилась в Англии. - Моя мать, - объяснила Беатриче, - была испанкой. Она приехала сюда в свите королевы Екатерины Арагонской. Но потом вышла замуж за англичанина. - Ваша семья здесь? – спросила Сюзанна. - Увы, нет. Когда мои родители умерли, Урсуле пришлось увезти меня назад и передать сестре моей матери. Услышав свое имя, женщина подняла глаза. Она нежно улыбнулась своей бывшей подопечной, затем вернулась к своему рукоделию. Беседа перешла к обсуждению путешествий по Испании и Италии. К облегчению Сюзанны, больше не упоминалась кладовая, скрытая в небольшом закутке между кухней и садом, где росли травы. * * * На следующий день Сюзанна встала на рассвете, чтобы убедиться, что охотники уехали, а затем направилась в помещение, которое она тайно называла «мятной комнатой». Как хорошо, - думала она, - что три «еретика», которых она прятала в Ли Эбби несколько дней назад, успели уехать раньше, чем прибыли Роберт и его гости. И как жаль, что сразу же после их отъезда появился еще один путник. Она оглянулась, вставляя ключ в замок. Сзади никого не был; солнце едва показалось из утреннего тумана. Ей повезло: она могла выпустить беглеца, пока не встали Беатриче или ее служанка. В слугах она была уверена. Никто не выдаст ее. Они были верны ее отцу прежде и так же верны ей сейчас. Роберт был для них подозрительным чужаком, владеющим Ли Эбби лишь потому, что женился на ней. Густой аромат мяты донесся из чулана, когда Сюзанна открыла дверь. В маленькой кирпичной комнатке лежали тюки садовой, водной и болотной мяты. Вдохнув свежий воздух, Сюзанна шагнула внутрь, огибая тюки, чтобы открыть следующую дверь, скрытую за панелью в задней стене. Она не заметила тела, пока не споткнулась об него. Сюзанна опустилась на колени возле человека, лежащего на полу лицом вверх. Еще не успев дотронуться до него, она поняла, что ему уже не помочь. Нащупав опухоль у него на затылке, она почувствовала, что у нее самой кружится голова. Находка так напугала ее, что она забыла задержать дыхание. Может быть, он умер потому, что боялся задохнуться, и его сердце не выдержало, когда он изо всех сил задерживал дыхание? Со слезящимися глазами, кашляя от удушья, Сюзанна выбежала из комнаты. Во дворе она вдыхала воздух огромными глотками, пока наконец ее тошнота не прошла. Когда кто-то взял ее за руку, чтобы отвести на ближайшую скамью, она не сопротивлялась. Она думала, что Дженет пришла ей на помощь, - но вместо Дженет услышала спокойный мелодичный голос Беатриче. - Я слышала, что запах мяты привлекает мух, а затем убивает их – но не думала, что он так же действует на людей. Этот человек был вашим врагом? Сюзанна посмотрела на нее с ужасом. - Я не убивала его! - Он мертв, - Беатриче выглядела потрясенной, как и любой, увидевший такой зрелище. - Это трагический несчастный случай. - Да, - прошептала Беатриче. Но, кажется, она была не уверена в этом. Чем еще это могло быть, если не несчастным случаем? Сюзанна спрятала лицо в ладонях, хотя и не собиралась давать волю слезам. Ей нужно было на секунду укрыться от проницательного взгляда Беатриче. Запах мяты был очень сильным. Если беглец выронил ключ, который она дала ему, а затем запаниковал, попытался его найти и не смог – в смятении, пытаясь вздохнуть, он мог потерять сознание, упасть и удариться головой. Что еще могло случиться? Она не знала. Но на голове у него был ушиб. Этот удар мог убить его. А может, у него было слабое сердце, и он умер от ужаса. Она была уверена лишь в одном: одной мяты было недостаточно, чтобы убить его. Как заметила Беатриче – человек гораздо больше мухи. - Как бы он ни умер, это неуместно, - заметила Беатриче. – Если его обнаружат здесь и опознают как еретика – его присутствие поставит под угрозу вашу помощь тем, кого преследует Мария. Сюзанна вскочила, словно от удара молнии. Она вздрогнула – но вовсе не из-за утреннего холода и тумана. - Что вы знаете обо мне? Спокойное, сдержанное выражение лица Беатриче поверх мехового воротника алого бархатного плаща внушало доверие, как и ее слова. - У нас с Бенедиктом много друзей в английском сообществе в Падуе. У Сюзанны все еще кружилась голова – последствия кашля. Ей было трудно собраться с мыслями. Беатриче хотела сказать, что Бенедикт подружился с людьми, покинувшими Англию из-за религиозных гонений Марии? Или он был знаком с англичанами еще до того, как Мария взошла на трон? В университете Падуи училось много студентов из Англии – особенно медицине – но не все они были последователями новой религии. - Я чувствую, что должна быть откровенной, - Беатриче оглянулась, чтобы убедиться, что за ними никто не следит. – Некоторые из прибывших недавно в Падую попали туда лишь благодаря вашей помощи. – Она назвала троих, которых Сюзанна прятала в Ли Эбби во время их бегства из Англии. – То, что вы делаете, - очень важно, Сюзанна. Мы с Бенедиктом не разделяем вашей веры, но восхищаемся тем, что вы спасаете людей. - Роберт бы не одобрил этого, если бы узнал, - горькие слова сорвались с ее губ раньше, чем она успела удержать их. - Я рада слышать, что вы держите вашего честолюбивого мужа в неведении. - Он честный верноподданный! – она заступилась слишком стремительно. - Да, настолько честный и так жаждет заслужить королевскую милость, что способен выдать собственную жену. Иначе он рискует, что его обвинят вместе с вами. Но если виновной сочтут лишь вас – ваша гибель пойдет ему на пользу. Беатриче говорила правду – но ее слова не становились от этого приятнее. Однако они напомнили Сюзанне, что у нее есть более животрепещущая проблема. - Я не могу звать коронера. Он задаст слишком много вопросов. - Тогда мы должны унести тело из дому сейчас же, - сказала Беатриче, - пока никто не пришел и не обнаружил его. У вас есть бочка или чан, куда можно спрятать тело, пока мы будем нести его? Она заглянула внутрь темной кладовой, словно пытаясь определить размер тела. - Может быть, пустой бочонок из-под вина? Сюзанна отвергла такие красочные идеи, предложив завернуть тело в покрывало, лежавшее в конюшне. Закрыв и заперев кладовую, она направилась туда. - Этот человек приехал верхом на старом жеребце. Мы можем воспользоваться им, чтобы увезти его тело. - Здесь есть поблизости река или ручей? – спросила Беатриче. – Если мы опустим его в воду, это будет выглядеть так, словно он упал в темноте и ударился головой о камень. - А поток смоет запах мяты. – Сюзанна была восхищена сообразительностью Беатриче. Невзирая на склонность к драматизации, она обладала ясным практическим умом. - Но что он делал в вашей кладовой? Почему не спрятался? Сюзанна скрыла свои колебания, нащупывая дверь конюшни. Беатриче казалась союзницей. Она знала, что Сюзанна помогает еретикам бежать из Англии, и что один из них мертв. Но она не знала, что в задней стене кладовой была секретная дверца, ведущая во внутреннюю комнату. Ей незачем было знать об этом, решила Сюзанна. - Вы должны были приказать ему спрятаться, - настаивала Беатриче. - Когда мужчины подчиняются приказаниям? – криво усмехнулась Сюзанна, заметив, что ее голос прозвучал сурово. – Будь это Роберт – он бы вышел ночью на конюшню, чтобы проверить, как обращаются с его конем. Он души не чает в Ванкарде. Видимо, незнакомец захотел выйти по той же причине. - А зачем он залез в вашу кладовую? - Может, из любопытства. - Вы знаете его имя? – вопросы Беатриче летели стремительно, словно пули, и Сюзанна еле успевала отстреливаться. - Я никогда не спрашиваю имен. - Тогда как же? - Они называют пароль. Эту систему помог создать сэр Энтони Кук (7), близкий друг ее родителей. Сам он находился сейчас в ссылке, но одна из его дочерей оставалась дома и поддерживала связь с теми, кто помогал «еретикам» ускользнуть, пряча их в убежищах – таких как Ли Эбби. - Оседлай жеребца и еще двух коней, - приказала Сюзанна Марку, одному из конюхов. Когда он отправился выполнять ее приказ, она обратилась к спутнице: - Вы не должны участвовать в этом, Беатриче. - Вы не донесете тело одна. - Марк мне поможет. У вас неподходящая одежда. И вы лучше поможете мне, оставшись здесь. Чтобы никто ничего не заподозрил. На то время, пока меня не будет, притворитесь, что заперлись со мной в моей комнате. Здравый смысл Беатриче боролся с ее пылким рвением, но в итоге она согласилась с Сюзанной. - Похоже, что он ударился головой о камень? – спросила Сюзанна. Хоть ручей был быстрым и глубоким – здоровый сильный мужчина смог бы выйти из него, если не потерял сознание от удара. Даже с помощью преданного конюха было нелегко дотащить тело. Покойник был очень тяжелым. - Похоже, мадам, - ответил Марк. – И нам надо поскорее убраться отсюда, пока кто-нибудь не заметил нас. - Освободи его коня, - приказала Сюзанна. – Отпусти его в лес. Ей захотелось устроить так, чтобы Марк сам «нашел» коня, а затем начать поиски всадника – но было слишком опасно привлекать внимание к Ли Эбби. Все ли она предусмотрела? По дороге домой она размышляла над этим. Запоздало она вспомнила, что у незнакомца была с собой сумка, когда он приехал. В ней мог оказаться ключ к его личности. Сейчас Сюзанна знала о нем лишь то, что он выглядел старше сорока лет. Чтобы казаться неприметнее, он носил простую одежду, по которой нельзя было понять, кто он такой. Но речь выдавала в нем джентльмена. Обратный путь занял меньше четверти часа. Она не осмелилась увезти тело дальше при свете дня. - Иди на кухню и обсушись, - сказала она совершенно промокшему Марку. Сама она направилась в мятную комнату, задержавшись лишь для того, чтобы взять светильник. Заперевшись изнутри, она поспешила к внутренней дверце, держа ключ наготове. Минуту спустя она была во внутренней комнате, отгородившись от всепроникающего запаха. Никто не забирался в тайную комнату, созданную специально, чтобы прятать беглецов от преследования королевы Марии. Узкая и длинная, она находилась в конце кладовой без окон. Здесь были соломенные тюфяки, стол и стул, а также запас еды и питья в высоком шкафу. Подозрения начали зарождаться у Сюзанны, как только шок от найденного тела прошел. Позже, когда она увозила тело и бросала его в ручей, у нее не было времени подумать. Но сейчас, в тишине и спокойствии, она поняла, что у нее много вопросов и обескураживающе мало ответов. Сюзанна осмотрела все вокруг. Покойный приехал с сумкой. Она ее видела: сумку из коричневой кожи хорошего качества. Типа седельной. Она должна быть где-то поблизости. Еще здесь должен быть ключ – дубликат ее собственного ключа. Она начала методично осматривать комнатку – повсюду, от пола до потолка. Но единственным результатом поисков были заноза в большом пальце и боль в коленке. Не было сумки. Не было ключа. Прикрыв платком рот и нос, Сюзанна быстро, но тщательно обыскала передний чулан перед тем, как выйти на свежий прохладный воздух. В мятной комнате была только мята. Волосы на ее голове стояли дыбом, пока она шла к конюшне. Она оглянулась, уверенная, что кто-то следит за ней – но позади никого не было. Может быть, незнакомец нашел этот путь? Марк и другие конюхи спали наверху – значит, он мог пробраться, оставаясь невидимым и неслышным. И что тогда? Она осматривала стойла. Может, он просто хотел взглянуть на своего коня? Или что-то спрятать? Он боялся врага, который настиг его? Если второй ключ пропал – значит, незнакомца мог убить кто-то, кто обнаружил его в кладовой, ударил по голове и оставил умирать, заперев дверь снаружи. - О, это вы, мадам! – воскликнула Дженет, заходя в конюшню. – Марк сказал, что вы вернулись. Минуту спустя вошла Беатриче в сопровождении Урсулы. - Ей можно доверять? – спросила Беатриче, глядя на служанку. – Конюх ей все рассказал прежде, чем я успела предупредить его. - Я вынуждена доверять вам обеим, - ответила Сюзанна. – У нас мало времени. Нельзя, чтобы Роберт застал меня здесь, когда вернется. Я никогда прежде не интересовалась лошадьми. - Зачем вы пришли в конюшню? – спросила Дженет. - Поискать пропавшую сумку незнакомца. Когда она все объяснила, они разделились. Беатриче дала Урсуле наставления на испанском. Это напомнило Сюзанне, что они обе были иностранками, хоть Беатриче и родилась в Англии. Странно, что Беатриче так решительно взялась помогать. Некоторое время все молчали. Сюзанна осматривала стойло, где находился старый жеребец, - один из самых темных углов, где легче было что-то незаметно спрятать. Держать в конюшне лошадей беглецов было самой рискованной частью плана. Роберт обращал мало внимания на людей, но был страстно привязан к лошадям. Он мог обнаружить появление новых. Сюзанна не нашла в стойле ничего, кроме помета. Она направилась к следующему. Услышав победный крик Дженет, она выбежала в центр конюшни. Пропавшая сумка нашлась в сарае. Дженет побежала к Сюзанне, держа сумку в одной руке и размахивая листом бумаги в другой. - Письмо! – крикнула Беатриче и выхватила его из рук