Мозаичный форум  

Вернуться   Мозаичный форум > О мире > О человеке > Родители и дети > Катерина Мурашова - органическая победа
Галерея Справка Пользователи Календарь Поиск Сообщения за день Все разделы прочитаны

Тема: Катерина Мурашова - органическая победа Ответить в теме
Ваше имя пользователя: Для входа нажмите здесь
Случайный вопрос
Заголовок:
  
Сообщение:
Иконки для сообщений
Вы можете выбрать иконку, характеризующую сообщение:
 

Дополнительные опции
Другое

Просмотр темы (новые вначале)
11.06.2019 23:07
Aliskana
Цитата:
Сообщение от BOBA Посмотреть сообщение
а. по первой истории. а можно посмотреть на этот самый инстаграмм или что там? талантливого мальчика.

просто интересно.
Не знаю. Это надо у нее самой спросить.
11.06.2019 23:02
BOBA а. по первой истории. а можно посмотреть на этот самый инстаграмм или что там? талантливого мальчика.

просто интересно.
11.06.2019 21:57
Aliskana Что такое родительская усталость и как с ней справиться

Очень много усталых мам. И с каждым годом все больше.

От чего вы устали? Ответы разнятся по форме, но не по сути. Суть одна: я устала от воспитания детей.

Непонятно почему: вроде бы двадцать, двадцать пять лет назад, когда я только начинала работать, семьям жилось сложнее — родители работали где придется, зарплаты часто задерживали, а то и вовсе не платили, все было еще неустойчиво, редко у кого из детей и родителей была отдельная комната, не было такого изобилия кружков и дополнительных занятий, трудно было выбрать подходящую ребенку школу, да еще надо было пройти в нее тестирование, которое определялось школьным или даже учительским произволом (помню, как на тестировании в первый класс моего младшего сына спросили: а можешь ли ты, мальчик, прочесть стишок на английском языке?). Единственный плюс — тогда совершенно не было дефицита мест в детских садиках. Причина простая: в начале девяностых детей рожали меньше и в конце девяностых их было мало просто количественно.

Так вот, несмотря на все вышесказанное, никакие матери с жалобами на усталость от воспитания детей тогда ко мне не приходили.

Никто не говорил ничего вроде (цитирую максимально близко к озвученному мне тексту, буквально с последних двух недель приема):
«Я постоянно чувствую себя вымотанной. Сейчас конец года, и у меня такое ощущение, что это не он заканчивает второй класс весьма средней гимназии, а я сама — второй курс Массачусетского университета по специальности прикладная математика в теории программирования. Может быть, летом станет полегче. Я очень надеюсь. Но ведь потом будет третий класс, четвертый… А в четвертом у них переводные контрольные…

Моя бабушка рассказывала, что у ее матери в семье было семь детей, была Гражданская война, и отца их убили, я даже не помню, он был за красных или за белых, но он именно воевал и на войне погиб. Вдова только одного ребенка потеряла, он от тифа умер, а остальные шесть выжили и выросли, я фотографии видела всей семьи, уже с внуками и этой бабушкой, один стал крупным военным каким-то, другой проектировал плотины, а девочка одна актрисой, и еще она рассказывала, что ее мать, что бы по хозяйству ни делала, всегда пела, дети ей подпевали, и она слов не помнит, но та бабушкина мелодия у нее в голове всю жизнь звучит и дает силы.

И вот я представляю себе, что я бы пела все время… И у меня не получается представить в первую очередь потому, что сил нет. Куда они уходят? Ведь у меня всего один ребенок, вода из крана течет, а газ из горелки, и еще микроволновка и пароварка!

Наверное, я что-то делаю не так, но что?

Пока его нет, я по хозяйству, купить, убрать, приготовить. Потом за ним в школу. Потом сын сам за уроки ни за что не сядет, я проверяла. Значит, надо заставлять и потом с ним сидеть, контролировать. Я у учительницы спрашивала, она говорит: это нормально, все так делают. И другие мамы то же говорят.

