[if]

9 Почему люди верят

Однозначной причины существования и религии и присущих ей характерных свойств быть не может, поскольку мы имеем дело со следствием совокупной релевантности, то есть успешной активации целого ряда разных систем сознания. Активация целого арсенала когнитивных систем объясняет само существование религиозных понятий, их успешное закрепление в культуре, восприятие их как достоверных, а также не всеобщее восприятие их таковыми, а кроме того, возникновение религии в истории человечества и ее сохранение на фоне развития современных научных представлений. У нас имеются экспериментальные данные для разных систем логического вывода, отвечающих за определенные области входящей информации. Религиозные сигналы провоцируют активацию определенного набора этих систем, а значит, велика вероятность, что концепции такого рода формируются в человеческом сознании, интуитивно воспринимаются как достоверные, вызывают у части людей согласие с официальной формулировкой и не подвержены разлагающему влиянию, в частности научному. Описанные мной когнитивные процессы не столько обусловливают все это, сколько делают более вероятным.
...
Вопрос «Как можно верить в…» возникает, разумеется, только у тех, кто сам в такое не верит. Особенность искренней веры в том, что человека обычно мало интересует ее происхождение и то, как она поселилась в его сознании. Например, многие из нас убеждены, что соль белая, а сталь твердая, но мы в большинстве своем не знаем, как к этим убеждениям пришли, и нам все равно. Вопрос о происхождении веры в религиозном контексте обычно занимает скептиков. Это не обесценивает вопрос – отнюдь нет, – но становится понятно, почему на него обычно даются ответы, которые мне кажутся неудовлетворительными и даже сбивающими с толку.
...
Религиозная вера особых усилий не требует. Поэтому только скептики склонны считать веру недомыслием: люди верят в сверхъестественные сущности, потому что суеверны, идут на поводу эмоций, психически неуравновешенны, примитивны, не понимают, что такое вероятность, у них плохая научная подготовка, им промыли мозги, им не хватает духу оспорить внушаемое. Если смотреть с такой точки зрения, люди верят, потому что не могут (забывают, им некогда, нет желания или способности) фильтровать несогласованные или беспочвенные утверждения. Принципы: Впускай в сознание только четкие и точные мысли. Признавай только последовательные утверждения. Прежде чем признать утверждение, рассмотри доказательства. Рассматривай только опровержимые утверждения.
...
Большинство религиозных традиций по обыкновению пренебрегает требованием последовательности. Некоторые религиозные утверждения заведомо направлены на то, чтобы нарушать его. Скептиков приводят в замешательство христианские положения о том, что бог един в трех лицах, что он всемогущ, но мы вольны в своих поступках, и многие другие очевидно непоследовательные утверждения. На просьбу пояснить обычно следуют еще более запутывающие ответы, стремящиеся избежать непоследовательности ценой очередного нарушения требования ясности. Религиозные утверждения эмпирическим путем опровергнуть не получится. Философы столетиями описывали это отсутствие умственной гигиены, которое ведет к беспочвенным верованиям и убеждениям. Однако они могли изучать работу сознания лишь с помощью самоанализа и рассуждения. Когда психологи заменили этот инструментарий на экспериментальные исследования, обнаружился целый сонм психических процессов, которые, судя по всему, и уводят нас от четких и обоснованных убеждений. В частности:
• Эффект консенсуса. Человек склонен подгонять свое восприятие событий под чужие описания. Например, воспринимая предъявленное выражение лица как сердитое, он будет утверждать, что видит на лице отвращение, если именно это будут утверждать все окружающие.
• Эффект ложного консенсуса. Явление противоположного характера: человек проецирует свои впечатления на остальных, ошибочно полагая, например, что эмоциональная реакция окружающих на событие идентична его собственной.
• Эффект создания. Самостоятельно сгенерированная информация часто запоминается лучше, чем воспринятая. В вымышленной сцене подробности, которые вы придумаете сами, засядут в памяти крепче, чем те, что были подсказаны другими.
• Иллюзии памяти. Экспериментальные психологи без труда создают ложные воспоминания, вселяющие в человека интуитивную уверенность в том, что он действительно слышал или видел нечто на самом деле вымышленное. Кроме того, воображаемое действие при достаточно частом повторении вызывает иллюзию, будто вы совершили его на самом деле.