Дженет. – Его надо уничтожить, прежде чем его смогут использовать против вас. - Подождите! Но Сюзанна опоздала. Беатриче подбежала к ближайшему факелу и бросила письмо в огонь. - А сейчас, - сказала Беатриче, дернув за сумку, - мы должны сделать с ней то же самое. Дженет попыталась удержать сумку, но Беатриче была сильной женщиной. Она выхватила сумку и, не позволяя Сюзанне помешать, выбежала из конюшни вместе с сумкой. Урсула ушла вслед за ней. - Она сошла с ума? – спросила Дженет. - Надеюсь, что она просто перестаралась. Я сама хотела уничтожить сумку – но сначала посмотреть, что в ней лежит. - Это все по вине звезды с длинным хвостом, - мрачно пробормотала Дженет. – Злое предзнаменование. Смерть и разрушение. Ужас и… - Довольно! Ни в смерти этого человека, ни в действиях Беатриче нет ничего сверхъестественного. – Она внимательно посмотрела на Дженет. – О чем говорилось в письме? - О, мадам, неужели вы думаете, что я… - Что там было написано, Дженет? – Сюзанна топнула ногой. В Ли Эбби все слуги умели читать. А если Дженет и была в чем-то грешна – то в необузданном любопытстве. Ее не раз заставали позади шпалер, подслушивающую чужие разговоры. Сюзанна не сомневалась, что Дженет просмотрела письмо прежде, чем сообщить о своем открытии, или что она нашла письмо раньше, чем сумку. - Это было рекомендательное письмо. Я не успела прочесть его целиком, - смущенный голос Дженет зазвучал громче. - Повтори то, что ты прочитала, в точности как ты помнишь. - «Сэру Энтони Куку, Страсбург. Позвольте представить Вам мастера Уильяма Врота». Это все, что я запомнила, мадам. - А подпись? Кто отправил письмо? - Подписи не было, но письмо было отправлено из Стейнса 2-го марта. Где находится Стейнс, мадам? Сюзанна нахмурилась. - В пятнадцати милях к западу от Лондона, по дороге в Селсбери. – Было важно узнать, кто из жителей Стейнса направил Уильяма Врота в Ли Эбби. - Приведи Марка, - сказала она. – Мне нужно отправить письмо. Затем возьми чернила, перо и бумагу и запиши все, что ты запомнила из письма. * * * - На теле мертвеца не было следов насилия, - Роберт остановился и наполнил бокал терпким белым анжуйским вином (8). На обратном пути с охоты его, лорда Бенедикта и слуг остановил коронер, которого позвали сразу же, как только нашли тело. Роберта спросили, знаком ли ему покойный. Он ответил, что никогда не видел его раньше. - Совсем никаких? – спросила Сюзанна, и они с Беатриче переглянулись. Неужели никто не заметил ушиба на голове? Этого осложнения они не предвидели. - Его могли обглодать рыбы, - предположил Роберт. - Видимо, он утонул, - произнесла Беатриче. – Коронер утвердит эту смерть как несчастный случай? - Он не хочет этого делать, не выяснив личности жертвы. Есть подозрение, что парень покончил с собой. Тогда его нельзя хоронить на освященной земле. - И что коронер собирается делать? - Он хочет лучше все изучить. Сюзанна так сильно стиснула бокал, что костяшки ее пальцев побелели. Они подозревают убийство. Она была уверена в этом. Казалось, Беатриче не разделяла ее страха. - Они хотят поднять побольше суеты и шума, чтобы придать делу побольше важности, - насмешливо сказала она. - но в результате выйдет много шума из ничего. * * * На следующее утро, когда Роберт и лорд Бенедикт снова уехали на охоту, - Сюзанна, Беатриче, Дженет и Урсула собрались в кабинете Сюзанны: уютной комнате, полной книг и карт. Из ее восточного окна виднелись сады и поля, а из северного – сторожка возле входа. - Этого человека звали Уильям Врот, - сообщила Сюзанна. Урсула всхлипнула, перекрестилась и начала перебирать четки. - Вы знали этого Врота, Урсула? – Сюзанна не ждала никакого ответа. Она упомянула имя Врота, чтобы обсудить: как убедить власти, что его смерть была несчастным случаем. Морщинистое лицо Урсулы еще сильнее сморщилось, и она взглянула на свою госпожу – но не произнесла ни слова. Беатриче положила руку на ее ладонь. Ее голос звучал нежно. - Если ты знала этого человека, ты можешь рассказать нам, кем он был, Урсула. - Он был мерзавцем, госпожа, - ответила Урсула. Вернее, это сказала Беатриче, обращаясь к Сюзанне и Дженет. Урсула и Беатриче говорили по-испански. Остальные их не понимали. - Почему она считает, что он был мерзавцем? – спросила Сюзанна. Непонятная беседа возобновилась. Беатриче задавала Урсуле вопросы и переводила ее ответы. Но Сюзанне казалось, что Беатриче слишком долго спрашивает и кратко отвечает. Она явно умалчивала о многом. - Она не знает ничего, что может нам помочь, - сказала наконец Беатриче. – Она помнит лишь, что когда она служила у моей матери в Англии, этот человек был известен своей ненавистью к испанцам. Это было много лет назад – когда мои родители погибли, я была маленьким ребенком. - Она встречала Уильяма Врота? Он был тогда юношей примерно двадцати лет. - Она знала его репутацию. Он затевал драки со слугами испанских купцов в Лондоне и с их сыновьями. - И никто не мог его остановить? - А зачем, если королеву Екатерину изгнали? Я плохо помню те времена – я была слишком мала. Моя мать оплакивала участь своей госпожи. Как только король Генрих развелся с королевой, люди, подобные Вроту, стали позволять себе любые бесчинства. Они со смехом заявляли, что хороший испанец – это мертвый испанец. - Вашим родителям пришлось тяжело. Лицо Беатриче затуманилось. - Оказавшись в Англии, я сильнее чувствую их утрату, но при жизни они были очень счастливы. Отец любил мать так же сильно, как Бенедикт любит меня, и она воздавала ему сторицей. В северном окне Сюзанна увидела приближающегося всадника. Она узнала его ярко-зеленый плащ и пятнистую лошадь. К тому моменту, как ее сосед, старый сэр Юстас Торнли (он служил мировым судьей, еще когда Сюзанна была ребенком) оказался в кабинете, - все четыре женщины сидели в кругу и вышивали гобелен. - Сожалею, что потревожил вас, - извинился он после того, как его представили Беатриче, - но я выясняю, кто видел этого человека последним. Он описал Уильяма Врота, но не сказал, что тот мертв. Сюзанна заподозрила, что Сэр Юстас, который никогда не был женат, придерживался старомодного убеждения, что мысли об убийствах и расследованиях не вмещаются в крохотные женские умишки. - Это описание подходит ко многим людям, сэр, - произнесла она, простодушно захлопав ресницами. – У него были какие-нибудь особые приметы? Сэр Юстас смущенно произнес: - Его одежда и борода пахли мятой. Он прочистил горло и добавил с нажимом: - Это не слишком обычный запах. - У мяты много применений, - голос Сюзанны звучал спокойно, хоть ее сердце билось втрое быстрее обычного. Едва ли ей нужно было скрывать знание трав. Каждую женщину этому обучали. - Я собираю листья садовой мяты для настоек. Если выпивать одну-две чашки в день, но не дольше недели подряд, - это прекрасно лечит от бессонницы, а также помогает пищеварению. Возможно, этот джентльмен разлил свое лекарство. - Я предпочитаю перегонять мяту, - заметила Беатриче. – Нужно использовать свежесорванные слегка высушенные верхушки, собранные раньше, чем растение зацветет. У перезрелого растения горький острый запах, а у собранного вовремя – теплый и терпкий. Взгляд судьи начал стекленеть. Подхватив замечание Беатриче, Сюзанна начала подробно описывать рецепты всевозможных лекарств из мяты и других трав. Она перестала притворяться, что вышивает. Она никогда не была умелой рукодельницей. - Отлично, Сюзанна, - произнесла Беатриче после того, как сэр Юстас ушел. – Как быстро мужчины глупеют, когда речь заходит о домашних делах! - Жаль. Я хотела рассказать ему, что некоторые сорта мяты помогают в любви. Если дать мяту ссорящимся влюбленным, они быстро помирятся. - А еще мята защищает от зла, - заметила Беатриче. - В таком случае, - улыбнулась Сюзанна, - нам нечего бояться. В Ли Эбби такие запасы мяты, что они защитят нас от сэра Юстаса. * * * На следующий день Сюзанна и Беатриче поехали верхом в Кентербери, чтобы посетить собор. На обратном пути Роберт остановился возле поместья сэра Юстаса, попросив остальных ехать вперед без него. Сюзанна не смогла поговорить с ним наедине до тех пор, пока они не остались в спальне. - Завтра вы снова поедете на охоту? – спросила она. - Да, - его голос звучал раздраженно. – Лорда Бенедикта интересует только охота, соколы и развлечения с собственной женой. Он не собирается появляться при дворе. Скрыв улыбку, Сюзанна произнесла что-то, звучавшее сочувственно, и начала вынимать шпильки из прически. - Вы умная женщина, Сюзанна. Можете придумать что-нибудь, чтобы Беатриче вас невзлюбила? Она расчесывала свои длинные, густые волосы, стараясь скрыть негодование. Роберт считал, что удерживать здесь лорда Бенедикта дольше – пустая трата времени, но при этом не хотел обижать его сам: а вдруг Бенедикт все же окажется полезным. Роберт хотел, чтобы Сюзанна выполнила за него грязную работу. - Я не хочу ссориться с Беатриче. Она мне очень нравится. - А что вы знаете об ее семье? Вопрос удивил Сюзанну. - Ее мать служила матери королевы Марии. Я думала, что такая связь будет вам полезна. - Эту пользу перечеркивает то, что случилось потом. Мать Беатриче убила своего мужа-англичанина и покончила с собой. Потрясенная Сюзанна отложила щетку и спросила о подробностях. - Их семья жила в Стейнсе, - рассказал Роберт. Его голос затихал, пока он устраивался на ночь. – Это рассказал мне сэр Юстас. Их сосед был известен долгой памятью и любовью к сплетням. Если бы он знал больше, он бы рассказал. Сюзанна подошла к кровати и под недовольным взглядом мужа раздвинула синие парчовые драпировки. Стейнс. Это не может быть случайным совпадением. Может быть, Врот приехал сюда, чтобы встретиться с лордом Бенедиктом и его женой? Прежде чем Роберт отвел от нее тяжелый взгляд, она прочитала в нем правду. Он узнал имя Врота. Знал ли он, кем был покойный? По воинственно выступившей вперед челюсти мужа Сюзанна поняла, что он не намерен отвечать на вопросы. Но в молчанку можно играть вдвоем. Она не собиралась рассказывать, как она открыла имя Врота. Она села в изножье кровати и начала неторопливо заплетать косу. - Я хочу так же, как и вы, чтобы вы вновь обрели милость при дворе. – Как еще она могла добиться ответа? – Но если я буду знать меньше вас, Роберт, - я могу ошибиться или сказать что-то невпопад. Если, например, этот мертвый незнакомец – тот самый Врот, известный своей ненавистью к испанцам… - Упаси меня Бог от вмешательства женщин! - Он был злобным фанатиком. – Она не жалела о смерти Врота (она знала подобных ему), но не могла закрывать глаза на возможное убийство. – Он порочил дело, которому он, по его уверениям, служил. - И которому он не был верен. - Что вы имеете в виду? – она чуть не выдернула прядь волос. - Во время последнего пребывания в Лондоне я слышал, что Врот, который сидел с тюрьме, приговоренный к смерти, согласился выполнить кое-какие поручения королевы Марии, чтобы спасти свою шкуру. При мысли о том, что Врот мог приехать в Ли Эбби в качестве шпиона, Сюзанна похолодела. Но она не посмела спрашивать Роберта дальше, чтобы не вызвать у него подозрений. Беатриче была права. Муж мог выдать Сюзанну, если это сулило ему выгоду. * * * Марк вернулся в Ли Эбби на следующий день и привез ответ на письмо, которое Сюзанна отправила дочери сэра Энтони Кука. Он привез также подтверждение личности отправителя – веточку розмарина. Ответ Маргарет Кук был чуть грустным. Она написала, что никто в Стейнсе не знал никого из Ли Эбби, но у самого Врота было в Стейнсе имение. Он купил владения человека (Маргарет забыла его имя), убитого своей женой. - Есть и хорошие новости, - добавил Марк, не заметив, что его госпожа изо всех сил вцепилась в подлокотники своего любимого кресла из резного дуба, чтобы скрыть внезапную дрожь в руках. – Когда я шел через деревню, я услышал, что сэр Юстас еще раз осмотрел тело и заметил ушиб на голове покойника. Смерть признают несчастным случаем. Больше не станут задавать вопросов. - И вправду хорошие новости, - прошептала Сюзанна. Она вручила Марку плату за услугу и отправила его заниматься обычной работой. Погруженная в раздумья, Сюзанна не сразу заметила, что Дженет, зашедшая в кабинет с Марком, осталась после его ухода. Она умела скрываться за дверью, когда хотела, чтобы ее не заметили. - Что сделала Беатриче с сумкой покойника? – спросила Сюзанна. - Разрезала на мелкие кусочки и сожгла. Верьте Дженет – она все разузнает. Перечень вещей, который она составила, тоже оказался полезным. В сумке находилась лишь одежда. Там не было ни бумаг, ни ключа. - Зачем она это сделала? Как ты думаешь, Дженет? - Чтобы защитить вас? - Возможно. - Мадам? - Да, Дженет? - Может, я не заметила ключа в сумке покойника. – заметив удивление Сюзанны, она поспешно добавила: - Я не знаю, как еще она могла взять его. - Беатриче? Дженет кивнула. - Она послала Урсулу выбросить ключ, так как