Два часа усаживаю, два часа уроки. Гулять он не хочет идти, но ведь нужен свежий воздух? Вытаскиваю насильно. Кружков у нас немного, всего два, причем на лепку он сам хотел, это отвести-привести и там посидеть, ну и репетитор по английскому, без английского ведь сейчас никуда, вы согласны? А у них в гимназии очень слабо в начальной школе английский дают, это все признают, даже учительница сказала: хотите потом реальный язык, занимайтесь сейчас дополнительно…

Муж приходит с работы бодрый (он свою работу любит и работает на себя) и говорит: “Чего это у тебя такой вид, как будто ты весь день камни таскала, а не с нашим дорогим сыном время провела?”

А я как вспомню ту поющую вдову с шестью живыми детьми и одним умершим от тифа… так сяду и плачу, плачу, плачу…

Ну вот скажите мне, доктор, что со мной не так?»

Или вот:

«Каждый день как на войне, и конца не видно. Безумно устала. Причем я очень, очень хотела детей. И обязательно чтобы не одного.

Сейчас муж говорит: старшие подросли, давай о третьем подумаем, пока время есть, а мне страшно, и изнутри такое бессилие поднимается и как будто меня душит.

Я думала, мы с детьми будем сидеть, разговаривать, ездить куда-то, вместе открывать мир. И это будет, конечно, не то чтобы легко, но весело, увлекательно, душевно.

А что в реале? В реале я говорю: руки мыть, есть, уроки сделали, садитесь немедленно. А ты двойку исправил? А когда ты собираешься наконец сесть за проект, всего три дня осталось? И еще: нет, нет, нет.

А они: мама, а уже можно планшет? А мультики можно будет потом посмотреть? А уже можно? А у всех в классе телефоны не кнопочные, я свой даже достать позвонить стесняюсь. Я это не надену! Надо мной все девочки смеяться будут! Почему нельзя купить мне нормальную одежду? Почему я не могу пообщаться с друзьями? Да, сейчас все не во дворе общаются, а в интернете. Ты просто от жизни отстала!

А когда мы ездили в Испанию, и я ее там спросила, что бы она хотела узнать или увидеть, она спросила: по-честному? Я сказала: да! А она: я б хотела, чтобы вы все ушли на экскурсию, а я осталась в отеле одна с планшетом и могла что-нибудь купить себе пожрать и попить по своему выбору и полежать и пообщаться спокойно с нормальными людьми, потому что здесь даже у бассейна вай-фай хороший. Я сама ей сказала «по-честному», но в тот момент поняла, что мне очень хочется ее ударить. Мою дочь, о которой я мечтала!

И ведь они не монстры какие-то, а обычные нормальные дети! Дочь учится хорошо, сын спортом занимается, недавно они вдвоем принесли с улицы щенка с подбитой лапой, мы его лечили, а потом через интернет нашли ему хозяев — самим нам собака совсем неуместна, мы часто уезжаем, и куда ее тогда?

Но если с детьми все в порядке, тогда получается, что это я — монстр?»

***
Откуда эта явно нарастающая с годами усталость? У женщин, у которых один, два или три ребенка, практически нет материальных трудностей и прекрасно технически оснащенное домашнее хозяйство.

Я буду рада выслушать самые разные мнения наших читателей. Ведь, имея целый спектр гипотез, легче приблизиться к пониманию проблемы, а значит, и к совладанию с ней.

Но выскажу и свое мнение.

Мне кажется, что здесь происходит некая подмена понятий.

Говоря о своей «усталости», на самом деле эти матери имеют в виду несколько другое. Не усталость, а тревогу. И тревога эта не конкретная, как у той поющей женщины из исторического прошлого: чем я завтра накормлю своих шестерых детей? Где найти замену развалившимся башмакам? Что сделать, чтобы они не заболели тифом?

В этом же смысле тревожились мои перестроечные клиенты: чем накормить? Во что одеть? Будет ли в конце месяца зарплата?