• Искажение отслеживания источников. При некоторых обстоятельствах человек склонен путать источники информации. (Это я сам додумался или кто-то сказал? Слышал я об этом или читал?) Это осложняет оценку надежности информации.
• Склонность к подтверждению своей точки зрения. Рассматривая ту или иную гипотезу, человек замечает и вспоминает подтверждающие ее данные, гораздо хуже улавливая противоречащие. Подтверждение заставляет человека вспомнить о гипотезе и воспринимается как доказательство; отрицание о гипотезе не напоминает и поэтому не рассматривается вовсе.
• Снижение когнитивного диссонанса. Человек склонен подгонять хранящиеся в памяти убеждения и впечатления под новые данные. Если его впечатление о ком-то изменится в свете новой информации, он будет думать, что именно такое впечатление у него сложилось изначально, даже если прежде оно было противоположным.
...
Если все вышесказанное верно, достаточно ли этого для объяснения? Подобные доводы бесполезны, если мы хотим разобраться, почему люди верят именно в такие сверхъестественные сущности, а не в другие. Сюжетов об исчезающих островах и говорящих котах у людей хватает, но на них, как правило, не строят религиозные верования. И наоборот, люди создают представления о духах и человекоподобных богах и применяют их к целому ряду социальных вопросов (какое поведение считать этичным, что делать с мертвыми, в чем причина несчастья, зачем совершать обряды и т. п.). Все это слишком продумано, чтобы возникнуть на основе банального пренебрежения принципами рационального мышления.
...
Однако у версии о когнитивных искажениях есть гораздо более серьезный недостаток. До сих пор мы исходили из того, что в сознании отражаются единицы информации, которые человек затем отвергает или принимает на веру. С этой точки зрения происходящее в сознании требует двух разных функций или органов – один из них будет адвокатом, а другой – судьей. Адвокат предлагает разные представления – во всех подробностях, со всеми связями, требованиями и оправданиями – на рассмотрение судье, который выносит вердикт. Какие-то представления выигрывают судебный процесс, и тогда им разрешается продолжать свою деятельность в сознании. Какие-то отметаются как невероятные и отправляются на когнитивную помойку. Но судебная версия не выдерживает критики, если присмотреться к системам, ответственным за сбор и обработку информации в мозге. Среди сотен специализированных систем, составляющих нормальный мозг, многие оказываются сами себе адвокатом и судьей. Они не предъявляют собранные данные ни судье, ни суду присяжных, а выносят вердикт сами, еще до того, как передать дело другим системам. Многие даже не утруждаются составлением связного заключения, просто отсылают им разрозненные данные, представляя их как факт, а не материал для прений.
...
Таким образом, у нас имеются две разные модели того, как сознание выносит вердикт. Бывает, что мы взвешиваем доказательства и на их основе принимаем решение. В то же время многое принимается сознанием на веру подспудно и неподотчетно. Обсуждая религиозные идеи и верования, мы представляем их обработку в сознании согласно первой модели – с участием судьи и адвоката. Нам кажется, что представления о сверхъестественных сущностях – что они делают, как выглядят и т. п. – предъявляются сознанию, а затем по итогам прений либо принимаются как достоверные, либо отбрасываются. Однако на самом деле они усваиваются далеко не так.
...
Что происходит в сознании при выработке убеждений? Во-первых, чтобы не запутаться, нужно всегда отличать имплицитные, подспудно протекающие в системах логического вывода процессы, и эксплицитные, или осмысленные, представления. Происходящее на «кухне» сознания недоступно осмыслению, не формулируется в виде фраз, поэтому протекающие там процессы для нас загадка. Во-вторых, содержимое явной мысли – того, что мы обычно называем убеждением и верой – зачастую представляет собой попытку оправдать или объяснить интуитивные умозаключения, выступающие итогом неявных, имплицитных процессов на «кухне» сознания. Это толкование интуитивного восприятия (или отчет о нем). В-третьих, подспудные представления часто обрабатываются несколькими системами логического вывода, каждая из которых обладает собственной логикой. Так что же мы подразумеваем, говоря, что у человека «имеются» убеждения? Если не углубляться, это значит, что он соглашается с определенным толкованием работы своего сознания. Все умозаключения, выводимые специализированными системами, согласуются с эксплицитными интерпретациями, однако ни перед одной из этих систем в действительности не ставится общий эксплицитный вопрос о явлении. Таким образом, человек соглашается с утверждением, которое в общем виде никак в сознании не рассматривалось.