металл не горит. Я пошла за Урсулой к пруду и увидела, как ключ блеснул на солнце, когда она бросала его. * * * Сюзанна нашла Беатриче и Урсулу в маленькой гостиной. Беатриче сидела в кресле возле окна, читая при свете, струящемся через стекло. Урсула сидела у камина и штопала чулок. - Вы договорились здесь встретиться с мастером Вротом? – спросила Сюзанна. Если Роберт хотел, чтобы Беатриче невзлюбила ее, – обвинения в убийстве было для этого достаточно. Либо Беатрисы оставалось спокойным. Она отметила место в Liber de Arte Distillandi и посмотрела в глаза Сюзанне, прежде чем ответить: - Нет. - Но вы узнали его сразу, как только увидели? - Нет, - снова ответила она. Сюзанна ей поверила, но почувствовала, что Беатриче что-то скрывает. - Вы застали его в мятной комнате и решили запереть, пока туда не придет лорд Бенедикт? - К чему все эти вопросы? – спросила Беатриче. – Я думала, что вы считаете смерть Врота несчастным случаем, даже если сэр Юстас так не считает. Ответ вертелся на кончике языка Сюзанны, но в последний момент она решила придержать последние новости о расследовании. - Кто-то ударил Врота так, что он упал, а потом запер его в кладовой, - сказала она вместо этого. – Если бы Врот просто упал, я бы нашла ключ. Скажите, Беатриче, как связан Врот со смертью ваших родителей? Беатриче резко поднялась с кресла и подошла к окну, глядя на хмурый пейзаж. Она смотрела на декоративные сады, безжизненные в это время года. - Вы узнали Врота, - произнесла Сюзанна, пытаясь выразить голосом симпатию, - и заперли, чтобы позвать лорда Бенедикта. Но когда вы вернулись, Врот был мертв. - Бенедикт ничего не знает об этом! – слова невольно вырвались у Беатриче, но было уже поздно. Если бы Бенедикт увидел тело, - подумала Сюзанна, - это случилось бы до его отъезда на охоту. Но если Врота не заперли, чтобы дождаться Бенедикта, - значит, его убила Беатриче? Или… - Урсула, - прошептала Сюзанна. – Это Урсула узнала Врота. Она его и заперла. Беатриче кивнула с видимой неохотой и снова села в кресло. - Видимо, мне придется рассказать вам все. Да, она его заперла, а затем пришла ко мне. Ее рассказ занял некоторое время. Была середина ночи. Ей надо было вытащить меня из постели, не разбудив Бенедикта, а затем рассказать, кто такой Врот, что она сделала и почему. Мне говорили, что мои родители умерли от лихорадки. Я была потрясена, когда узнала, что мою мать обвиняют в убийстве отца и самоубийстве. Урсула утверждала, что Врот – виновник их смерти. - У нее были доказательства? - Нет. Однажды вечером моя мать позвала ее, дала денег и приказала немедленно увезти меня в Испанию. Затем подвела Урсулу к окну, показала человека – Врота – и сказала, что мы должны ускользнуть так, чтобы он нас не заметил, потому что он очень опасен. Через час мы с Урсулой были на пути в Кале. Там мы узнали, что мои родители погибли. - И Урсула ничего не сделала? - А что она могла сделать? Она знала репутацию Врота. Она была уверена, что он убил их, но боялась за свою жизнь и за мою – мы тоже могли бы погибнуть, если бы она дольше оставалась в Англии, чтобы обвинить его. Но сейчас она стара. Она больше не боится смерти. – Беатриче нежно улыбнулась. – А так как она стара, у нее болят кости, и боль не дает ей заснуть. Она проснулась среди ночи и случайно выглянула в окно. Она сразу узнала Врота, потому что много лет назад так же смотрела на него в окно. Она подошла к нему ближе, последовала за ним в кладовую, подкралась сзади, ударила по голове, забрала ключ и заперла кладовую. Она рассчитывала, что мы с ней вместе сможем заставить Врота признаться в преступлении, но когда я услышала ее рассказ, оделась и пошла с ней в кладовую – было уже поздно. К тому времени он умер. - Но почему вы оставили его там? Вы же понимали, что его найдут. - Было поздно что-то предпринимать – рассвет должен был вот-вот наступить. Я едва успела запереть дверь и вернуться в постель, пока не проснулся Бенедикт. Я хотела вернуться и убрать тело, когда Бенедикт уедет на охоту – но вы пришли туда раньше меня. Сюзанна хотела ей верить. Если смерть Врота была несчастным случаем – дело закрыто. А она спасена, потому что если бы Врот остался жив и ему предъявили обвинение – стало бы известно о тайной комнате. Сюзанна бы оказалась в тюрьме вместе с Уильямом Вротом. Его бы могли оправдать – а ее бы наверняка казнили за измену. Она судорожно вздохнула. - Не будем больше об этом говорить. Беатриче нахмурилась. - Мы с Бенедиктом собираемся вернуться в Падую, где английские законы будут над нами не властны. Но запах мяты заставит сэра Юстаса подозревать вас, Сюзанна. Что, если он продолжит расследование? Что, если он узнает, что Врот умер в вашей кладовой? - Я убеждена, что этого не случится. Если бы возвращение охотников не прервало их беседы, Сюзанна бы сообщила Беатриче о последнем вердикте сэра Юстаса. * * * - Я думал, что они уедут сегодня утром, - проворчал Роберт на следующий день. – Что Беатриче делает в вашей кладовой? - В лаборатории, Роберт. Она готовит свое секретное снадобье в качестве прощального подарка, добавляя болотную мяту, чтобы усилить защитные свойства при перегонке. - А нам нужна защита? – спросил он с подозрительным видом. Сюзанна улыбнулась. - Нет, дорогой, но Беатриче всерьез отнеслась к словам Дженет о несчастье, которое несет звезда с длинным… Она замолкла, смутно почувствовав тревогу, когда вспомнила, как Беатриче говорила, что Сюзанна нуждается в защите от сэра Юстаса. Сначала их прервали вернувшиеся с охоты мужья, а остаток дня и вечер были заняты подготовкой к отъезду. Сюзанна совершенно забыла, что собиралась сообщить Беатриче о том, что больше не о чем волноваться, так ей уже ничто не угрожает. Роберт не обратил внимания на растерянность Сюзанны. - Она там задержится ненадолго, - сказал он, чуть подумав, - так как Бенедикт развел по ее просьбе большой огонь в кладовой. - В лаборатории, - поправила Сюзанна. – А проводить возгонку нужно на маленьком огне. Потерпите, Роберт. День только начинается. - Это кладовая, - настаивал Роберт. – А огонь был очень сильным. - Большой огонь в кладовой? – прошептала она. Никто ее не услышал. Мощный взрыв заглушил все прочие звуки. Стены кладовой вспыхнули, и пламя уничтожило уличающий запах мяты. Огонь не распространялся, и Беатриче не пострадала. Она позаботилась заранее и о том, и о другом, когда готовила свой прощальный подарок. - Огонь вспыхнул слишком быстро, - Бенедикт подмигнул Сюзанне, и она поняла, что Беатриче ему все рассказала. Его предложение оплатить убытки смягчило Роберта, и тот не стал задавать лишних вопросов. Ум Беатриче тоже был слишком быстрым, подумала Сюзанна, так как Беатриче считала, что должна защитить ее от сэра Юстаса. * * * - Вы будете восстанавливать свою кладовую? – спросил Роберт после того, как гости уехали. Дженет и Марк тоже присутствовали. - Нет нужды, - она решила, что отныне будет прятать еретиков в конюшне рядом с их конями. - А где же вы будете хранить мяту? – спросила Дженет. – Разве ее не нужно запасти побольше, чтобы защититься от звезды с длинным хвостом? - Больше не нужно, - успокоила ее Сюзанна, - Беатриче это уже сделала. Твое предзнаменование, Дженет, - это вправду танцующая звезда. А также знак того, что скоро случится много хорошего. Примечание автора Идея этого рассказа возникла благодаря посещению «мятной комнаты» Celestial Seasonings (10) на фестивале Historicon (11). Как замечали многие авторы мистики прежде меня – самые странные вещи могут вызвать желание сказать: «Какое прекрасное место, чтобы спрятать труп!» Хотя сэр Энтони Кук и его дочь Маргарет были реальными людьми, нет никаких свидетельств о том, что Маргарет участвовала в помощи еретикам, бегущим из Англии. В 1558 году она вышла за лондонского торговца и вскоре после этого умерла. Ее четыре сестры: Милдред (леди Барли), Энн (леди Бэкон), Элизабет (леди Хоби, а затем леди Рассел) и Кэтрин (леди Киллингрю) были намного больше известны – отчасти благодаря мужьям, отчасти по причине своей учености. Их образование послужило мне образцом для описания учебы Сюзанны. Осталось несколько описаний современников «танцующей звезды» в 1556 году. Эту комету описывали Генри Мартин и Джон Стоу. В Англии ее можно было наблюдать в начале марта 1555/56 гг. Причина двойной датировки – в то время новый год начинался 25 марта. Беатриче и Бенедикт – герои комедии Шекспира «Много шума из ничего». Этот рассказ был написан для антологии детективных рассказов, в которых герои Шекспира занимались расследованиями. Поскольку Шекспир не указал времени действия – оно могло происходить в 16 веке. В тексте также ничто не противоречит предположению, что отец Беатриче мог быть англичанином. (1) Мари́я I Тюдо́р (18 февраля 1516, Дворец Плацентия, Большой Лондон — 17 ноября 1558, Сент-Джеймсский дворец, Большой Лондон) — первая коронованная королева Англии с 1553 года, старшая дочь Генриха VIII от брака с Екатериной Арагонской. Также известна как Мария Кровавая (или Кровавая Мэри, англ. Bloody Mary), Мария Католичка. (2) Филипп II (исп. Felipe II, 21 мая 1527 — 13 сентября 1598) — король Испании из династии Габсбургов[2]. Сын и наследник императора Священной Римской империи Карла V (он же король Кастилии и Арагона Карл (Карлос) I), Филипп с 1554 года был королём Неаполя и Сицилии, а с 1556 года, после отречения своего отца от престола стал королём Испании, герцогом Нидерландов и обладателем всех заморских владений Испании (см. Испанская империя). В 1580 году присоединил также Португалию и стал её королём (как Филипп I, порт. Filipe I). (3) Джейн Грей (англ. Lady Jane Grey, 1537 — 12 февраля 1554), в браке с 25 мая 1553 года Джейн Дадли (Jane Dudley) — некоронованная королева Англии с 10 по 19 июля 1553 года, в народном предании — «королева девяти дней». Правнучка короля Генриха VII, дочь герцога Саффолка выросла в протестантской среде и получила превосходное для своего времени образование. При жизни короля Эдуарда VI, будучи четвёртой в очереди престолонаследия, она имела лишь призрачные шансы прийти к власти - наследницей короля-подростка была его старшая сестра Мария. В 1553 году по настоянию регента Джона Дадли вышла замуж за его сына Гилфорда Дадли, несмотря на то, что Джейн была против этого брака. Однако в июне 1553 года смертельно больной Эдуард и Джон Дадли отстранили католичку Марию от престолонаследия и назначили наследницей шестнадцатилетнюю протестантку Джейн. После смерти Эдуарда она была провозглашена королевой в Лондоне, а Мария возглавила вооружённый мятеж в Восточной Англии. Девять дней спустя Тайный совет, оценив соотношение сил, низложил Джейн и призвал на трон Марию. Джейн Грей и её муж были заключены в Тауэр, приговорены к смерти за измену и семь месяцев спустя обезглавлены. (4) Елизаве́та I (англ. Elizabeth I; 7 сентября 1533 — 24 марта 1603), Добрая королева Бесс[4], Королева-дева[5] — королева Англии и Ирландии с 17 ноября 1558 года, последняя из династии Тюдоров. Дочь короля Англии Генриха VIII Тюдора от брака с Анной Болейн. (5) Генрих VIII Тюдор (англ. Henry VIII; 28 июня 1491, Дворец Плацентия, Большой Лондон — 28 января 1547[1], Уайтхолл, Большой Лондон) — король Англии с 22 апреля 1509, сын и наследник короля Англии Генриха VII, второй английский монарх из династии Тюдоров. Генрих VIII больше всего известен своим прямым участием в Английской Реформации, что сделало Англию в большинстве своём протестантской нацией; и необычным для христианина числом браков — всего у короля было шесть жён, из которых с двумя он развёлся, а двух казнил по обвинению в измене. Король стремился произвести на свет наследника мужского пола для консолидации власти династии Тюдоров. Развод Генриха VIII с его первой супругой, Екатериной Арагонской, повлек за собой отлучение короля от католической церкви и ряд церковных реформ в Англии, когда англиканская церковь отделилась от римской католической. (6) Кларет (фр. clairet, англ. claret) — общее название для некоторых красных вин Бордо, а также, в более широком понимании, сухих красных вин бордоского типа, производимых за пределами Франции. Понятие «кларет» возникло в средневековой Англии, где применялось в отношении наиболее светлых и лёгких сортов красных бордоских вин, приближавшихся по своим характеристикам к розовым. На протяжении нескольких столетий именно этот тип вина был наиболее востребованным на английском рынке. (7) Энтони Кук (англ. Anthony Cooke) (1505—1576) — английский учёный-гуманист, политик, воспитатель короля Англии Эдуарда VI, дед по матери английского философа Фрэнсиса Бэкона. (8) Анжуйские вина - вина области Анжу во Франции, в основном, красные и розовые, хотя есть и чудесные белые. Анжуйские вина очень легки, отличаются фруктовым привкусом. Их еще называют - "соломенные" (получившие это название от завяливания винограда при переработке расстилкой его на соломе). Технология их изготовления заимствована, по-видимому, из Испании, которая еще при Людовике XIV владела Анжуйской провинцией. (9) Liber de Arte Distillandi – книга о дистилляции всех видов трав, составленная в результате изучения и труда мастера Игерома Бруинсвайка. (10) Celestial Seasonings – компания по производству травяных чаев, а также продает белый, черный и зеленый китайский чай. Находится в Баулдере, Колорадо. (11) Historicon - крупнейшее игровое сообщество в США, посвященное исключительно историческим военным играм.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