Современная же родительская тревога отличается, можно сказать, экзистенциальным характером и потому особенно глубока и опасна.

Сейчас вроде все в порядке, но мир меняется стремительно. Поэтому я не знаю, в каком мире будут жить мои дети, когда вырастут, и осознаю это свое незнание. А также я не знаю, к чему именно я должна их готовить, чему научить, что им пригодится и что нет в том будущем, которое я не могу себе даже вообразить.

Если человек устал, он отдыхает. Поэтому я, когда ко мне начали массово приходить эти «уставшие» мамы, так им и говорила: если вы устали воспитывать своих детей, перестаньте их воспитывать, отдохните от воспитания и спокойно живите. Дети приспособятся, поверьте, весь исторический опыт человечества тому свидетельство.

Они качали головами и уходили.

И только потом я поняла, что мы с ними говорим о разном и их «усталость» в строгом смысле усталостью не является.

Если ты действительно устал, то ты можешь отдохнуть.

Если ты тревожишься, то ты не можешь перестать тревожиться по команде снаружи или даже изнутри.

Любая тревога находит свой выход в материальном мире, в словах и поступках.

Тревога современных людей (родителей в том числе) находит выход в том, что детей все время «дергают», то есть перенаправляют эту тревогу.

Родители:

ты понимаешь, что если ты сейчас эту тему не проработаешь…
ты вообще думаешь о том, что тебе экзамены сдавать…
нельзя бросать, что начал, иначе пробросаешься, потом поздно будет…
если будешь сидеть в интернете, вырастешь идиотом…
не поступишь в институт, жизнь псу под хвост…
ты что думаешь, хорошую работу тебе на блюдечке поднесут?
мы не будем вечно тебя кормить, а ты привык к определенному уровню, так что подумай…
Учителя:

экзамены, экзамены, экзамены…
институт, институт, университет…
Фейсбук:

вот так люди живут, а ты так можешь?
а потом сможешь?
Родительская тревога от всего этого не исчезает, а только растет. Параллельно, разумеется, растет и тревожность самих детей, они же не деревянные, в конце концов.

***
Что делать, если я права? (Повторюсь, я охотно выслушаю все иные мнения и предложения по поводу этой родительской «усталости».)

На мой взгляд, тут есть три пункта.

Первый: осознать, что происходит, рационализировать, вытащить наружу все свои тревоги, понять, почувствовать, что они именно ваши и не имеют абсолютно никакого отношения к вашим детям и к реально происходящему в мире вокруг вас.

Второй: принять, что мы действительно не знаем, каким будет мир через двадцать лет и что в нем понадобится от живущих в нем людей. Принять как данность, как люди прошлого принимали Божью волю.

Третий: жить свою собственную жизнь сегодня, полноценно и с удовольствием, отталкиваясь от себя и своих желаний и стремлений. Если вы хотите разговаривать с детьми о природе и космосе и не хотите об уроках, так и сделайте: разговаривайте о природе и космосе, а об уроках — ни слова. Только (это уже мой совет как специалиста) предупредите их об этом накануне: все, больше не могу, то ли устала, то ли экзистенциально тревожусь, как этот психолог в «Снобе» пишет, но, так или иначе, сил моих больше нет говорить об уроках. Надо тебе – сам придешь и спросишь, я к твоим услугам. А говорить буду о природе — люблю я это дело…

Помните: у нетревожных родителей, как правило, вырастают нетревожные дети. Почти независимо от внешних обстоятельств.

А базово нетревожному человеку проще справиться и с резкими изменениями среды, и с иными неизбежно подстерегающими его трудностями жизни.

https://snob.ru/entry/178283/
07.06.2019 21:02
Aliskana
Цитата:
Сообщение от RI Посмотреть сообщение

"проекции" на детей не надеваю, так как всё детство "носила" на себе родительские. Я у них "не получилось".
Меня хотели видеть другой, и я "не оправдала" -да.