...
Есть ли в мозге особый религиозный центр, особый участок коры, особый нейронный контур, который отвечает за мысли, связанные с Господом? Нет, ничего такого. Да, во время видений и других ярко выраженных эпизодов, которые обычно получают религиозное толкование, отмечается специфическая мозговая активность, но она же отмечается и у тех, кто не рассматривает свои видения через призму религии. Нейроученые обнаружили, что микроприпадки, поражающие отрезок сообщения между корой и другими участками мозга, дают субъективные ощущения, очень близкие к тем, которые описывают мистики. Внезапное чувство умиротворения, единения со всем миром и даже присутствия некой могущественной сущности может до какой-то степени соотноситься с определенной мозговой активностью точно так же, как внетелесные и околосмертные переживания. Знания о нейронных процессах, лежащих в основе «религиозных состояний», постепенно пополняются. В частности, бурные религиозные переживания очень часто подразумевают присутствие некой сущности, поэтому вполне вероятно, что их порождает определенная активность в корковых зонах, отвечающих за представления о чужих представлениях (так называемая интуитивная психология) и за эмоциональный отклик на человеческое присутствие.
...
Для формирования религиозных представлений требуются когнитивные механизмы и способности, которые имеются у нас безотносительно религии. Религиозная этика опирается на нравственную интуицию, религиозные представления о высших силах черпаются из интуитивных установок о действующих силах как таковых и т. д. Религиозные понятия паразитируют на наших когнитивных способностях. В том же смысле, в каком паразитирует на них умение играть на музыкальных инструментах, рисовать картины и даже разбирать чернильные оттиски на листе бумаги. Это значит, что мы можем выяснить, как человек исполняет музыку, рисует и учится читать, исследовав, как эти виды деятельности привлекают к участию когнитивные процессы. То же самое относится к религии. Поскольку формирование религиозных представлений требует самых разных специфических человеческих способностей (это интуитивная психология, различные настройки социального взаимодействия, склонность заострять внимание на некоторых противоестественных образах), религию можно объяснить, описав, как они задействуются и как это ведет к появлению тех черт религии, которые мы наблюдаем в столь разных культурах. У нас нет необходимости искать особый вид когнитивных функций, который включается только при обработке религиозных материй.
...
Основная масса христиан, например, живет в социальном контексте, пропитанном эксплицитно выраженной религиозной доктриной, которая постоянно предъявляется им в четком, связном и систематичном виде религиозными специалистами. Логично предположить, что их религиозные представления будут некими выжимками из этой официальной информации. Однако в действительности все несколько сложнее. Умозаключениями относительно конкретных событий движут интуитивные представления о Господе, зачастую расходящиеся с официальной версией. Эти умозаключения и определяют разницу между верующими и неверующими. Первые думают о возможной реакции Господа на тот или иной поступок; интуитивно чувствуют, что определенное поведение будет в его глазах порочным; верят, что Господь защитит их от той или иной опасности; пытаются понять, почему он посылает им испытания и т. д. Эти мысли не носят теологического характера, то есть они не связаны с вопросом о существовании или могуществе Господа, они касаются более практических материй: чего ожидать сейчас и что делать дальше. И точно так же, как у любого носителя религиозных представлений, эти практические мысли требуют активации разных когнитивных систем. При молитве активируется система, отвечающая за интуитивные заключения об устной коммуникации. Когда человек обещает Господу, что будет хорошо себя вести, у него включена система социального обмена, дающая интуитивную установку, что благо (покровительство) можно получить, лишь заплатив определенную цену (в данном случае покаяние). Предположение, что Господу ведомы человеческие поступки, рождает активация системы интуитивной психологии. Считать, что порочным поведением мы оскорбляем Господа, нам предписывают интуитивные установки этической системы.
...
Наши знания о когнитивных функциях подсказывают, что принятое представление о религиозной вере диаметрально противоположно действительности. Мы считаем, что сперва возникает некое эксплицитно выраженное заключение («рядом с нами обитают предки», «бог существует, и он всеведущ»), дающее человеку возможность осмыслить определенные ситуации. Однако на самом деле в религиозном плане, как и в повседневном, ряд когнитивных систем уже выдал интуитивные выводы, которые обретают смысл в свете этих обобщенных допущений. Так что, на самом деле, чтобы интерпретировать ту или иную ситуацию или спланировать будущие действия, подразумевающие существование богов и предков, вопрос их существования нам рассматривать не приходится.