11.02.2021, 20:37 | #27 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
↓↓ Рубайат Николаса Болдуина
(Повествование об убийстве в 1559 лете Господнем) Женщина закричала. Кот зашипел. Ник Болдуин забыл, что он находится в чужой стране с неведомыми обычаями, и попытался перебраться через стену, из-за которой раздался крик. Входа не было видно. Он залез наверх и спрыгнул вниз, оказавшись в чьем-то саду среди цветов и деревьев. Но он опоздал. Неподалеку от места, куда он приземлился, лежало безжизненное тело женщины. Вокруг ее головы было много крови - красной, как розы на кусте. Ник оглядел мирную, залитую солнцем ограду, в надежде найти след убийцы. Краем глаза он заметил белое пятнышко - но это был просто маленький зверек, бегущий к двери. Ник повернулся к жертве. Это была первая женщина, встреченная им в Казвине, не закутанная с головы до ног в покрывала, которые надевали персиянки при выходе из дому. Ее кружевная вуаль, предназначенная, чтобы скрыть лицо и шею от мужских глаз, была разорвана тем же ножом, что перерезал ей горло. Ник опустился ев колени перед женщиной, сожалея, что не успел ее спасти. Он не услышал приближающихся шагов, прежде чем его грубо схватили и поставили на ноги. Вопя от ужаса и ярости, уверенные в том, что Ник – убийца, трое мужчин оттащили его от тела. Закричав как можно громче, Ник отчаянно воззвал к правосудию: «Позвольте мне представить мое дело перед Великим Софи!» (1) Схватившие Ника остановились, услышав, что он говорит на их языке. Двое из них выпустили его и отступили назад. Ник посмотрел на румяного юношу, все еще державшего его за локти, затем повторил просьбу. Нет, не таким образом он желал попасть на прием к правителю но надеялся, что шах Тахмасп, известный в иных землях как Великий Софи Персии, хотя бы уважит его мольбу. Вопрос был лишь в том, пожелает ли верховный правитель сам спасти Ника. Румяный юноша не ослаблял хватки. Начался спор. Ник больше не пытался говорить и старался лишь понять быстрый поток жарких слов, которыми перебрасывались напавшие. Он начал учить язык четыре месяца назад, когда ему разрешили отправиться в Казвин и убедить персидского шаха начать торговлю с Англией. Ник легко усваивал иностранные языки - но в пылу эмоций многие слова звучали неразборчиво. Ник понял лишь, что Бихзад - парень, который вцепился в него - требовал его немедленной казни. - Это он убил ее! – заявлял Бихзад. – На его руках кровь! - На твоих тоже, - Ник указал на пятна крови на одежде своих преследователей. – Где мое оружие? Как я смог перерезать женщине горло без ножа? - Обыщи его, Хамид, - приказал Бихзад. Человек с пятном на рукаве поспешно подчинился. В потайных карманах стеганого камзола, покрой которого свидетельствовал, что Ник – чужеземец, было спрятано несколько драгоценных камней – жемчугов, сапфиров и рубинов, которые Ник привез из Московии. Он сопротивлялся Хамиду, пока третий участник не пришел тому на помощь. Обыск был грубым и поверхностным – камней так и не обнаружили, зато отобрали у Ника кинжал. На нем не было следов крови. Когда же Ник попросил напавших показать их собственное оружие, оказалось, что никто из них не вооружен. На щеке третьего был шрам - возможно, от ножа, но больше никаких следов оружия Ник не заметил. Хамид придвинулся ближе к нему. - Ты португалец? – его дыхание пахло гвоздикой. Ник поморщился и от вопроса, и от сильного запаха. - Я – лондонец. – Насколько он знал, он был первым англичанином, ступившим на землю этой экзотической и опасной страны. Все трое уставились на него с недоумением, показывающим, что они не слышали названия Лондона. Наверняка слово «Англия» тоже ничего не значило для них. Ник попытался представить себе, как он выглядел в их глазах. Дома он бы казался заурядным: невысокий, коренастый мужчина 27 лет, широкоплечий, темноволосый и темноглазый, с обыкновенным лицом и аккуратно подстриженной бородой. Но здесь бледность и одежда выдавали в нем чужеземца. Он загорел во время путешествий под палящим солнцем, но все равно оставался светлее местных жителей. Один из молодых людей испуганно посмотрел на дверь: - Мастер! Они как один оглянулись на вновь прибывшего – человека на несколько десятков лет старше них, Он осмотрел тело, а затем обратился к испуганному юноше по имени Кади и спокойно заговорил с ним. После короткого приказа Кади ушел. Появилось несколько слуг, которые схватили Ника и отвели в маленькую комнатку без окон. Отсюда он не слышал дальнейшего разговора. Дверь, заслонявшая выход, состояла из двух тонких деревянных половинок, похожих на ставни. Ник мог вырваться, победить стражника и выбежать на улицу через переднюю дверь дома - в лучшем случае открытую, а в худшем – закрытую такой же хрупкой деревянной дверцей. Но что потом? Бегство станет доказательством его вины. За ним погонятся. Если его схватят прежде, чем он успеет сменить свою одежду на восточную и затемнит кожу, - его безжалостно казнят. У него не будет возможности обратиться к шаху – его ждет лишь мучительная и позорная смерть. Ник прислонился к плоской оштукатуренной стене, приготовившись ждать решения Мастера. Он находился в стране, некогда завоеванной Тамерланом, - и это было совсем не похоже на игру. Он горько усмехнулся, вспомнив, как в детстве был в восторге от «Персидских рыцарей» - любительского представления, сыгранного на открытом воздухе. Как он мечтал тогда постранствовать по свету – или хотя бы сбежать с труппой бродячих актеров! Если бы он так и поступил – тогда в ситуациях, подобных нынешней, он бы создал облако дыма и исчез сквозь дверь. Вместо этого он ждал, и минуты тянулись, как часы. Наконец за ним пришли слуги. Его желание исполнилось: его отвели во дворец. х х х Огромный роскошный зал был полон изысканных ароматов: алоэ, камфары, шафрана и ладана. Стены были окрашены в разные цвета, а пол покрыт толстыми коврами. Эффектные бородатые стражники, вооруженные внушительными мечами и с тюрбанами на головах, выглядели угрожающе среди этого великолепия. Шах Тахмасп был непохож на окружающих. Он был маленьким, жилистым человечком с узким лицом и темными глазами призрака. Ник слышал, что ему сорок пять лет. Хотя его волосатые виски и волосы были жгуче-черными, он выглядел гораздо старше. Тахмасп подозрительно посмотрел на английского пленника, затем приказал слугам старика отпустить его и отослал их. Их хозяин отошел к стене, наблюдая, как шах торжественно протянул ногу. Ник глубоко вздохнул, радуясь, что его научили приветствовать монарха. Упав на колени, он поцеловал протянутую ногу шаха с таким почтением, какое ему удалось проявить. Этот жест был встречен легким одобрительным шепотом, и его сдержанно приветствовали и даже позволили сесть после того, как сел сам шах. Молясь, чтобы остальные наставления тоже оказались верными, Ник неловко присел так, чтобы его ягодицы оказались над пятками, а колени остались сомкнутыми. Ему говорили, что такая поза выражает величайшее уважение. Он тщательно следил, чтобы пальцы его ног были не видны, ибо в этой культуре считалось ужасной грубостью показать их, когда сидишь. Наставник Ника, Абд Аллах Хан, умный, привлекательный человек, которым Ник глубоко восхищался, был двоюродным братом шаха, а также его шурином. Поэтому он написал рекомендательное письмо, которое Ник и вручил шаху, наблюдая, как тот тщательно разглядывает печать и читает содержание. Снова поглядев на Ника, шах приказал принести розовую воду в серебряной чаше. Ник надлежащим образом вымыл лицо и руки и, хотя процедура показалась ему странной, осушил их, наклонившись над курильницей алоэ, которым в результате пропахли его волосы и борода. Затем последовал длинный допрос, за которым порой трудно было уследить. Персидский обычай выражать простые мысли как можно более витиевато порой ставил Ника в тупик. К тому же время от времени шах невнятно бормотал. Некоторые слова было невозможно разобрать. Ник не осмеливался оскорбить шаха, попросив его повторить сказанное. Вместо этого он блефовал, отвечая так, как, по его мнению, ожидал правитель. Шах мало говорил об убийстве. Окровавленный нож нашли, но оказалось, что он принадлежал жертве. Тахмасп не обвинял Ника в убийстве женщины в саду. Его больше интересовал Лондон – город, о котором он никогда не слышал, хотя имел дела с Россией и, казалось, понимал, что Ник приехал в Персию из Московии. Ник решил не объяснять ни то, что его оплачивала Английская Московская компания, ни то, как действовали акционеры компании, - и даже не уточнял причин своей неудачи после путешествия в Бухару со своим другом Энтони Дженкинсоном. К счастью, Дженкинсон был сейчас на пути в Англию. Он собирался вернуться в Московию, а затем плыть домой, пока Ник изучал возможности торговать с Персией шелком, пряностями и другими предметами роскоши. С Божьей помощью через год они с другом снова вернутся в Московию. Будучи главным торговцем Персии, шах удерживал монополию на шелк-сырец. Ник вручил ему пистолет, инкрустированный перламутром, спрятанный прежде в его сапоге. За ним последовал изумрудный кулон в форме виноградины, висевший на шее Ника. Шах принял и то, и другое, и ждал еще. Ник заколебался. Если он отдаст все, что у него есть, - и сделки не состоится, и у него не останется средств платить за жилье и пищу. Он тщательно подбирал слова, чтобы правильно объяснить, что он готов предложить и другие драгоценности – но еще не сейчас. Он имел в виду рубины. Шах был заинтересован. Обнадеженный, Ник спросил, что правитель желает получить от запада. Ответ его удивил: шах желал лондонскую одежду, как у Ника, кольчугу и доспехи. Ник заверил его, что это можно обеспечить. - И брачный союз, - заявил шах и спросил Ника, кто правит Англией и есть ли у правителя незамужние родственницы. Ник колебался. Последние новости из Англии насчитывали много месяцев. Правила ли Мария Тюдор с консортом – Филиппом Испанским? Или ее сменила Елизавета? А может, Елизавета была казнена за то, что отказалась отречься от новой религии, учрежденной ее отцом, и принять догматы римской церкви? - В Англии есть незамужние принцессы, - сказал наконец Ник шаху. Это казалось безопасным утверждением. После Елизаветы было несколько наследниц трона, если у Марии и Филиппа не родится сына. - Лондон – пристанище неверующих? - Лондонцы верят в Единого Бога. Нику было несложно назвать этого Бога Аллахом. Насколько он видел, христиане и мусульмане поклонялись одному и тому же божеству. Однако Аллах Хан предупреждал его, что Тахмасп был таким же религиозным фанатиком, как и служители инквизиции. Если он решит, что Ник притворяется верующим из выгоды, то может потребовать, чтобы Ник доказал свою приверженность исламу, пройдя обрезание. Аллах Хан с огромным удовольствием подробно описал уважаемому гостю этот процесс, очень болезненный для взрослых. Лишь через две-три недели человек сможет снова ходить. Ник не осмеливался думать об этом. Он испытал огромное облегчение, когда Тахмасп сменил тему разговора и начал рассказывать сон, который видел прошлой ночью. Ник быстро утратил нить повествования, хотя уловил слово «рубаи», решив, что речь идет о рубинах. В конце речи шах пристально взглянул на Ника. - Если ты хочешь торговать в Казвине, то вначале должен доказать, что неповинен в убийстве. Ник сглотнул слюну. Он не знал, как выполнить этот приказ, но ему не оставалось ничего, кроме как согласиться. Низко поклонившись, он произнес: - Моя рука на подоле одеяния шаха Тахмаспа, - этой стандартной фразе научил его Аллах Хан. Она означала, что он полностью зависит от милости шаха – что действительно было правдой. ххх Немного позже стражники шаха вновь привели Ника на место преступления. Старик был уже там. Когда они остались одни в гостиной, он впервые подошел к Нику так близко, что лондонец смог рассмотреть его. - Женщина в саду, - сказал он, - была няней моей младшей дочери. Он говорил по-итальянски. - Кровь Господня! – воскликнул пораженный Ник на том же языке. – Ты не перс! Глаза старика были ярко-синими. Он предложил Нику сесть на толстый ковер на полу. Слуга принес прохладительные напитки. - Я живу здесь около сорока лет, - сказал хозяин, - но я родился в Венеции. Мое имя – Лоренцо Зено. - Ник