[if]

Глава 5. Институты
Насилие, дисциплина, ресурсы, деньги и право — многочисленные друзья человека Власти

Теория Власти продолжила развиваться и после негласного запрета на ее настоящий предмет (саму Власть). Не задавая больше неудобных фундаментальных вопросов о власти (что она такое, и как она устроена), теоретики сосредоточились на ее практических проявлениях. Что значит «А обладает властью над Б» и как А может добиться такой власти — этот вопрос, который даже в голову не приходил теоретикам прошлых лет, вышел на первый план в конце XX века.

Вспомним наше классическое определение Власти: сфера человеческой деятельности по созданию и развитию властных группировок, контролирующих организации и их ресурсы путем продвижения своих членов на ключевые должности. Таким образом, большинство членов властных группировок одновременно являются и сотрудниками организаций. Подавляющее большинство их действий (за исключением «закулисных обсуждений», недоступных исследователям) — это публичные действия в качестве должностных лиц. Столь же публичны проявления их власти.

Обладать властью, в понимании организационных теорий, значит занимать значимую (не обязательно руководящую) должность в могущественной организации. Количество власти, находящееся в руках отдельного человека, определяется его способностью влиять (отдавать распоряжения, которые, скорее всего, будут выполнены) на других людей. Важный принципиальный недостаток организационного подхода к Власти: управление дает прекрасный набор средств для влияния на других людей, которые успешно работают в 99% случаев. Но проблема заключается в том, что если один из этих «других» входит в какую-нибудь властную группировку, ни одно из этих средств не сработает, причем не сработает как раз в критически важный для вас момент. В столкновениях с настоящей Властью средства управления бессильны — ведь в них вам противостоит не отдельный человек или разрозненная организация, а сплоченная властная группировка.

**

1. Развенчание насилия
Ханна Арендт, «О насилии» (1969/1970)


Прямое и неприкрытое насилие считалось главным способом обеспечить повиновение вплоть до середины XX века - хотя это не так. Консенсус среди популярных авторов сразу же заставляет насторожиться: это убеждение явно одобрено правящими классами, а значит, им выгодно. Но как такое возможно? Зачем правящим классам убеждать массы в могуществе насилия? Ведь поверив, массы могут вооружиться булыжниками и винтовками и смести с лица Земли предыдущую Власть? Дело в том, что никакой настоящей Власти булыжниками и винтовками не захватишь. Власть будет, по меньшей мере, у тех, кто эти булыжники и винтовки подвозит.

Ханна Арендт создала целостную историко-философскую концепцию, основанную на трех ключевых понятиях: империализм, расизм и тоталитаризм. Промышленная революция XVIII-XIX веков и появление «национальных государств», в которых экономическая мощь капитала сочеталась с военной мощью государства, позволили европейцам достигнуть подавляющего превосходства над всеми остальными странами мира. Вся планета оказалась поделена между несколькими европейскими государствами, и на Земле воцарился империализм.

Для большей части земного шара империализм означал колониальную власть. Присланные из метрополии военные и чиновники должны были править местным населением, неграмотным, примитивным, а то и просто диким. В оправдание жестокостей, которые неизбежно приходилось проявлять в отношении аборигенов, возник расизм: представление о богоизбранной, высшей расе, имеющей право на насилие в отношении других рас. А вот затем земной шар кончился, и европейские государства начали войну друг против друга — ведь каждому требовалось еще больше колоний. В этих условиях республиканские технологии власти оказались неэффективны. И произошел перенос расистских практик на территорию самой Европы. Ведь там теперь — нищее, «атомизированное» население, мало чем отличающееся от дикарей. Так на сцене мирового театра появляется тоталитаризм.

По Арендт, тоталитаризм - это более современный (для той поры) и более универсальный способ управления обществом, равно пригодный для черной Африки и для белой Германии. Демократия перестает работать, одинокие люди готовы проголосовать за кого угодно, лишь бы он «наводил порядок». Афоризм Мао — «винтовка рождает власть» — становился успешным руководством к действию. Тоталитаризм был наилучшей формой правления для европейских стран, отброшенных в варварство итогами Первой мировой войны. Большинство интеллектуалов во всем мире в те годы полагало, что будущее принадлежит социализму.

Отождествление «тоталитаризма» (то есть слова с явно негативным подтекстом) с «социализмом» — чисто идеологический момент. Демократии при социализме в чем-то было больше, чем при капитализме. Но дело в том, что если власть принадлежит капиталистам, для которых главное — контроль над собственностью, то понятно, что общество, которое частную собственность запрещает, должно быть обругано максимально. Потому что контроль над собственностью — это источник власти при капитализме.