...
Этическая система придает смысл утверждениям о нравственности тех или иных поступков, представляя предков или Господа свидетелями этих действий, но это лишь домысел, делающий поведение окружающих более релевантным. Точно так же заключение, что предок или Господь находится где-то рядом, обеспечивает релевантное толкование тому, что люди иногда разговаривают с пространством. Но это лишь домысел, который делает их поведение релевантным для системы интуитивной психологии. Допущение, что предки или Господь спасли душу умершего, объясняет некоторые непоследовательные интуитивные предположения, которые имелись у нас на его счет, но и это лишь домысел, с помощью которого особая система ищет смысл в наших собственных реакциях и поведении окружающих. То, что разные системы отталкиваются в выработке умозаключений от схожих посылок («предки рядом», «Господь все видит»), может усиливать их значимость для каждой из этих систем.
...
Как однажды сказал Ричард Докинз, религия «передается» людям только одним путем, и путь этот наследственный. В конце концов, лучший способ угадать вероисповедание человека – выяснить вероисповедание его родителей. Это, разумеется, не значит, что принадлежность к буддистам или мормонам определяется сочетанием хромосом. В своей ироничной ремарке Докинз подчеркивал обстоятельство, которое верующие часто считают само собой разумеющимся и которому остальные не устают поражаться: люди, как правило, исповедуют религию своего сообщества, а другие отметают как не имеющие к ним отношения. Верующие с помощью хитроумных доводов доказывают, что материалистическое или нерелигиозное мировоззрение ущербно и бездуховно, а религия предлагает более полный и широкий взгляд на человеческое бытие. Неверующим интересно, почему общие вопросы метафизического характера так часто, словно по невероятному совпадению, приводят людей к той же самой разновидности религии, которую исповедовали их отцы, праотцы или другие авторитетные старейшины.
...
Склонность перенимать представления родителей (то есть в более широком смысле – представления многочисленных окружающих) – тоже следствие множественной активации когнитивных систем при самых разнообразных обстоятельствах. Мало кто из христиан будет часами размышлять о таинстве Троицы, воскрешении из мертвых и других теологических загадках. Большинство мыслей религиозного характера связаны с конкретными ситуациями, конкретными людьми, конкретными чувствами. Это значит, что такие представления действительно активируются в самых разных обстоятельствах с разной направленностью умозаключений. Но это подразумевает в том числе и то, что на усвоение религиозных представлений принципиально отличным от принятого в данном социальном окружении способом потребуются дополнительные усилия. Чтобы делать на основе определенной концепции бога умозаключения нравственного характера, или связанные с заражением, или из области интуитивной психологии, нужно окунаться в самые разные контексты, где может использоваться эта концепция. Для этого требуется окружение, которое тоже применяет эту концепцию. Дело не только в том, что человек желает оперировать теми же представлениями, что и вся остальная группа. Дело в том, что некоторые представления настолько тесно связаны с социальным взаимодействием, что наличие их лишь у одного члена группы было бы странно и даже маловероятно.
...
После подробного разбора когнитивных процессов, участвующих в усвоении и отражении религиозных концепций, мы знаем, что говорить о религии как о предмете действительности несколько ошибочно. Не стоит в качестве отправной точки противопоставлять религию науке да и вообще чему бы то ни было, поскольку само существование религии как абстракции вызывает сомнения. Вместо нее есть множество бытующих в сознании представлений, множество коммуникативных актов, которые придают им ту или иную степень достоверности, и множество умозаключений, производимых во множестве контекстов. Не менее ошибочно говорить как о предмете действительности о науке. Наука – такой же культурный объект, то есть область представлений, которые существуют во множестве человеческих умов. Науки как таковой нет, есть множество людей, занимающихся определенной деятельностью, есть определенный массив данных, который хранится в определенной литературе, и определенный способ пополнения или модификации этого массива.
...