Болдуин из Лондона, к вашим услугам. - Кераб? – Зенон предложил вино глубокого пурпурного цвета. – По вкусу напоминает мускадин. Ник покачал головой. - Ты правильно решил. Тем, кто пьет вино без позволения, - он продемонстрировал специальную печать, - разрезают живот. Слева втыкают внутрь длинный кинжал и поворачивают вокруг спины. Это не быстрая смерть. Слуги принесли Нику на выбор ячменную воду и напиток, называвшийся шербет, но он сгорал от нетерпения, желая расспросить Зено. Старик отказался отвечать. - Во имя святой главы повелителя, у тебя нет времени слушать мою историю. Тебе нужно выполнить две задачи, и обе непростые. - Две? – пораженный Ник едва не захлебнулся ячменной водой. – Я знаю, что должен найти убийцу, чтобы очистить свое имя. А что еще? Зено нахмурился. - Скажи, англичанин, ты знаешь, что такое рубаи? - Рубины. Драгоценные камни. - Прекрасный камень рубин, который привозят из Египта, называется йакут еелани. Розовый рубин называется балакхани. Карбункул, о котором говорят, что он рождается в голове дракона, называется ичеб чирак – ночное пламя. Есть также чамахор – королевский камень, и ча девакран – король драгоценных камней. - А рубаи? – Ник уже был не уверен, что хочет это знать. - Стихотворения из четырех строк, в котором рифмуются первая, вторая и четвертая. Каждое стихотворение не связано ни с предшествующим, ни с последующим, а сборник этих стихов называется рубайат. Ты согласился сочинить такое стихотворение шаху после того, как найдешь убийцу моей служанки. Ты умеешь писать стихи? Ник глотнул ледяной ячменной воды и взял виноградину с блюда, на котором лежали также куски дыни. Он учил в школе греческий и латынь и поэтому читал Петрарку и других поэтов-классиков. В юности он написал ряд сонетов, воспевающих очи прекрасных дам, - но давно оставил поэзию, выбрав жизнь путешественника и купца. - Я боюсь, что переоценил свое знание персидского, - признал он. – Не говоря уж о поэзии, я даже не понял полностью описания сна шаха. У него было какое-то видение, указывающее, какие задачи я должен исполнить? - Прошлой ночью шах видел во сне, что явится поэт, который сумеет превратить ложь в правду и рассказать об этом в стихах. Ник вздохнул. Оказывается, он даже не имел права сам выбрать тему стихов. - Я должен написать стихи на языке этой страны или я могу сочинить их на своем родном языке? - Тебе вообще не нужно их писать – лишь прочитать вслух. - По-персидски? - По-персидски. И ты должен быть очень осторожен, чтобы не вызвать подозрения в ереси. «Как и в Англии», - подумал Ник. - Самое безопасное – начать с религиозных догматов, а в следующих строках попросить прощения за все грехи. Ник посмотрел на свою пустую чашу. - Я не смогу написать стихотворения, пока не выясню, кто убийца. Сначала я должен узнать, что случилось с женщиной в твоем саду. Отодвинув чашу, он поднялся и начал шагать по комнате. - Как находившиеся в доме узнали об убийстве? Не благодаря крику, который я услышал. Иначе бы эти молодые люди появились в саду раньше меня. - Слуга сказал, что видел, как кто-то взбирался на стену. - А кто те парни, которые схватили меня? - Мои ученики. До этой минуты Ник не обращал внимания на то, что находилось в комнате. Теперь он заметил позолоченные глянцевые листы, подготовленные для изображения миниатюр. Кисти, доски для рисования и сосуд, наполненный серебряной краской, свидетельствовали о профессии Зено. Ник поглядел на кисть, которой живописец собирался прорисовать мелкие детали, обозначенные контуром, но еще не раскрашенные. Кисть была тончайшей – казалось, что к ручке прикреплен один-единственный волосок. - Это кошачий мех, - сказал Зено. Ник вспомнил убегавшего зверька. - Я видел в саду белого кота сразу после убийства. Зено покачал головой и поднялся с ковра. - Это нам не поможет. Ты должен поговорить с Халимой. Ник достаточно долго пробыл на Востоке, чтобы знать, что в женские комнаты запрещено заходить мужчинам, не являющимся членами семьи. Было странно, что женщинам из семьи богатого купца или художника можно говорить с посторонним. В знатных семьях это строго запрещалось. Но дочь Зено Халима была еще слишком юной, чтобы носить покрывало. Она с неприкрытым любопытством посмотрела в глаза Ника – синие, как у ее отца. Он взглянул с таким же интересом на ее наряд: юбку и жилет поверх шелковых панталон длиной до щиколоток. На голове у нее была шапочка, сотканная из толстых нитей. Их концы были завязаны длинными узлами и доставали до талии. - Марта увидела кого-то в саду, - ответила Халима на вопрос Ника. – Одного из ваших учеников, отец. - Кого? - Я не знаю, - когда она покачала головой, комнату окутал аромат цибета (2), который персы называли забад. – Марта сказала лишь, что он прятал какую-то маленькую вещь. Она испугалась, что он украл что-то в доме, и когда пропажу обнаружат, обвинят слуг. Она вышла, чтобы задержать его. И не вернулась. - Возможно, - предположил Ник, - Марта напугала парня, когда он вернулся за добычей, и он убил ее, чтобы она никому не рассказала, что он сделал. - Но зачем убивать? – спросил Зено. – Слово женщины против слова мужчины… - Вы бы поверили ей, отец, - перебила Халима. – И еще она рассказала мне о том, что видела. Это уже слова двух женщин. Заметив удивленное выражение лица Ника, Зено пояснил: - Коран требует свидетельства двух женщин против одного мужчины – и оно принимается, только если мужчина подтверждает их. - И если оно принимается? - В наказание за воровство отсекают руку. Ее отрубают с помощью множества ударов деревянного молотка. - И вправду, человек после этого не сможет быть художником! Английское наказание за воровство – виселица за кражу любой вещи дороже шиллинга – было не таким мучительным, но зато окончательным и бесповоротным. - А какова кара за убийство? - Убийство мужчины – тягчайшее преступление. Убийство женщины – менее тяжкое. Хотя мусульманина за убийство мусульманки казнят, это возможно лишь после того, как опекун женщины выплатит половину кровавых денег. Сумма согласуется и выплачивается семье убийцы. - Кровавых денег? - Это деньги, которые человек бы заработал, если бы жил, не нарушив закона. - На меху Балы была кровь после убийства Марты, - сказала Халима. – Наверное, он был около нее в саду. - Бала? – спросил Ник. – Белый кот? - Котенок, - уточнила Халима. – Он привык прятаться в жилете Марты. - Жалко, что кот не может свидетельствовать. А еще более жалко, - подумал Ник, - что нет простого способа сузить круг подозреваемых от трех учеников Зено до одного. Когда Халима возвратилась в женские покои, Ник и Зено вышли в сад, чтобы осмотреть место вокруг розовых кустов. - Расскажи мне об этих молодых людях, - попросил Ник. - Кади самый младший. Ему всего семнадцать. Его раздражает, когда от него требуют раскрашивать миниатюру, нарисованную мастером. Он трудится много месяцев, чтобы раскрасить работы, которые припишут другому художнику, затратившему на них гораздо меньше времени. - А откуда у него шрам на лице? – Ник сочувствовал участи ученика, но его больше интересовала возможная склонность Кади к насилию. - Драка с другим мальчиком в десять лет. Он ударился об острую железную ограду. - Он вспыльчивый? - Нет. Как и остальные. Хамид сердится, лишь когда требуют, чтобы он учился рисовать людей. Он считает, что станет успешным позолотчиком, только если добавит орнаменты – например, виноградную лозу в каждой картине – и отделит изображения от текста четырехугольной рамкой. - А Бихзад? Как насчет него? – На шее Ника еще оставались следы от его пальцев. - Бихзад любит шутки, и это может принести ему неприятности. Он изображает знаменитых придворных. - Тахмасп может покарать его за это? - Кто знает? Когда-то наш повелитель сам был художником. Он испытал все радости жизни. Ник вспомнил мрачного сутулого старика во дворце. - А почему он изменился? - Сны. Ты уже знаешь, что он серьезно к ним относится. Его настроение меняется из-за снов. В хорошем настроении он радуется, когда другие испытывают удовольствия, в которых он отказывает себе. Но когда его охватывают вина и ответственность, - он подозревает всех, даже тех, кого любит. Больше нет придворных художников. Нет и придворных музыкантов. Один раз сон повелел Тахмаспу отменить все налоги, не оправданные законами религии. На следующий день он отменил налоги с продаж и дорожные сборы. - Зено поджал губы. – Позже их вернули. Но когда он решил запретить подданным вино, гашиш и даже секс, назвав любое удовольствие грехом – то закрыл все винные лавки и бордели. - Должно быть, подданным трудно переносить такую эксцентричность год за годом. - Персия мне нравится больше любого итальянского государства, - заявил Зено. – Я доволен тем, что живу здесь. Большинство персов открыты и дружелюбны и скорее умрут, чем причинят другому вред. Ник наклонился позади ивы, чтобы рассмотреть тропинку. Она была раскопана. - Кто-то рылся здесь. Какие привычки у трех твоих учеников? - Такие же, как у других людей. Это ни о чем не говорило Нику. Он снял верхний слой грязи и обнаружил странного вида камень. – Это безоар? (3) Зено вздохнул. - Так вот что было украдено. Я надеялся, что Халима ошиблась. В Персии это называется падзухр. - Его украли, чтобы продать? - Или потому что кто-то болен. Ник кивнул. На западе тоже знали об его силе. Считалось, что безоар – принять ли его внутрь или наружу – служит противоядием от многих ядов, в том числе укусов змей и других ядовитых тварей. Некоторые даже верили, что он лечит чуму, падучую, оспу и сифилис. - Где сейчас твои ученики? – спросил Ник, когда Зено направился внутрь. В это время года сумерки наступали быстро. Слуги уже зажгли несколько маленьких ароматных масляных ламп. - Я отправил их на прогулку, чтобы мы могли поговорить без помех, но они скоро вернутся. - Каков их обычный распорядок? - Они ложатся спать между девятью и десятью часами и встают на рассвете. - А если ты отпустишь их на день? Зено прищурился. - Ты думаешь, что один из них сбежит, признав тем самым свою вину? - Надеяться на это слишком смело. Я хочу лишь проследить за ними и узнать, куда они пойдут и с кем будут говорить. Может быть, я замечу в их поведении что-то, что подскажет мне ответ, но даже если они не совершат ничего подозрительного, я хотя бы оценю их. Задумчиво кивнув, Зено согласился. Утром, прежде чем наступила жара, все три ученика отправились на базар. Ник в персидской одежде, которую Зено дал ему, следовал за ними мимо домов из красного кирпича в центре города. Он шел все увереннее по мере приближения к рыночной площади. Оказавшись там, он был уверен, что сможет остаться незамеченным. Народу было достаточно, чтобы скрыть его присутствие внутри сводчатой галереи, где находились лавки. Кади покинул группу, когда они подошли к повороту на хаммам (4). Ник колебался. Вряд ли он сможет здесь притвориться местным. «А жаль», - подумал он с усмешкой. Он любил бани, но они служили мусульманам не только для омовения. Они также удаляли все волосы с тела с помощью состава из мышьяка и лайма. Щетину Ника бы заметили. К тому же у него было еще кое-что, чего не было у других – кусок плоти, который не отрастает. Это заставляло Ника быть еще осторожнее. Он последовал за Бихзадом и Хамидом. Первый зашел в одну из лавок. Ник быстро заглянул туда и заметил, что владелец лавки дал вошедшему горсть серебряных монет – видимо, тот принес что-то на продажу. Ник вздрогнул. Безоар все еще был у него. Если Бихзад не украл у Зено чего-то еще, ему нечего было продавать. Чтобы не упустить Хамида, Ник оставался снаружи. Он не слышал разговора в лавке, но заметил, что владелец злился на ученика Зено. Голос юноши зазвучал громче и более гневно. Другой что-то кратко выкрикнул. Оба скрылись за занавеской, отделявшей заднее помещение. Тем временем на улице к Хамиду подошла женщина под вуалью. Нет, - поправил себя Ник, - не просто женщина. Кахбеха (5). Ее профессию ясно выдавала вышитая кайма вуали. Порядочные женщины, - рассказывали Нику, - не носят вуали с каймой. Но что она делала здесь при свете дня? Абд Аллах Хан все подробно объяснил Нику. Эти женщины появлялись в определенном месте в Казвине только после наступления ночи. - Многие порочные женщины, - рассказывал он, - с закрытыми лицами строятся в ряд и предлагают свои постыдные услуги. Позади них стоит старуха, которую называют далал. За спиной у нее подушка и хлопковое, а в руке лампа. Когда мужчина хочет нанять одну из женщин – далал поднимает лампу, чтобы он мог разглядеть их лица и выбрать ту, которая ему больше нравится. Крики изнутри лавки вновь привлекли внимание Ника к Бихзаду. Юноша выскочил, едва не опрокинув Ника на бегу. Владелец лавки возмущенно кричал, но не пытался гнаться за ним. Ник уловил лишь несколько слов, но их хватило, чтобы объяснить ярость владельца: он был отцом Бихзада. Ник