ПОэтому мои дети свободны от этой хрени. Пусть растут и просто станут счастливыми, если получится.
Как я тебя понимаю...
07.06.2019 15:20
RI Прелестно. ))))
Прям тоже переживала за носки. )))

"проекции" на детей не надеваю, так как всё детство "носила" на себе родительские. Я у них "не получилось".
Меня хотели видеть другой, и я "не оправдала" -да.

ПОэтому мои дети свободны от этой хрени. Пусть растут и просто станут счастливыми, если получится.
07.06.2019 15:08
Aliskana История двух непарных носков

Стечением случайных обстоятельств меня занесло почти на курорт. Солнце, море, отдыхающие с детьми.

Я сама человек не курортный совершенно, от безделья начинаю нервничать, метаться — как физически, так и ментально. Что делать? Куда пойти? И кто виноват?

Один из ментальных выходов нашелся сам собой — в истории двух непарных носков, которую я вам сейчас расскажу.

Впервые я познакомилась с ними буквально в день приезда. Оба носка были темными, но один явно побольше, другой поменьше. Из окна моей квартиры они оба были отчетливо видны на фоне светлой кафельной плитки, которой выложено заднее крыльцо соседнего отельного комплекса. Накануне был дождь и сильный ветер. По всей видимости, носки унесло с балконов, где они сушились, хозяева потеряли их из виду и сочли окончательно пропавшими. На следующий день светило яркое солнце. Носки, невольные жертвы стихии, лежали распластавшись у стены на каменной плитке, сохли и отдыхали после пережитого. Возможно, они еще надеялись, что за ними придут и отнесут домой. Я сама полагала, что их в ближайшее время найдет и выбросит уборщица соседнего отеля. Что казалось естественным: приличный же комплекс, что ж там у них носки валяются!

Но, видимо, это крыльцо лежало в стороне от интересов тружеников ведра и тряпки, потому что и на следующий день я снова увидела внизу уже знакомые мне носки. Они высохли, и тот, что побольше, слегка развернуло ветром. Теперь он был — или это мне только показалось? — чуть-чуть ближе к другому и как-то открыт ему. Смотрелся он с моего балкона вопросительным и приветственным знаком. Носки заметили друг друга? Познакомились? Или хотят познакомиться, но стесняются?

На следующее утро я первым делом взглянула вниз. Как там «мои» носки? Оба были на месте и опять слегка передвинулись. Теперь у меня уже не было никаких сомнений: носки явно стали ближе друг к другу. Они, черные и всеми покинутые, явно сползались по залитому южным солнцем каменному крыльцу!

Меня посетило чувство сентиментального умиления. Я уже не хотела, чтобы их нашли и выбросили! Я болела за них, хотя в общем-то и не понимала, какого же исхода носочной истории я жду. И что, собственно, восприму как «правильно» и «благополучно».

Теперь по утрам я выходила на балкон уже не для того, чтобы встретить восход или посмотреть, какая погода. Я искала взглядом носки. Как они там? Воссоединение давалось им бесконечно тяжело, ведь носки совсем не приспособлены к самостоятельному передвижению (всем известно, что носки определенной степени грязности умеют стоять, но ходить...). Но все же с каждым днем расстояние между носками уменьшалось, они медленно сползались и одновременно продвигались к краю крыльца. Я поняла: они договорились между собой и решили бежать! Бежать вместе.

Я очень волновалась за них. Гипотетическая уборщица была лишь одной из опасностей, подстерегающих их на пути к спасительному совместному бегству. А вдруг кого-то из них все-таки заметит (они же выползли от стены почти к самым ступенькам) и заберет хозяин? Это будет разлука, и другой останется уже в абсолютном и безнадежном одиночестве. Как же он тогда?!

Однажды к полудню сгустились тучи и на южный берег налетел ураган — разметал зонтики, хлопал дверями, залил ливнем уличные водостоки. Из французского, до пола, окна, из сухой безопасности квартиры я то и дело смотрела на носки, открытые буйству стихии и совершенно беззащитные перед ней: что с ними?