Религия в западном мире вторглась в область эмпирических данных и выступила с длинным перечнем точных, официально провозглашенных и авторитетных заявлений – предположительно богооткровенных – об устройстве Вселенной и биологии, которые сейчас признаны ошибочными. По каждому пункту, по которому церковь предлагала собственную картину мироустройства, научная альтернатива оказывалась более состоятельной. Церковь проигрывала битву за битвой, причем безоговорочно. Положение, конечно, щекотливое. Разумеется, некоторым удается благополучно закрыть глаза на это неудобство и жить в фантастическом мире, где геология и палеобиология опираются на библейские источники. Но это требует больших усилий. Большинство верующих на Западе предпочитают лазейку: религия – это особая область, ведающая вопросами, на которые наука ответа никогда не даст. На этом фундаменте зачастую строится некая откровенно туманная популярная теология, внушающая, что религия делает мир «прекраснее» или «наполняет смыслом» и занимается «вечными» вопросами.
...
Еще один способ избежать конфликта – попытка, особенно популярная среди некоторых ученых, создать дистиллированную религию: метафизическую доктрину, сохраняющую некоторые аспекты религиозных идей (существует некий творец, созидательная сила, нам ее постичь сложно, благодаря ей мир такой, какой есть, и т. п.), убрав из нее все следы неудобных «суеверий» (бог слышит меня, болезнь – это кара за грехи, обряд необходимо проводить только так, а не иначе и т. д.). Совместима ли такая религия с наукой? Разумеется, поскольку для того она и создавалась. Есть ли у нее вероятность стать религией в привычном нам понимании? Едва ли. В истории человеческих обществ религиозные идеи обусловлены когнитивными факторами и практическим контекстом. Они служат определенной цели. Они дают релевантное толкование таким ситуациям, как рождение, смерть, вступление в брак. Метафизическая «религия», которая не желает марать руки бренными заботами, имеет на рынке не больше шансов, чем автомобиль без двигателя.
...
Наука показала не только категорическую несостоятельность отдельных религиозных сюжетов о создании планет, но и фундаментальную неприемлемость религии как метода познания в принципе и наличие более подходящего способа сбора надежных сведений об окружающем мире. Особенность научного метода познания не только в отрыве от спонтанных интуитивных догадок, но и в особом виде коммуникации, который для него требуется; не только в том, как работает наше сознание, но и в том, как сознание других реагирует на сообщаемую информацию. Научный прогресс обеспечивается очень непривычной разновидностью социального взаимодействия, при которой ряд мотивационных систем (желание снизить уровень неопределенности, произвести впечатление на других, заработать авторитет, а также прослыть знатоком) привлекается к нехарактерным для них, с точки зрения их эволюционной биографии, задачам. Иными словами, научная деятельность очень маловероятна как в когнитивном, так и в социальном плане, поэтому ею занимается крайне мало людей в крайне ограниченном количестве мест на микроскопическом отрезке эволюционной истории.
...
Конечно, все мы прекрасно понимаем, что слегка абсурдно задаваться вопросом, кто и когда придумал религию, если «религией» мы называем некую совокупность. Мы знаем, что в большинстве человеческих обществ имеется представление о противоестественных объектах, в том числе физически противоестественных сущностях, среди которых попадаются крайне значимые в силу обладания информацией определенного характера и т. д. Но, насколько нам известно, у таких сущностей и объектов может быть совершенно разная история. Поэтому вопрос «Когда у человека появилась религия?» имеет смысл, только если вы сами определите, какие составляющие этой совокупности относятся к религии.
...
Религия в нашем понимании появилась, скорее всего, вместе с современным разумом. Зарождение культуры современного типа принято увязывать с символическим «взрывом», произошедшим примерно 50 000–100 000 лет назад, когда резко изменилось количество и качество производимых человеком орудий и возникло множество новшеств, не имевших функционального назначения – использование охры, первые наскальные рисунки, сложные погребения и т. п. Важное отличие от прошлых явлений культурного порядка состояло в разнообразии предметов и представлений, которое может свидетельствовать о развитии того группового сходства и межгрупповых различий, которые мы считаем человеческой культурой.
...
Причиной этого всплеска творчества и многообразия определенно послужили перемены в характере умственной деятельности. Новые возможности символических отсылок и обретаемая гибкость отвлеченных представлений. Ключом к этим переменам стал взгляд на ситуацию со стороны, позволяющий строить интуитивные догадки, почему другие ведут себя именно так. Во многих областях усваивающий просто не может воспринимать сигналы от культурных авторитетов и производить релевантные умозаключения о них, не представляя их коммуникативные намерения.
...