оставался на площади еще несколько часов, но не узнал ничего полезного. Он увидел учеников Зено лишь за ужином, во время которого они бросали на него подозрительные взгляды, колеблясь между гостеприимством и настороженностью. После еды он отвел Зено в сторону. - Единственный способ узнать имя убийцы Марты – устроить ему ловушку, - сказал Ник. - Как? - С помощью приема, которому я в юности научился у актеров, и рубаев, которые я должен сочинить. А еще с помощью этого котенка. Замысел требовал, чтобы они расспросили Халиму. Днем Ник понял, что чужеземный вид, едва не погубивший его, - его же и спасет. Он объяснил, что имеет в виду. Зено указал на слабое место в его плане: - Для этого ты должен сначала сочинить стихотворение. - Я сделаю это ночью, - пообещал Ник, - и оно будет готово к утру. - Что ж, хорошо, что ночи в это время суток тянутся десять часов. Ххх Ветер, начинавшийся по вечерам после заката, шевелил ставни и выл, словно измученный дух. Через час Нику хотелось выть вместе с ним. Он подражал образцу – рубаям, которые Зено дал ему. Они воспевали родинку на женской щеке и описывали уродливый нос, длинный, как у чайника, – но ему вправду требовалась каждая секунда ночи, чтобы выполнить задачу. Котенок, Бала, помогал ему удерживать ускользающее вдохновение. Котов этой породы Ник впервые увидел в Московии. Они высоко ценились за длинный шелковистый мех. Их привозили из Туркестана и Персии и продавали русским аристократам – лишь они были настолько богаты, чтобы покупать их. Когда Бала свернулся у него на коленях, Ник мучительно создавал строку за строкой. Он использовал английский алфавит и записывал по буквам персидские слова так, как они звучали. Он очень гордился сравнением убийства с запахом московской кожи и использованием поговорки «черный бык наступил мне на ногу» для описания случившейся с ним беды. Он понимал, что его рубаи – неуклюжие собрания строк на цветистом иностранном языке, которым он плохо владел. Ни одно из его четверостиший нельзя было толком перевести на английский. К тому времени, как Ник закончил, почти настал рассвет, и свечи с ароматом гвоздики догорали. Персы любят этот запах, подумал Ник. Он чувствовался даже у безоара. ххх Как Зено и обещал, он выслушал творение Ника и подтвердил, что в нем нет ереси. Он указал на несколько ошибок. Исправив их, Ник выучил стихотворение наизусть. Затем он покинул дом Зено и пошел на рынок, чтобы кое-что купить. Сухой порошок лака, заметил он, легче найти в Казвине, чем в Лондоне. К середине утра все было готово. Зено собрал учеников в маленькой гостиной и ждал появления Ника. Замысел был простым: Ник уповал на распространенный страх колдовства. Все, кого он знал, – будь то англичане, голландцы или московиты – верили в силу заклинаний и проклятий. Он надеялся, что ученики Зено столь же суеверны, как их английские ровесники. Он вошел в комнату так торжественно, как смог. Приняв должную позу, он начал декламировать свой рубайат – рассказ о могущественном западном маге, вызвавшем безутешный дух убитой женщины. Ее гибель видел свидетель – котенок Бала. С помощью колдовства Ника котенок станет орудием отмщения погибшей. Он спрятал зверька в одном из потайных карманов камзола. Взмахнув рукой, он поджег огнивом порошок лака. Пламя вспыхнуло, образовав облако дыма. Спустя секунду туман рассеялся, и Бала появился в руках Ника. На его шее висел безоар. Этот театральный эффект напугал всех троих учеников, но у одного в глазах появилось еще и раскаяние. Слава Богу! Ник бросил Балу прямо на Хамида. Юноша отшатнулся с криком ужаса. Закрыв лицо руками, чтобы спрятаться, он забормотал: - Мастер, уберите его! – умолял он. – Мастер Зено, спасите меня! - В саду на твоем рукаве была кровь, - сказал Ник. – И ты жевал гвоздику. Твои руки пропахли ею, и запах остался на безоаре. Зено подошел к рыдающему ученику и дотронулся до его плеча. - Почему, Хамид? - Женщина, - догадался Ник. – Женщина на рыночной площади. - Ради Лилы, - признался Хамид. – Она сказала, что отвергнет меня, если я не принесу ей талисман. - Для этого не нужно было красть падзухр, - возразил Зено. – Я бы одолжил его тебе, если бы ты попросил. - Она не хотела брать его на время, мастер. Она хотела получить его насовсем. Цена ее ласк очень высока, и любовники дарят ей богатые подарки. Она обещала подарить мне свою благосклонность. А взамен потребовала падзухр. – Хамид разразился рыданиями. Глядя на него, Ник почувствовал огромную печаль. Он очистил свое имя, но результат его не порадовал. Как бы власти ни поступили с Хамидом – это не могло отменить бессмысленную смерть Марты. Ххх Ник был удостоен второй аудиенции шаха Тахмаспа, готовясь рассказать рубаи и получить награду за исполнение приказа. Но вначале ему надлежало увидеть наказание Хамида. Шах решил быть милостивым. Убийцу Марты не казнят. Вместо этого Тахмасп собственным ножом отрежет Хамиду губы, нос, уши и выколет глаза. Тахмасп оглядел одеяние Ника ледяным взором. - Ты соблюдаешь учение пророка? – спросил он. Ник не стал настаивать на точном смысле. - Я верю, что нет Бога кроме Бога, - звонко произнес он. – Мухаммад – пророк Бога, и Али – его имам. Последовало долгое молчание. Затем, словно и не было вопроса, шах Тахмасп вручил Нику позволение провести в Персии несколько месяцев, путешествуя по стране. Ему разрешалось договориться о поставках перца, корицы, муската, шелка, драгоценных камней, лекарственных средств и квасцов. После этого ему надлежало вернуться в Англию, чтобы привезти дар шаха королеве. Шах передал маленький, покрытый изысканной резьбой ларец из слоновой кости. Внутри находилось чудесное изделие из жадеита цвета зеленого яблока – лошадиная фигурка двух дюймов в высоту. ххх Спустя неделю Ник встретил рассвет верхом на прекрасном арабском коне, подаренном ему шахом. Седло было украшено золотом и лазуритом. Вслед за Ником шествовали двенадцать верблюдов и шесть мулов – также дары шаха. На одном из мулов был еще один подарок – палатка, удобная для ночлега на открытом воздухе. Лоренцо Зено, настоявший, чтобы Ник остался в его доме как гость до конца пребывания в Казвине, вышел проводить его. - Я не думаю, что ты еще когда-нибудь совершишь этот путь, - заметил он. - Вряд ли, - согласился Ник. - Халима шлет тебе прощальный подарок, - Зено вручил ему корзинку, из которой послышалось сердитое мяуканье. - Бала? - Бала. Чтобы ты не забывал нас. Ник подумал, что вряд ли забудет путешествие в Персию, хоть и постарается стереть из памяти скорое и безжалостное наказание Хамида. Когда Ник покинул Казвин, у него стало легче на душе. Да, он вернется туда, где еретиков сжигают на кострах, а изменников вешают, потрошат и четвертуют, - но сложности жизни в Англии ему были знакомы. Он разбирался в английской юриспруденции, религии и политике. Ник широко улыбался на скаку. Он знал, как избежать беды в Англии. В конце концов, он был лондонцем. Примечание автора Путешествие Ника Болдуина в Персию в общих чертах основано на реальных событиях. В 1553 году Англия была заинтересована в том, чтобы найти северный путь к сокровищам Индии. Это привело к торговле с Россией, которая тогда называлась Московией. В 1558 году Энтони Дженкинсон отправился из Москвы в путешествие, намереваясь пройти тот же путь, что и Марко Поло. Однако, когда он через девять месяцев достиг Бухары и узнал, что еще столько же времени требуется, чтобы попасть в Китай, он повернул назад и вернулся в Москву. С этого момента я начинаю рассказ и позволяю Нику следовать собственным путем. Чтобы попасть в Казвин, который тогда был столицей Персии, Ник едет по пути, который Дженкинсон совершил двумя годами раньше, переплыв Каспийское море к Дербенту, встречает Абу Аллах Хана – тогдашнего короля Ширвана и правителя узбеков, а затем шаха Тахмаспа. К сожалению, Дженкинсону и его делегации не удалось наладить торговлю между Англией и Персией. Он так оскорбил шаха своим высокомерием, что шах даже пригрозил отрубить ему голову и отправить ее Сулейману Великолепному. (1) Sophy, (Sofi, Sophie, Sophi, Soffi), - звание правителя Персии, происшедшее от имени династии Сафавидов. (2) Цибет (от араб. الزباد — «мускус») — сильные и крайне неприятно пахнущие в естественном состоянии выделения из анальных желёз некоторых видов цивет, или, как их ещё называют, виверр. Этими выделениями животные метят свою территорию[1]. Активным действующим началом цибета является цибетон. Цибетон образуется в организме животного из алифатических дикарбоновых кислот... ,После соответствующей обработки это вещество даёт приятный мускусный, кожистый запах, и поэтому оно очень часто используется в производстве духов. Особую ценность оно приобретает в комбинации с мускусом, бобровой струёй и амброй, формируя особенно тяжёлую восточную ноту парфюмерии (Фиксатор запаха). (3) Безоа́р, безоа́ровый ка́мень (араб. بازهر bâzahr) — инородное тело в желудке, конкремент из плотно свалянных волос или волокон растений. Безоары бывают преимущественно у жвачных животных. У человека безоары встречаются относительно редко. В древней медицине занимал уникальное место, считалось, что он приносит пользу при многих заболеваниях. Самым действенным, а потому и самым дорогим считался безоар из Восточной Индии. Существует легенда, что бояре Милославские, опасаясь за жизнь юного царя Федора Алексеевича, заказали ему серебряную чашку с безоаром, хотя для царевича безоар оказался бессильным. Серапион писал, что тёртый камень безоара весом равный 12 ячменным зёрнам, подогретый в вине, может исцелить от любого заболевания. Со слов патриарха Никона, после попытки его отравления, ему помог вылечиться камень „безуй“ (безоар) С древности безоару приписывали свойства спасать своего владельца от ядов. Считалось, что он предохраняет от мышьяковых отравлений. Его относили к драгоценным камням именно из-за целебных свойств. Также безоаровый камень применялся при болезнях мочевого пузыря, трудных родах и детских болезнях. (4) Хаммам - общественная баня в мусульманских странах. (5) Кахбеха – женщина легкого поведения.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
11.02.2021, 20:49 | #28 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
↓↓ Леди Эпплтон и лондонец
- Люди прозвали его Лондонцем, - Дженет указала на незнакомца, появившегося в дальнем конце сада. – Это мастер Болдуин. Cюзанна Эпплтон удивилась, что Дженет смогла легко узнать мужчину, который впервые появился в Ли Эбби, и одновременно усмехнулась, услыхав его прозвище. Для сельских жителей, не выезжавших никуда дальше Дувра или Кентербери, Лондон был таким же чужеземным, как Франция или Испания. Богатые торговцы – такие, как мастер Болдуин – внушали им худшие подозрения – особенно если они покупали поместья у обедневших потомков местной знати. Сколько бы земли ни приобрел Болдуин в Кенте – он был чужаком и останется им навсегда. - Подождем его здесь, - сказала Сюзанна и подошла к декоративной части сада: полукруглому участку, где росли кусты, цветы и несколько фруктовых деревьев. Посетитель еще не увидел их, хотя было ясно, что слуги объяснили ему, где искать. Сады на южной стороне Ли Эбби занимали около акра – намного больше, чем посадили монахи, когда поместье вправду было аббатством. В этот день в начале августа лета Господнего 1562 Сюзанна собиралась прогуляться по приятным окрестностям, чтобы удостовериться, что Дженет – некогда ее горничная, многолетняя подруга и компаньонка, а ныне домоправительница – не изнуряет себя работой. Через несколько месяцев Дженет предстояло родить третьего ребенка – на несколько недель раньше, чем второму исполнится год. С каменной скамьи, расположенной возле старого дуба на невысоком холме, перед обеими женщинами открывался чудесный вид. Сюзанна наблюдала, как Болдуин проходит через участок, где росли травы, и продолжает двигаться мимо длинных рядов грядок, где росли овощи. Он был похож на один из своих добротных и прочных кораблей, вернувшихся с полным грузом после плавания. Новый сосед был коренастым, но не толстым. У него были широкие плечи и удивительно маленькие ступни. Когда он подошел ближе, Сюзанна заметила, что он чуть ниже нее. Но она была выше обычной женщины, унаследовав высокий рост отца – так же, как широкую челюстьи пытливый ум. Болдуину было на вид не больше тридцати лет, хотя в его волосах кое-где виднелись седые волосы. Приятная бородка скрывала обычные черты лица – но обе женщины заметили, что сейчас его лицо искажено злостью. Она поднялась, когда он подошел к подножью холма, придав своему лицу строгий вид. Почему человек, которого она никогда раньше не видела, был так сердит на нее? Казалось, он поглядел так же на Дженет. - Кто вы, сэр? Какое дело привело вас в мой дом? Слегка озадаченный ее прямым вопросом, Болдуин заколебался, но всего на миг. - Доброго вам дня, мадам, - он снял