Один из них (маленький) упал-таки на следующую ступеньку, съежился там в ужасе, темноте и одиночестве. Второй, потеряв партнера из виду, явно запаниковал, с усилием проехался-проплыл туда-сюда и наконец тоже перевалил угол ступени, на минуту завис, шлепнулся под тяжестью хлещущей с неба воды и... на первой ступени вниз они наконец-то встретились! Протянули друг к другу мокрые, грязные, истерзанные носики и замерли. Что они сказали друг другу?

Дождь кончился. Вышло солнце, и все быстро высохло. Крыльцо опять засияло белизной южного камня. В изгибе между ступенями мокрыми съежившимися зверьками сидели два непарных носка. Сидели вместе.

На следующий день большой и, видимо, более отважный носок двинулся дальше (до земли, травы, кустов и деревьев — свободы! — оставалось еще целых три ступени), он подполз к краю и явно звал за собой маленького. А тот после пережитого боялся перемен. Съежился комочком в углу и всеми силами звал товарища обратно: вернись, ведь здесь мы были вместе, никто нас не трогал и все было хорошо! — Нет, нет! — отвечал тот, свешивая носик со ступени. — Это лишь иллюзия безопасности! Здесь мы с тобой погибнем! До настоящей свободы нам предстоит еще длинный и трудный путь!

На следующий день ситуация не изменилась. А еще через день большой носок ветром скинуло на ступень ниже. Подняться наверх и продолжить звать, убеждать не было никакой возможности. Путь вниз в одиночестве тоже потерял смысл и привлекательность. И большой носок раскинулся на ступеньке бессильно и бессмысленно, как сдохшая крыса.

А маленький, не видя его и ощущая себя окончательно покинутым, прижался к ступеньке наверху и съежился в крохотный узелок безнадежного отчаяния.

На этом месте мои нервы сдали. Чтобы попасть туда, где разворачивалась носочная драма, мне нужно было пройти через территорию бистро (и выйти на глазах персонала через заднюю калитку) или пройти через два небольших чужих отеля (где знают всех постояльцев). Если бы меня напрямую спросили: что вы хотите? — а я бы напрямую ответила, то мой ответ прозвучал бы так: хочу помочь спастись и воссоединиться двум непарным носкам. Готовый сюжет для истории болезни в психиатрической клинике, не так ли?

Но видимо от неуверенности у меня был очень уверенный и даже заносчивый вид — никто меня ни о чем по дороге не спросил.

***

Наверное, даже у тех читателей, кто с самого начала и до сих пор вовлеченно следил за судьбой очеловеченных мною носков, уже возник вопрос: а что, собственно, эта история делает в блоге «Дети»?

А вот что я хотела бы сегодня с вами, уважаемые читатели, обсудить — удивительную универсальность описанного мною выше механизма проекции. Все понимают, что унесенные ветром непарные носки вообще не имеют никаких своих мыслей, чувств и намерений. Стало быть, все это я от безделья синтезировала у себя в голове и поместила в носки. Я их очеловечила. Носки от этого не пострадали. Замечательно.

Доводилось ли вам слушать, как точно так же хозяева (особенно психически незрелые, одинокие или имеющие очень обширный досуг) рассказывают про своих животных — собак, кошек, попугайчиков, хомячков? «Ему будет интересно», «она меня просто обожает и страдает в разлуке», «он обиделся», «у нее такой вредный характер, и она...» Поскольку у животных, в отличие от носков, есть свои потребности, чувства и намерения, то качество их жизни от этих наших обширных (и неосознанных) проекций страдает то и дело. Но это все-таки домашние животные, которых мы, в общем-то, для того и заводим, чтобы было куда проецировать.

