[Aliskana]

↓↓ Катерина Мурашова Тонкая грань

– Скажите, доктор, ведь даже если развод хороший, это ведь все равно плохо, да? – женщина смотрела тревожно, бесцельно перебирала на коленях какие-то бумажки, причем бумажки были отнюдь не детскими рисунками и не школьными тетрадками (рисунки я прошу приносить, они бывают информативны, а тетрадки разумные родители часто приносят сами, когда речь идет о школьных проблемах чада), а что-то явно медицинское.

– В каком смысле «хороший» и в каком смысле «плохо»? – решила уточнить я.

– Ну, мы с бывшим мужем никогда при ребенке не ругались, не оскорбляли друг друга, относились всегда с уважением, расстались культурно, дочку никогда не «делили», она с отцом после развода стала, может быть, даже больше общаться (раньше он все на работе, или спит, или у телевизора, а тут все-таки два вечера в неделю чисто ей посвящены), у нас и теперь с ним очень хорошие, по-настоящему дружеские отношения…

(«Чего ж вообще разводились при таком благолепии-то?» – подумала я, но вслух ничего не сказала.)

– Но ведь ребенку все равно плохо, если родители развелись? Это для него психологическая травма? Я в книжках читала, да и сама понимаю. И педиатр нам сказал…

– Ну ничего особо хорошего, конечно… – я пожала плечами. – Но обычно современные дети легко приспосабливаются. Тем паче что с отцом ваша дочь свободно и позитивно общается, гадостей ей про него вы, насколько я понимаю, не рассказываете, он ей про вас – тоже…

– Нет, нет, что вы!

– Так а что, собственно, вас сейчас-то волнует?

– Понимаете, она все время болеет! – женщина положила внушительную кипу медицинских бумажек на угол моего столика. – Причем какими-то невразумительными заболеваниями, которым медики толком не находят причин. Дерматит без аллергии (мы проверялись в аллергоцентре), дискинезия кишечника, голова кружится, сердце болит, что-то с суставами, недавно вдруг начала хромать, потом перестала, потом начали слезиться и распухать глаза, еще вылезали волосы и слоились ногти…

– Это не имеет никакого отношения к вашему разводу! – твердо сказала я, сама не на шутку встревожившись. – Это похоже на какое-то системное заболевание. Может быть, на сложную инфекцию, грибковое поражение, глистную инвазию… Вы обследовались?

– Три раза, полностью, в диагностическом центре. Нашли лямблий. Лечились. На третьем обследовании вроде бы нашли нехватку какого-то фермента, но клиническая картина не совпадает совершенно.

– Может, что-то генетическое? В роду ничего такого?..

– Ничего! И, понимаете, все дело в том, что Варя-то росла совершенно здоровым ребенком, даже простудами болела крайне редко. И все это началось практически внезапно, три года назад, через полгода после нашего развода.

– Правда? – глупо спросила я, значительно растерявшись. Но ведь бывают же и совпадения… Развод родителей вполне мог по времени совпасть с первыми проявлениями какой-то загадочной болезни, которую вот уже три года не может найти и определить коллектив профессиональных диагностов… Честно сказать, я уже и сама в это не очень верила…

– Варе сейчас четырнадцать. Значит, когда вы развелись, ей было одиннадцать…

– Да. Эндокринолог нам говорила, что, может быть, когда начнутся месячные, она это все перерастет. Мы поверили и ждали (надо же на что-то надеяться), месячные начались год назад, но ничего, увы, не изменилось…

Внутренне приняв к рассмотрению психосоматическую гипотезу происходящего, я быстренько прошлась по самым важным и уязвимым местам: отношения Вари с отчимом, с новой женой отца, с дочерью новой жены (почти взрослая девушка, старше Вари), с новорожденным сводным братиком, с одноклассниками, с учителями, с другими сверстниками…


Ни-че-го. Варя ко всем относится хорошо, всеми любима, можно даже сказать, что ее обожают. А за что ее не любить-то? Вот все говорят: подростковый возраст, подростковый возраст… А мы ничего и не заметили такого. То есть что-то вроде вот как раз в одиннадцать лет начиналось ершистое, а потом тут же и кончилось. Варя умеет говорить комплименты, Варя услужлива и спокойна, у нее много подружек, они приходят к ней в гости и зовут к себе, учителя готовы идти на любые уступки, чтобы она могла досдать пропущенное. Отчим говорит: если наш вырастет хоть вполовину таким же умным и добрым, как Варька… Новая жена отца готова всей семьей ехать на тот кишечный курорт, который рекомендовали Варе. Сводная сестра (со слов отца) говорит: я даже удивилась, что с такой малявкой можно дружить… Мальчики пишут ей во «Вконтакте» и приглашают на свидания, но она, к сожалению, слишком часто болеет…

– Приводите Варю!

* * *
Девочка выглядит ужасно: худенькая до прозрачности, мешки под глазами, сами глаза красные и слезятся, едва слышный голос, тонкие, ломкие на вид волосы, все время почесывается (между пальцами какие-то корочки, на шее и лбу – красные пятна) и нервно зевает. Все свои хорошие отношения со всеми подтверждает однозначно. С удовольствием рассказывает об обеих семьях, о брате и сестре, о подружках. Говорит, что читала мою книжку – едва слышно, но умно хвалит. Что-то меня тут царапает, но я гоню это прочь: вот только не хватало думать о своих писательских амбициях, когда перед тобой ребенок, который так явно и тяжело болен!

С сожалением вздыхая (неприятно рушить очередную надежду), говорю матери: увы, ничем не могу вам помочь, можете проконсультироваться с кем-то еще, но вряд ли это психосоматика, никаких психологических проблем у Вари я даже предположить не могу. Надо обследоваться, искать дальше.