Свое настоящее открытие Арендт сделала через 18 лет после «Истоков тоталитаризма», и открытие это заключалось в маленьком слове «не». Власть не растет из дула винтовки; насилие не порождает власть; тоталитаризм не сильнее демократии — вот о чем Арендт написала в небольшой книжке 1969 года «О насилии». Столь редкое среди философов единодушие поражает Арендт: ведь для нее самой очевидно, что власть и насилие — далеко не одно и то же.

Очень неточно было бы утверждать (как часто делается), что ничтожное безоружное меньшинство с помощью насилия — криков, топота и так далее — успешно добивается своего, когда в то же время подавляющее большинство без насилия ему противостоит и проигрывает. На самом же деле в подобных случаях происходит нечто намного более серьезное: большинство недвусмысленно отказывается использовать свою власть и „пересилить” смутьянов. Происходит „огромное негативное единство"... Бездеятельно наблюдающее большинство на самом деле уже стало тайным союзником меньшинства. Оказывается, успешность применения насилия зависит от того, обладает ли применяющий его уже какой-нибудь властью. Когда «активисты» пользуются молчаливой поддержкой большинства, насилие работает; когда же большинство настроено против, применивший насилие будет тут же уничтожен ответным насилием. Вот почему революции и мятежи редко бывают успешными. Насилие вовсе не порождает власть; наоборот, лишь приобретя власть, можно успешно применять насилие.

Один из самых великих практиков революции Ленин объяснял, что революционная ситуация включает в себя три главных момента: невозможность «низов» жить в ухудшающихся условиях, невозможность для «верхов» управлять ситуаций по-старому (коротко: «низы» больше не могут терпеть, а «верхи» — управлять), при резко усугубляющихся противоречиях. Но для революции еще нужна революционная партия: и при этом все революционные партии во всех революциях в качестве руководителей, неявных, а подчас даже и явных, включали в себя представителей правящих групп.

Арендт дает свое определение власти, фиксируя совершенное открытие: «Власть (power) соответствует человеческой способности не просто действовать, но действовать согласованно. Власть никогда не бывает принадлежностью индивида; она принадлежит группе и существует лишь до тех пор, пока эта группа держится вместе. Когда мы говорим о ком-то, что он „находится у власти", мы на самом деле говорим, что некоторое число людей облекло его властью действовать от их имени. В тот момент, когда группа, от которой первоначально произошла эта власть (potestas in popolo — без народа или группы нет власти), исчезает, исчезает и "его власть". В обыденном языке, когда мы говорим о „властном человеке" или о „властной личности", мы используем слово „власть" метафорически — на самом деле имеется в виду „мощь" (strength)» [Арендт, 2014, с. 52]. До Арендт понимание, что власть есть свойство группы, а не индивида, совершенно не встречалось в теории Власти. А как же насилие? Насилие оказывается всего лишь инструментом, «мощью», «властностью» (можно добавить и «агрессивностью»), который может принадлежать отдельному индивиду, но совершенно не гарантирует ему места во власти.

Революции побеждают не с помощью насилия, а с помощью власти: «В споре насилия с насилием превосходство правительства всегда было абсолютным; но это превосходство длится лишь до тех пор, пока в неприкосновенности сохраняется властная структура правительства, т.е. пока приказы исполняются, а войска или полицейские силы готовы пустить в ход оружие... Когда приказы не исполняются, средства насилия становятся бесполезны; а вопрос об исполнении приказов решается не отношением „приказ — повиновение", но мнением и, разумеется, числом тех, кто это мнение разделяет» [Арендт, 2014, с. 57].

Вот почему в нашей книге мы почти не уделяем внимания насилию. Конечно, любого можно заставить подчиняться, приставив ко лбу пистолет; но Власть заключается в том, чтобы пистолет оказался именно в ваших руках. Насилие — всего лишь одно (и самое простое) из средств Управления, и хотя про него нужно знать и уметь пользоваться, ни в коем случае не следует отождествлять его с самой Властью.

Как известно, закон работает только тогда, когда есть общественный консенсус по его выполнению. Иначе — он работать перестает. Насилие эффективно работает только тогда, когда обществу (государству) не нужно решать никаких новых задач (например, экономического роста). Если такие задачи есть, то чем они сложнее, тем более свободно должно быть общество. В этом случае, увеличивая насилие, Власть неминуемо уменьшает собственную устойчивость.