А теперь вот что я вам скажу: регулярно у себя на приеме (да и не только на приеме) я вижу, как то же самое проделывают родители со своими детьми. Придумывают им по своему произволу чувства, качества и намерения, которых у них нет и в помине, а потом общаются и строят отношения не с реальным сыном или дочерью, а с этой его проекцией внутри себя. И действуют, исходя из нее же. «Ах, он у меня такой чувствительный, его это так ранит, поэтому я никогда не буду...» «Ой, ну я же знаю, что на самом деле у нее совсем другие интересы, она выше этого, она просто под своих подружек подстраивается, так что надо ее просто от них изолировать...» «Он очень способный, он бы все это одной левой сделал, если бы не ленился...»

Если все это проделывается уж совсем неосознанно, то возникающая проблема имеет три аспекта:

1) Ребенок и тем более подросток (в отличие от тех же носков) является личностью и имеет свои реальные чувства и намерения. При ярком несовпадении возможен и часто неизбежен конфликт этой реальности и приписываемого ему.

2) Ребенок может поверить родителям и считать себя таким, каким они его придумали для своего удобства, красоты картинки или еще по какой-то причине. Здесь практически неизбежен конфликт с реальностью самого подросшего ребенка.

3) Рано или поздно — разочарование родителя в ребенке. «Я думал он ..., а он оказался ...» «Кого мы вырастили?!» — и прочее в том же духе. Ребенок в этом случае испытывает либо чувство вины, либо агрессию по отношению к родителям.

Что же делать? Ведь механизм проекции — один из универсальных адаптационных механизмов. На мой взгляд, ответ достаточно прост: надо последовательно учиться осознавать, когда мы его используем. И использовать только сознательно, понимая, зачем, почему и какую свою проблему мы этим решаем — как я с носками.

Для младенца широкое использование проекции матерью неизбежно, полезно и абсолютно оправданно. Но чем ребенок взрослее, тем меньше этого должно быть. При общении со взрослыми людьми надо стараться свести проекции к необходимому минимуму, научиться уточнять, а не достраивать в своем воображении. Это нелегко, но возможно.

***

А что же носки?

Я пробралась на заднее крыльцо отеля, подняла их, сложила вместе и свернула в клубочек, как сворачивают парные носки (после всех их приключений они, несомненно, пара). Потом положила под кустик и накрыла валявшимся там детским пластмассовым ведерком — это будет их домик. Страдания окончены, их наградили покоем, навсегда вместе. Знакомая, которой я рассказала эту историю, спросила: а если они потом надоедят друг другу и захотят расстаться?

Важный вопрос, я тоже думала об этом, дочитывая роман про Мастера и Маргариту. Но в применении к моим носкам об этом я подумаю завтра.

https://snob.ru/selected/entry/113049/
01.05.2019 17:52
Aliskana
Катерина Мурашова - органическая победа

— И вот однажды он такой приходит к отцу и спрашивает: папа, а у тебя есть валютный счет? Представляете, как мы все упали?!

Женщина находилась в состоянии предельной нервической ажитации. И я пока не понимала почему. Пришла она с сыном, но оставила его сидеть в коридоре. Сыну было 14, звали его Дима. Ничего особо странного в том, что современный 14-летний подросток поинтересовался наличием валютного счета в семье, я не видела.

Но, может быть, Дима сам раннее компьютерное дарование, например, хакер, и провернул в сети что-нибудь связанное с деньгами и уголовно наказуемое? Тогда состояние матери более чем понятно. Но чем в этом случае могу им помочь я? Куда уместнее была бы консультация юриста…

— Мы с мужем потом долго, долго говорили. Что-то для себя поняли, что-то нет. Ему надо было бы тоже сюда прийти, но он, как я понимаю, просто испугался…

— Чего испугался?
— Что вы будете его ругать.

— Детский сад какой-то… — проворчала я себе под нос, по-прежнему ничего не понимая, и вслух, громко: — Может быть, вы все расскажете с самого начала и по порядку?