шляпу с пером, затем снова резко надел ее, так что было видно, что он едва сдерживает какое-то сильное чувство. – Я – Николас Болдуин, ваш сосед. Если бы он был драконом, подумала леди Эпплтон, он бы дышал огнем. Его рассерженное лицо и сверкающие глаза хорошо смотрелись бы на вырезанной из дерева голове – если бы она украшала нос пиратского судна. - И что вам угодно, мастер Болдуин? Он взглянул на Дженет, затем опять на Сюзанну. - Я предпочел бы поговорить об этом с вашим мужем. - Это невозможно, - ответила Сюзанна. – Сэр Роберт уехал пять дней назад по делу королевы. Он вернется через много месяцев. Джентльмен, придворный, а теперь разведчик на королевской службе, сэр Роберт часто уезжал надолго. В его отсутствие Сюзанна управляла поместьем. На самом деле она управляла даже , когда он был в Англии. Как ни раздражало это сэра Роберта – она разбиралась в таких вещах лучше него. Болдуин снова взглянул на Дженет, но на этот раз его взгляд остался прикованным к ней. - Я пришел сюда в поисках этой женщины, леди Эпплтон. Я полагаю, что она украла вещь, принадлежащую мне. Очень ценную. Почувствовав себя так, словно оказалась в Бедламе, Сюзанна вспомнила, что Дженет узнала Болдуина раньше, чем он представился. Она взглянула, не появилось ли вправду признаков вины на широком лице домоправительницы. Дженет широко распахнула глаза и побледнела. На минуту Сюзанна испугалась, что молодая женщина потеряет сознание. Сюзанне бы следовало знать Дженет лучше. Хотя она и была служанкой – они никогда не стеснялась высказывать то, что думала. Уперев руки в полные бедра, она мгновенно пришла в себя от обвинения Болдуина и в свою очередь разозлилась. С вершины холма она смотрела на Болдуина сверху вниз. - Я ничего не крала! – закричала она. – Я невинна, как новорожденный младенец! Не будь обвинение столь серьезным, Сюзанна бы наслаждалась этим представлением. К несчастью, закон был однозначен: за кражу вещи стоимостью дороже шиллинга полагалась смертная казнь. Яростный протест не убедил Болдуина. Он снова перевел внимание на Сюзанну. - Я должен получить назад свою собственность, мадам. Если мне ее вернут без шума и суеты – я не стану выдвигать обвинения ни против кого в этом доме. Я даже не стану никому рассказывать об этом происшествии. Если обвинение Дженет в воровстве было оскорбительным, такая снисходительность казалась подозрительной. Мастер Болдуин, - подумала Сюзанна, - что-то скрывает. - Вы грубы, мастер Болдуин, - сказала она. - Я откровенен, леди Эпплтон. - Почему вы подозреваете Дженет? - Ее видели в моем доме на прошлой неделе. Она рыскала там, где ей нечего было делать, и ловко пряталась. - Я была в гостях у кухарки мастера Болдуина! Сюзанна сделала Дженет знак молчать, опасаясь, как бы та ни сказала слишком много. Дженет вправду частенько подслушивала у замочных скважин, но никогда не была замечена в воровстве. - Вы очень долго собирались прийти сюда, - сказала она соседу, и они посмотрели друг другу в глаза. Болдуин первым отвел взгляд. - Я обнаружил потерю лишь сегодня утром, но больше никто не мог этого совершить. Изо всех прочих – в том числе моих слуг – только ваш муж знал, что у меня есть эта вещь. Сюзанне не понравилось, как это прозвучало, но она решила пока не обращать внимания. - Какая вещь? – спросила она. – В краже чего обвиняют Дженет? - Вам незачем это знать. Сюзанна подняла брови. Она часто слышала это выражение от Роберта и была вынуждена терпеть его. Но она не обещала повиноваться Болдуину. Под ее суровым взглядом неловкость Болдуина усилилась и стала почти ощутимой. Где-то здесь таила,,сь слабость, которой она воспользуется. - Я не вижу поблизости ни констебля, ни мирового судьи, - сказала она. - Вы же не хотите, чтобы я обратился к закону. Подумайте о последствиях, мадам. Сюзанна почувствовала, как Дженет дрожит позади нее – отчасти от возмущения, отчасти от страха при напоминании об опасности. Если осуждали беременную женщину, казнь откладывали до момента родов, но затем приговор вступал в силу. - Я не допущу такой несправедливости, - заявила Сюзанна. Она успокаивающе обняла Дженет за плечи. При необходимости Дженет могла лгать без зазрения совести, но воровкой она не была. Болдуин задумался. - Все, что я слышал о вас, мадам, от викария и от своих слуг, говорит, что вы разумная женщина. Это легко уладить. Позвольте мне поискать здесь в Ли Эбби украденную вещь. Я взываю к вашему здравому смыслу. Полагаю, вы согласитесь, что это хорошее решение. Лесть ее не обманула, но у нее не было причин запрещать ему осмотреть дом. Напротив – она нашла причину в пользу такого решения. - Я хочу заключить с вами сделку, мастер Болдуин, - сказала она. – Вы можете искать всюду – там, куда Дженет могла, по вашему мнению, спрятать вашу загадочную вещь. Но после того, как вы это сделаете и ничего не найдете, - вы обещаете оказать мне ответную любезность. - Какую именно? -Вы приведете меня на место преступления и ответите на мои вопросы о воровстве. Болдуин попытался протестовать, но Сюзанна была избавлена от необходимости спорить с ним. - Леди Эпплтон лучше всех в Англии раскрывает тайны, - заявила Дженет. Болдуин не слишком поверил, но все же кивнул в знак согласия. Несомненно, он был уверен, что найдет украденный предмет. Сюзанна же была уверена в обратном. - Начнем с кладовой? – она провела его через сад к небольшому отдельно стоящему строению возле кухни. – Смотрите везде, но ничего не трогайте. Болдуин остановился внутри возле двери, глядя на связки сушеных трав и на всевозможные инструменты для дистилляции и перегонки, а также десятки кувшинов, горшков и других сосудов, на которых были написаны даты. Очевидно, он знал ее репутацию травницы. Тщательно осмотрев остальную часть кладовой, он взглянул на черный ящик в самом темном углу, но попросил лишь поднять крышку. - То, что я ищу, находится не здесь, - признал он, увидев множество бумаг – ее записей, сделанных за долгие годы обучения. В сопровождении Сюзанны он осмотрел все уголки и щелочки Ли Эбби, в том числе кухню, пекарню, комнаты слуг и конюшню. Он н ничего не обнаружил, и в конце концов оставался лишь кабинет. - Приятная комната, - заметил он, взглянув на камин с мраморной полкой наверху, выходящее на восток окно и покрытый ковриком столик, на котором стояли хрустальные кувшины и бокалы из венецианского стекла. Сюзанна не предложила ему прохладительных напитков. Она не хотела, чтобы он задерживался. На втором столе стояли тяжелые книги в кожаных переплетах. Их обилие заинтересовало Болдуина. Он рассматривал их с чувством, похожим на благоговение. Сюзанна увидела, что он не искал среди них потерянную вещь. Им двигало любопытство. Variorum planetarium historia(1), написанное на латыни французским врачом и ботаником, показала ему, что она знает больше одного языка. Затем он увидел Cautionary Herbal – энциклопедию растений, опасных для жизни и здоровья, напечатаннуюв Лондоне мастером Джоном Деем(2) два года назад. На нем стояли только инициалы С.Э., но Болдуин, уже осмотревший бумаги в ее кабинете, угадал правду. - Это вы написали? – спросил он. Она кивнула. Анонимность была идеей Роберта, а не ее. Это позволяло ему приписать авторство книги себе. Не сказав ничего в ответ, Болдуин оставил книги и торопливо зашел в маленькую комнату, вдыхая аромат лавровых листьев, разбросанных среди бумаг. Он остановился напротив большой гравированный карты, висящей на стене и занимавшей почетное место в комнате. Сюзанна почувствовала напряжение. Она попыталась расслабиться. - Может, вы хотите заглянуть за mappa mundi (3)? Вряд ли в этой стене есть скрытая панель. - Мадам, это карта мира. А mappa mundi обычно называют текстовые описания. - Мой муж называет это mappa mundi. - Сэр Роберт – джентльмен, который слегка интересуется мореплаванием и открытием новых земель… в разговорах и книгах, - тон Болдуина подразумевал, что сам он участвовал во всем этом, поэтому является авторитетом. - Вы закончили поиски? – она заметила раздражение в своем голосе, и это раздосадовало ее почти так же, как поведение Болдуина. - Да, я сделал все, что намеревался. - Хорошо. Я уже приказала оседлать моего коня. Через несколько минут она уже расположилась в седле, сидя боком на лошади, опираясь обеими ногами на бархатную повязку и поддерживая одно колено в прорези приподнятого седла. Но ей пришлось задержаться, потому что Дженет настаивала на том, чтобы поехать с ними, и ей потребовалась помощью двух крепких парней, чтобы подсадить ее в седло позади одного из них. - Ты же ненавидишь ездить верхом, - напомнила ей Сюзанна. – Даже когда ты не носишь ребенка. - Здесь недалеко, - возразила Дженет и обхватила руками талию мужчины впереди нее. Ясно, что она не собиралась оставаться в стороне, и Сюзанна признавала ее право сопровождать их. Непохоже, что Дженет теперь могут арестовать и допросить, а тем более - осудить и казнить, так как Болдуин не нашел доказательств ее вины. Но он не отказался от обвинения. Честь Дженет по-прежнему оставалась под угрозой. Дом Болдуина находился меньше чем на расстоянии двух миль, если идти напрямую через сады Ли Эбби и небольшой лесок, выходящий прямо к кухонной двери. Но по дороге расстояние было вдвое длиннее, а так как ночью шел дождь, то они двигались медленно. Сюзанна пыталась вытянуть информацию у Болдуина. Он по-прежнему отказывался сообщить, что именно у него пропало. - Это был подарок для королевы, - наконец признался он после настойчивых расспросов Сюзанны, - для достижения некоторых дипломатических целей. Но я сообщаю это лишь вам. Я не доверяю больше никому. После дальнейшего ободрения она убедила его рассказать о своих путешествиях. Торговец-путешественник, он недавно вернулся из Персии, где он, по его словам, был первым англичанином, ступившим на эту дальнюю землю, прибыв туда на два года раньше представителей Московской компании. Он побывал при дворе царя Ивана Грозного, а затем персидского шаха Тахмаспа и Абдуллы Хана, властителя Ширвана. Всего мастер Болдуин провел шесть с половиной лет вдали от Англии и вернулся богатым. Когда они приехали в его дом, Болдуин провел женщин в комнату на верхнем этаже. Дженет разглядывала ее с таким удивлением, что Сюзанна поняла: во время прошлого визита Дженет не побывала в этой части дома. На стенах висело много карт и таблиц, а другие сокровища Лондонец хранил в сундуках и на столах. Среди них было множество предметов, назначения которых Сюзанна не знала. - Навигационные приборы я привез из путешествий, - сказал он, заметив направление ее взгляда. – Ваш муж так же восхищался ими, как и вы. Она хотела расспросить подробнее про посещение Роберта, когда Дженет вскрикнула. Ее лицо покраснело от смущения. - Я не думала, что оно живое, - пролепетала она, указывая на существо на шелковой подушке возле окна. – А оно открыло один глаз и уставилось на меня. «Оно» оказалось котом – больше всех, каких Сюзанна видела прежде, и покрытое длинным пушистым белым мехом. - Его зовут Бала, - сказал Болдуин про диковинного кота. – Я привез его из Персии. Бала злобно глядел на них, пока Болдуин доставал из ящика украшенный резьбой ларчик из слоновой кости и показывал его леди Эпплтон. - Дар для королевы лежал здесь. - Драгоценный камень? Вы можете его описать? - Почему вы решили, что это драгоценный камень? - Очень просто. Когда вы обыскивали Ли Эбби, я заметила, куда вы смотрели. Увидев размер ларца, я поняла, что предмет не больше ладони вашей руки. А рассказы о ваших путешествиях окончательно меня убедили. Торговцы часто привозят драгоценные камни, чтобы обменять их на другие ценные вещи. Купцы из Московии привозят жемчуга, сапфиры и рубины, а путешественники на Восток – яшму и халцедон. - Это не драгоценный камень, но я не могу отказать вам в логике. Вы крайне… необычная женщина. - Недостаточно необычная, чтобы узнать, что именно у вас украли? Болдуин чуть не улыбнулся. - Это было резное изделие из камня, старинное и очень красивое. В Англии не видели прежде ничего подобного. - Почему вы думаете, что его взяла Дженет? - Такая возможность была лишь у нее – если вы не собираетесь обвинить своего мужа. Он улыбнулся. Сюзанна не улыбалась. Она много лет знала, что ее муж… порочен. Было возможно (хоть и невероятно), что он унес что-то, ему не принадлежащее, из дома мастера Болдуина. - Я обнаружил пропажу камня сегодня утром, - продолжал Болдуин, - когда я последний раз снимал крышку с ларца, сэр Роберт стоял позади меня. На секунду Сюзанне показалось, что она услышала в голосе Болдуина намек на то, что он в первую очередь заподозрил не Дженет, а Роберта. - И вы не проверили, на месте ли эта вещь, после его ухода? Как вы беспечны, мастер Болдуин. – Стараясь избежать его взгляда, она подошла к окну, чтобы снова поглядеть на диковинного кота. Его мех был мягким и нежным на ощупь. Ее