У совокупности специализированных систем логического вывода имеются четкие критерии отбора входящих данных, то есть они воспринимают и обрабатывают только информацию из определенной области, например интуитивной физики или интуитивной психологии, но бывает и более узкая специализация – родительское вложение ресурсов, выбор брачного партнера, создание коалиций, категоризация живых существ и т. п. Культурный взрыв обусловили коренные перемены в когнитивной конфигурации: в частности, появление когнитивной текучести – многообразия информационного обмена между различными познавательными модулями. Разница между первобытным и современным человеком заключается не столько в функциях каждой из специализированных способностей (интуитивная биология, представления о сознании, создание орудий, интуитивная физика), сколько в возможностях использовать информацию из одной области в деятельности, относящейся к другой области. Скажем, артефакты используются как украшения и служат социальным задачам; биологические знания используются в создании графических символов; изготовление орудий способствует развитию местных традиций и эффективно использует местные ресурсы, черпая сведения из интуитивной биологии.
...
Период, когда человеческий мозг устанавливал новые связи между разными системами логического вывода, как мы знаем на примере охоты и изготовления орудий, был также периодом создания визуальных образов сверхъестественного. В пещерных рисунках и других артефактах начали появляться свидетельства тотемных и антропоморфных представлений, а также химеры. Таким образом, археология подтверждает две важные составляющие психологической характеристики сверхъестественных представлений: они требуют отвлеченного мышления (чтобы нарисовать химеру, нужно научиться представлять нечто невиданное) и нарушают интуитивные предположения на онтологическом уровне.
...
Получается, теперь мы можем сказать, когда человек «придумал» религию: когда подобные представления начали возникать в его сознании и завораживать настолько, чтобы он предпринял усилия для воплощения их в материальных объектах. Однако на самом деле все несколько сложнее, потому что религия как понятие не сводится к противоестественным представлениям. Религия – это не только летающие горы, говорящие деревья и биологические гибриды, это еще и сущности со своим субъективным отношением к событиям, это ассоциация со смертью и связь между соблюдением моральных норм и разного рода напастями. Человеческий разум не раскрывался навстречу всем сверхъестественным представлениям без разбора. Наоборот, в силу наличия множества хитроумных систем логического вывода он воспринимал только очень ограниченный набор сверхъестественных понятий: те, которые активируют одним махом когнитивные механизмы, связанные с распознаванием деятельности, избеганием хищников, восприятием смерти, этикой, социальным обменом. Такой совокупной релевантности достигает только очень узкий круг представлений – вот почему у религиозных концепций в разных культурах столько общего.
...
Что современный человек делал и продолжает делать в гораздо большем объеме, чем все остальные виды животных, – это обменивается информацией самого разного рода и характера, причем не только о действительном положении вещей, но и о возможном или долженствующем; не только о своих эмоциях и знаниях, но и о планах, воспоминаниях и выдумках. Подлинная среда человеческого обитания – информация, причем преимущественно поставляемая другими людьми. Это экологическая ниша человека. Вследствие этого уникального поведения создается огромное информационное поле, которое человек столетиями и тысячелетиями обрабатывает и передает из поколения в поколение. Миллионы сообщений в ходе этой передачи пропадают, забываются, могут быть неправильно расслышаны или упущены из виду, тогда как другие передаются дальше, иногда слегка видоизменяясь, а третьи придумываются на ровном месте. Если рассмотреть все это огромное информационное поле в ретроспективе, у нас получится неисчерпаемый «бульон» идей и представлений. И идеи эти постоянно меняются вместе с контекстами. Однако в этом бульоне есть и сгустки – единицы информации, которые появляются в довольно схожей форме в разные времена в разных местах. Они не полностью идентичны, однако строятся, насколько мы можем судить, по ограниченному набору шаблонов. К таким единицам относятся и религиозные концепции и поведение. Чтобы понять, откуда берутся эти повторяющиеся мотивы, не нужно пытаться приписывать им особую пользу, благотворное воздействие или определенную потребность, которую испытывает в них человеческий разум. У нас имеется более простое объяснение. Они устроены так, что их усвоение активирует некоторые когнитивные механизмы и провоцирует умозаключения в несколько большем количестве, чем другие возможные концепции. Этого достаточно, чтобы со временем – в силу большей склонности человека усваивать и передавать именно эти представления, а не другие – они стали выделяться.