Но матери явно не хочется уходить, она хочет поговорить еще, может быть, в чем-то убедиться. Почему нет? Я расспрашиваю ее о Варе, о раннем детстве (мне все не верится, что ребенок был совершенно, редкостно даже здоров), что она любит и любила раньше, о ее увлечениях…

– Варя много читает?

– Нет, вы знаете, вот тут – нет. Книг совсем не читает. Вообще. Так и не сумели мы с отцом ее приучить. Только по программе, и то с трудом, норовит в кратком пересказе. Вот фильмы смотреть любит, это да.

– Она сказала мне, что прочла мою книжку.

– Соврала, должно быть, – усмехнулась мать. – Чтоб вам приятное сделать. Это я ей сказала, что вы еще и книжки пишете.

Я задумалась. Варя ведь не просто сказала, что, мол, читала, понравилось. Она еще либо узнала откуда-то краткое содержание, либо просто нашла в инете и запомнила какую-то дежурную похвалу. Видимо, это меня тогда и царапнуло – взрослый комплимент, выпадающий по первой ссылке, я его когда-то уже видела…

Моя почти равнодушная расслабленность исчезла, теперь я уже расспрашивала мать вполне целенаправленно. Она сразу почувствовала, что яза что-то ухватилась, и отвечала четко и внятно.

* * *
– Варя, ты всегда говоришь людям то, что они, с твоей точки зрения, хотят услышать. Ты умная и наблюдательная, у тебя обычно неплохо получается. Зачем ты это делаешь?

Девочка колебалась всего несколько секунд. Я загнала ее в нехитрую ловушку: вы уже перестали пить коньяк по утрам?

– Чтобы меня любили, конечно. Этого же всем надо. И никому не плохо. Разве не правильно?

– Когда это началось? Ну, когда ты догадалась так делать?

– Когда мама с папой развелись. Мама все время плакала, а я ходила к папе, а там уже тетя Света была и Эвелина. Она спрашивала меня, и папа спрашивал. Я сначала растерялась и правду говорила – ну, что мама плачет, а папе с Эвелиной хорошо и тетя Света веселая и красивая. И они оба только расстраивались. А потом я прочла на одном сайте – там, кажется, была статья про то, как парню понравиться девушке, и вот там это и было: говорите людям то, что они хотят услышать. И я решила попробовать, и у меня сразу получилось. Я маме сказала, что папа не очень-то счастлив и тетя Света (она его старше) его просто окрутила. А папе – что мама уже начала опять краситься и ходить в театр. А тете Свете – что мне у них даже веселее, чем дома. А Эвелине – что я всегда мечтала иметь старшую сестру (на самом деле я всегда старшего брата хотела). И сразу стало хорошо. Потом мама женилась на дяде Олеге, и я ему сразу сказала, что папа в основном перед телевизором лежал, а он все время все чинит, и это круто, а подружки и учителя – это уже легкотня была после всего…

– То есть ты сейчас не врешь только годовалому брату, да и то только потому, что он еще ничего не понимает…

– Получается, так, – Варя опустила голову. – Но, знаете, братика я на самом деле люблю!

– И на том спасибо, – вздохнула я. – Но только, знаешь, теперь тебе надо будет перестать все это делать. Из соображений оздоровления внешней и внутренней среды.

– То есть это было все-таки неправильно? Ну, в общем-то, я знаю, что врать нехорошо… Но почему же тогда так хорошо получалось и ничего плохого?

– Фигушки, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – возразила я, растопырила пальцы перед Вариной физиономией и яростно почесала между ними.

– Вы думаете?! – всплеснула руками Варя.

– Почти уверена. Но проверить надо в любом случае.

* * *
– Это у нас просто ужасная катавасия какая-то! – воскликнула мать.

Я, в общем-то, знала, что она скажет дальше, и начала прикидывать происхождение слова «катавасия». Приятно было думать, что оно произошло от словосочетания «кот Васька», который катавасию и устроил. Котом Васькой в этой истории была я.

– Помните, я вам говорила, что у Вари нет подросткового кризиса? Так вот, он у нее внезапно наступил в самой резкой форме. Она наговорила всем ужасных вещей, перессорилась почти со всеми, Светлана ее теперь вообще видеть не хочет, а как же ей туда ездить, а она говорит: я с отцом езжу общаться и с Эвелиной…

– С Эвелиной не поссорилась?

– Нет, та, наоборот, бывшему мужу сказала: наконец-то сестренка ожила, а то все была как из сладкой ваты сделана…

– А здоровье-то?

– Выздоровела совершенно, в том-то и дело! Как и не было ничего! Выходит, прав был эндокринолог? Но учителя меня уже третий раз за четверть вызывают! И я сама с ней постоянно собачусь: я ей слово, она мне десять! Олег говорит: может, ее в церковь сводить? Что же это делается-то?!

* * *
– Ну как тебе теперь?

– Воинственно. Зато смотрите: вообще не чешусь.

– Вижу. Будем учиться искать грань?

– Какую грань?

– Ну, между подростковым максимализмом и сахарной ватой. Не пропадать же совсем такому шикарному навыку, в котором ты три года упражнялась!

– Что ж, давайте… – вздохнула Варя. – А то я тут даже со своей лучшей подругой Лидкой разругалась. Да и с мамой надоело… Но я от этого опять чесаться и поносом страдать не начну? – спросила с подозрением.

– Ну, мы постараемся осторожно, в людях ведь, на самом деле, по правде много хорошего…