тонкий сарказм возмутил Болдуина. - Мне говорили, в том числе члены правительства Ее Величества, что я могу полностью доверять владельцу Ли Эбби. - Кто бы вам это ни сказал – скорее всего, он имел в виду леди Эпплтон, а не сэра Роберта, - вырвалось у Дженет. Болдуин пристально взглянул на нее. - Вы очень странная служанка, - произнес он. Решив, что с него хватит внимания этих странных гостей, Бала резко поднялся с подушки. Через минуту он уже играл легким деревянным диском. Это шашка, поняла Сюзанна. Элемент игры. - А я-то ее искал, - проворчал Болдуин и наклонился, чтобы забрать шашку у кота. - Вот твоя игрушка, - сказал он коту и бросил ему подушечку, набитую кошачьей мятой. Кот не обратил на нее внимания. Сюзанна улыбнулась. Если мастер Болдуин создает игрушки для кота – он вполне способен ценить необычных слуг и признавать женский ум. И лучший способ для этого – раскрыть тайну пропавшей драгоценности. - Как выглядит украденный предмет? Все еще глядя на кота, он ответил: - Его цвет – темно-зеленого яблока. Он не больше двух дюймов в высоту с чудесной резьбой и в форме лошади. Дженет такие вещи не интересовали, а Роберт был без ума от лошадей. Помолчав минуту, Сюзанна начала рассуждать вслух. Ей в первую очередь хотелось очистить Дженет от подозрений. - Хотя я не вижу следов того, что кто-то проник в эту комнату, - согласитесь, что она плохо защищена. В окно легко влезть снизу. Камень могли украсть в любое время после того, как вы его показали Роберту. Скажите, он заходил в эту комнату, когда осматривал дом? - Мы взяли ларчик с собой, когда вышли в зимнюю гостиную возле кухни, где моя кухарка приготовила нам легкую закуску. Именно там видели вашу экономку, леди Эпплтон, хотя никто из слуг не упоминал о ней до тех пор, пока я не обнаружил пропажу и не начал опрашивать их. Мастер Болдуин показал путь на нижний этаж, и Бала пошел за ним, но коту скоро они наскучили, и он выпрыгнул из зимней гостиной через открытое окно. - Когда, по-вашему, Дженет могла украсть камень? – спросила Сюзанна. – Когда вы не видели ларца? - Я оставил его на столе, когда вышел провожать сэра Роберта. Я увидел, как он выходит через переднюю дверь, а затем вернулся забрать камень. Значит, он не заглянул в ларец. Чтобы оправдать Дженет, придется обвинить Роберта. Вместо этого она попросила несколько дней, чтобы решить задачу, намекнув, что местные жители ей доверяют, а мастеру Болдуину ничего не скажут. - Вы для них чужак. - Да, согласился он. - Лондонец. ххх - Ну, Дженет? – спросила леди Эпплтон, когда они шли обратно в Ли Эбби. Они отправили лошадей с конюхом и пошли домой пешком. В лесу никто не мог услышать их разговора. - Я не брала лошадки. - Но ты была в доме мастера Болдуина в тот день, когда сэр Роберт приезжал к нему. Дженет неохотно кивнула. - И ты заходила в гостиную. - Да. Мне стало интересно, когда я услышала голос сэра Роберта. - Значит, ты выскользнула из кухни и спряталась, так что могла услышать, о чем он говорил с мастером Болдуином. Дженет не пыталась отрицать этого. Сюзанна слишком хорошо ее знала. - Когда они оставили маленькую коробочку, мне захотелось посмотреть, что в ней лежит. Я прокралась через комнату и открыла крышку, чтобы заглянуть внутрь. - Камень был там? - Да, но я едва успела посмотреть на него, потому что услышала, что мастер Болдуин возвращается. Я закрыла крышку и спряталась в алькове за стеной, ожидая, пока мастер Болдуин возьмет ларец и унесет. Затем я вышла из его дома и пошла домой. Значит, камень был в ларце, когда Роберт ушел. - Что нам теперь делать, мадам? Это ужасно, когда тебя считают воровкой. Сюзанна не хотела подозревать Роберта, но она слишком хорошо знала мужа. Она не догадывалась об его мотивах, но допускала, что он позже вернулся в дом Болдуина и украл камень из верхней комнаты. Она поклялась выяснить правду. Но не совсем представляла, что делать с этой правдой потом. ххх Когда сэр Роберт Эпплтон уезжал с секретной миссией для короны, он не давал жене повода ожидать своего скорейшего возвращения в Ли Эбби. Но когда Сюзанна и Дженет вернулись домой – он был там. Сюзанна застала его в кабинете, где он снимал mappa mundi, чтобы посмотреть на стену позади нее. - Я думала, вы собираетесь отплыть из Лондона, - сказала она, когда он опустил панель, показав тайник для небольших ценностей. - Я должен переплыть Ла-Манш и Ирландское море, чтобы встретить корабль на берегу Франции. Ли Эбби находилось на полпути между Лондоном и Дувром. Остановку не выглядела подозрительной, но Сюзанне такой ход событий не понравился. - Вам лучше поторопиться, - посоветовала она, - пока вас не арестовали. Взгляд, который он бросил на нее через плечо, выдал беспокойство. Они вступили в брак по расчету. Хотя они жили не хуже многих пар, между ними давно было мало любви и еще меньше доверия. - У вас есть причины думать, что это возможно? Она кратко сообщила ему о визите мастера Болдуина и об осмотре дома, не упомянув, однако, что он подозревал Дженет. У него на лбу появилась морщина между темными волнистыми волосами и такими же темными бровями. Он был явно взволнован ее рассказом, но это не доказывало, что он украл камень: обвинение в воровстве было само по себе поводом для беспокойства. - В этом ларце находился дар для королевы, - сказал Роберт через минуту. – Его следовало вручить Ее Величеству после того, как представители Московской Компании, с которыми Болдуин был связан в юности, нанесут первый официальный визит шаху. Поездка Болдуина в Персию не была одобрена свыше. Сюзанна ждала, пока он первый не прервет молчание. - Тот, кто украл камень, хотел разрушить союз между Англией и Персией. - И кто же этого хотел? - Вам ни к чему это знать. - Мне следует это знать, если обвиняют кого-то в Ли Эбби. О чем вы говорили с мастером Болдуином? Почему он показал вам камень? - Я повторяю, мадам, что это вас не касается. Пока Сюзанна пыталась сдержать ярость, вызванную его словами, Роберт достал из тайника в панели много бумаг, завернутых в непромокаемую ткань, и положил их в карман темно-зеленого камзола. Затем он достал что-то поменьше, что он, видимо, спрятал в своем бархатном одеянии. Она моргнула. Не вытащил ли он лошадку? Ей нужно было поискать за картой до его возвращения. Ни одна женщина не хочет узнать, что ее муж – вор, но не знать правды намного хуже. Возможно, она раньше проявила хитрость, когда отвлекла внимание мастера Болдуина от карты своим саркастическим замечанием а тайнике позади карты. Она не подозревала, что у Болдуина уже были сомнения в честности Роберта. Теперь она поняла, что обвинив служанку вместо хозяина он достиг своей цели: осмотра Ли Эбби – встретив меньше сопротивления. Когда сэр Роберт снова закрыл тайник, он подошел к жене. - Прощайте, моя дорогая, - сказал он и грубо поцеловал ее прежде, чем она успела увернуться. – Мне некогда встречаться с нашим новым соседом. Вы должны уладить это дело наилучшим образом. Он знал, что она серьезно относится к их брачным обетам. Она поклялась повиноваться ему. Эхо его издевательского смеха звучало в комнате долго после его ухода. Сюзанна последовала за мужем, чтобы увидеть его отъезд. Давно миновали дни, когда они пили прощальный бокал с благословением. Вместо этого она посмотрела на карту. Она помнила, что Роберт открывал тайник дважды. Чтобы достать оттуда что-то небольшое? Или положить туда? Мастер Болдуин говорил, что фигурка не выше двух дюймов. Она посмотрела на свою ладонь. Она была сильной и натруженной, с короткими ногтями и пятнами от разных травяных составов – и достаточно большой, чтобы спрятать предмет такого размера. Даже вдвое меньшей ладони бы хватило. Значит, Роберт мог прямо сейчас спрятать от нее лошадку. Сюзанна знала характер профессиональных разведчиков, в частности, своего мужа. Они любили усложнять простые вещи. Он мог сделать вид, что достает лошадку, а вместо этого положить ее в тайник. Она подошла ближе к карте. ххх На следующее утро Сюзанна снова шла по дороге из Ли Эбби в дом мастера Болдуина, на этот раз одна. Она останавливалась, чтобы осмотреть некоторые места – последнее там, где тропа выходила из лесу и направлялась прямо к дому. Через четверть часа, когда Болдуин встретил ее в зимней гостиной, она вручила ему пропавшую лошадь. Сжимая в пальцах камень цвета зеленого яблока, он ждал объяснений. - Вы говорили, мастер Болдуин, что оставили ларец без присмотра, когда выходили проводить моего мужа к двери? - Да, именно так. - И он не был заперт? - Нет, я не закрывал его на ключ, пока не вернулся. И вы знаете, что я не заглядывал внутрь. - А Бала, похоже, очень хитрый кот. - Бала? – он удивленно моргнул. - Это кот взял ваш камень. - Бала? – изумленно повторил он. - Я нашла камень возле тропы между этим домом и Ли Эбби, - объяснила она. – Он маленький и легкий. Коту легко унести его во рту. Когда коту надоело его нести, он бросил его там, где его трудно было заметить среди листьев и травы. - Я не искал вдоль тропы, - признался Болдуин. – До вчерашнего дня я не знал, что между нашими поместьями есть тропа. Как я и ожидала, подумала Сюзанна. Болдуин быстро пересек комнату и подошел к белому созданию, спящему на столе, накрытом ковром. Сюзанна не сомневалась, что кот мог сделать то, что она ему приписала. И она знала, что он, как и все коты, мог убежать далеко, преследуя мышь или другую жертву. - Кота правильно назвали, - проворчал Болдуин. – По-персидски Бала означает «неприятность». На секунду Сюзанна испугалась, что мастер Болдуин причинит вред животному. Он поднял кота, держа на вытянутой руке, но всего лишь укоризненно посмотрел на него. Затем, покачав головой, прижал кота к себе и обернулся к соседке. При виде этой нежности сердце Сюзанны сжалось. Она внезапно устала улаживать сделанное Робертом, позволять ему приписывать себе ее достижения, перекладывать на других свои постыдные деяния. А еще она не любила лгать. Посмеет ли она признаться мастеру Болдуину, что камень был позади карты? Что Роберт проник на верхний этаж его дома и украл камень? Поверив, что его воровство раскрыто, он не выказал никаких угрызений совести – лишь приказал жене, как обычно, подчистить за собой грязь и уладить это наилучшим образом. У нее вырвались слова: - Бала не… - Хотел доставить неприятностей, - закончил Болдуин за нее. – Я знаю. Вы позволите мне передать вашей экономке небольшой подарок в знак извинения? - Она будет очень рада. Но я… На этот раз он поднял руку, чтобы остановить ее. - Все кончилось к лучшему. Вы защитили тех, кто вам дорог, я вернул свою лошадь. Лучше нам больше не говорить об этом. Она посмотрела ему в глаза и поняла, что в признаниях нет нужды. В его взгляде была странная смесь триумфа и сострадания. В этот краткий миг Сюзанна и Лондонец прекрасно поняли друг друга. Замечание автора «Персидские» коты на самом деле пришли из Турции. У них еще не было плоских морд, которые ассоциируются сейчас с этой породой. В 16 веке их экспортировали из Персии и Турции в Москву. Хоть я и не знаю, попал ли какой-то кот в Англию в это время – кто-то из участников Московской компании вполне мог привести домой такого кота. (1) Variorum planetarium historia Variorum (сокращение от «cum notis variorum scriptorum») — издания сочинений античных классиков с примечаниями и комментариями, печатавшиеся преимущественно у Эльзевиров, в Амстердаме и Лейдене, в течение второй половины XVII и начала XVIII века. Наиболее значимые издания, подготовленные учёными Иоанном Гроновиусом, Николаем Гейнзиусом и Корнелем Шревелиусом: Гомер (1656), Виргилий (1664), Плавт (1664), Тит Ливий (1666), Саллюстий (1665), Плиний Старший (1669), Овидий (1670), Гораций (1670), Ювенал (1671), Тацит (1673, 1685). Название «Variorum» присваивается и некоторым позднейшим изданиям классиков, вышедшим не в Голландии, например, оксфордскому изданию Овидия (1825) и др. 2) Джон Дей (англ. John Day) или Дайе (англ. Daye, ок. 1522 — 23 июля 1584 года) — английский протестантский печатник. Специализировался на печати и распространении протестантской литературы и памфлетов. Также издал множество малоформатных религиозных книг. (3) mappa mundi – средневековая европейская карта мира.
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. Последний раз редактировалось Aliskana; 05.04.2021 в 16:14. |
12.02.2021, 16:07 | #29 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |
12.02.2021, 21:54 | #30 |
Вольная мастерица
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Пока Кармиэль
Сообщений: 26,047
|
Прекрасная и малоизвестная российская писательница Инна Булгакова
Мне очень нравится "Гости съезжались на дачу", "Только никому не говори", "Смерть смотрит из сада".
__________________
Плохой купил ты телевизор - В нем лишь убийства и разврат. Верни наш старый чёрно-белый Про мир гагарин и мосфильм. Предпочитаю вежливость. |