[Self]

Из жизни Пушкина

В*психографии Пушкина основополагающий факт, недооцениваемый биографами-пушкинистами*— отчуждающая, жестокая родительская холодность, с*оттенком даже расовой неприязни, черная дыра взамен их*любви, одиночество на*корню, изгойство.
«Ну*что*ж за*угрюмый увалень этот мальчуган!.. От*Александра не*услышишь смеха. Он*не*бегает. Роняет игрушки. Шляется из*комнаты в*комнату, лениво таская ноги...»
Молчаливость и*ярко выраженная лень раздражают мать мальчика. Ей*бы хотелось ребенка бойкого, смеющегося, живого. Она предпочитает ему сестру Ольгу, которая на*два года старше, и*предпочтет ему брата Левушку.
Право, из*трех детей именно Александр делает ей*менее всего чести. Надежда Осиповна испытывает к*нему какое-то брезгливое отвращение. Сама удивляется, что произвела на*свет такое чучело. Да, собственно говоря, на*кого он*похож? На*дурно выбеленного негра, вот на*кого... Она насильственно заставляет его бегать... надувает губы на*сына, не*разговаривая с*ним по*целым дням; жалуется Сергею Львовичу, проливая потоки слез..
Тот злится, кричит, отмахивается, требует, чтобы ему больше не*досаждали историями про маленького Александра...
«...Он при всяком случае потирает ладони одну об*другую... теряет носовые платки...»
Надежда Осиповна завязывала ему ручонки за*спину, да*так и*оставляла на*целый день... приказывала пришивать ему платок к*курточке, причем велела менять его не*чаще двух раз в*неделю; и, чтобы унизить сына, заставляла его выйти к*гостям, коим и*показывала этот пришитый платочек, сопровождая это пространными комментариями.
Бедный ребенок краснел со*стыда, как рак, понурив голову...
Представь, Друг мой, малютку Пушкина со*связанными за*спиной ручками, с*пришитым к*куртке платком. Представь малыша Пушкина, на*глазах которого мать хлещет сестренку по*щекам, требует просить прощения; сестренка кричит: «Лучше повешусь!»*— и*Пушкин хватает гвоздь и*пытается вбить его в*стену. «Что ты*делаешь?!»*— орет мать. «Моя сестра хочет повеситься, вот я*и*готовлю для нее гвоздь»,*— объясняет маленький Пушкин; видно, он*уже знает, как вешаются...
Такое не*проходит бесследно и*для обычного среднего человечка. А*это было дитя с*безмерной чувствительностью и*бездонной памятью*— ребенок, переживания которого множились на*бесконечность.
О*страданиях гения должен знать каждый*— не*чтобы его пожалеть, а*чтобы понять себя, и*не*только себя.
Родители и*взрослого Пушкина не*опознают. Они стыдились сперва некрасивого маленького недотепы, потом беспутного повесы, крамольника, игрока, вечно безденежного. Ну*стишки пишет, кому-то они нравятся...
Они не*были чудовищами. Они были обыкновенными неплохими людьми. Заурядными. Суетными. Тоже страдающими и*безумно одинокими, каждый по-своему. Не*умели помочь ни*себе, ни*друг другу, ни*своим детям. О*гениальности сына их*Александра, как и*о*гениальности вообще*— ни*малейшего представления.
Все как у*всех*— того лишь и*хотели взаимоодинокие родители Пушкина: быть как все*— в*применении к*обществу, к*коему причислялись и*которое называлось, в*насмешку будто*бы, высшим светом. Какой там свет. Темень, мгла человеческая. (И*книга*— не*в*свет выходит, а*во*мрак ночи летит...)
Медлительный, печальный, но*быстроглазый малыш уже знал душою свою судьбу.
Может быть, ранняя рана отверженности и*задумана была свыше для особой заряженности... Сам он*об*этом помалкивал.
Благодарная память обращалась к*чудесной няне и*к*доброй бабушке*— к*счастью, не*было безысходности в*детском том одиночестве, было к*кому прильнуть... А*главное, был у*себя он*сам, открытый всему и*вся, взявший в*друзья целый мир.
В.Леви