— Да-да, конечно. У нас с мужем трое детей: Саша старший, Дима средний, Лиля младшая. Мы с самого начала хотели не одного ребенка. Саше было четыре, муж его очень любил, много с ним занимался, он военный, теперь уже бывший, но для него всегда очень много значило, что первенец именно сын, наследник. Но мы вместе решили: пора. Я хотела девочку, но муж был совсем не против и второго мальчика: чтобы они потом с Сашкой спина к спине… Ходила я вполне ничего, но вот родился Дима плохо. Роды сами по себе были тяжелые, и еще, как я теперь понимаю, наложились какие-то врачебные ошибки. В общем, он сам не дышал, его реанимировали, после три недели держали в таком специальном аппарате. Потом отдали мне — сам желтый и какие-то синяки по всему телу. Глаз почти не открывает, однако сосет усердно. Мы его, конечно, всячески выхаживали, лечили. К году огляделись, Дима не ходит, когда сидит, заваливается, игрушками почти не интересуется, проконсультировались с очень известным в городе неврологом. Вот он-то нам и сказал: ну а чего вы хотите, это же органическое поражение головного мозга.

Я спросила: а что это значит? Что с ним, что со всеми нами теперь будет-то?

Он говорит: точно вам никто сказать не может, но развитие, конечно, будет страдать. В той или иной степени. Коррекция, развитие навыков возможны. Но особо не обольщайтесь. И никогда никого не спрашивайте: доктор, а он будет нормальным? Занимайтесь ребенком и учитесь жить с тем, что есть.

Я рассказала мужу. Он стал как туча. И спрашивает: то есть он у нас будет дураком? Органическим? И требовать, как с нормального, с него никогда нельзя будет? Я говорю: похоже на то. Он еще минуту посупился, а потом и говорит: тогда так. Мне с дураком, с которого спросить нельзя, делать нечего, но и бросить, раз уж ты его родила, нельзя. Так что давай я буду плотно Сашкой заниматься, а ты уж с этим как-нибудь.

Я вам даже и сказать не могу, как мне стало больно и обидно. Но я тогда не заплакала, не закричала. Просто повернулась молча и ушла. Муж мне теперь только объяснил: он в тот момент сам был в шоке, не знал, что делать, как в голове уложить, ему хотелось убежать, спрятаться, и от испуга он такое и сморозил.

— Пугливый он у вас какой-то, — язвительно заметила я.

Женщина кивнула.

— А я ничего тогда не сказала, и так это и осталось. Но дело было в том, что я-то своего мужа очень сильно любила и даже за такое не могла на него долго обижаться. И все это я перенесла на самого Диму.

— То есть Дима почти с самого начала был вам в тягость?

— Да, можно сказать и так.

Дальнейшее я в общем-то уже могла себе представить и без ее рассказа. Но оставался вопрос: при чем тут валютный счет?

Однако я же сама сказала ей: по порядку.

— Дима рос, по сравнению с Сашей у него все было слабо и с задержкой. Пошел в полтора. Заговорил после трех. Пирамидки вообще не собирал. На площадке лазить боялся. С детьми почти не играл. Смотрел все время в землю, себе под ноги. Я даже в какой-то момент подумала про аутизм, тогда об этом как раз много писать начали. Мне ведь честно говорить?

Я энергично кивнула.

— На самом деле мне тогда даже хотелось, чтоб он аутистом оказался — это вроде как модно стало и как бы даже интересно, все об этом пишут, говорят. Но врач мне четко сказал: никакого аутизма, ЗПР на фоне органики.

Но в садик во дворе он в четыре года пошел и никому там ничем не мешал. Одевался только долго и не танцевал на занятиях. Не то чтобы отказывался, а просто был слишком неуклюжим и движения не мог повторить.

Я мужу сказала: так не честно, тебе Сашка, а мне? Он сказал: ты права, давай еще попробуем, вдруг девочка родится тебе на радость. И родилась Лиля. Наше солнышко.

В год перед школой мы с Димой к вам приходили. Он тогда ни букв, ни цифр не знал, и как будто и не мог их запомнить. Я хотела узнать, как в спецшколы попадают, а вы что-то у него спросили про зверей и круглые предметы, что-то у меня, а потом сказали: да у него нижняя граница нормы, спецшкола от вас никуда не денется, попробуйте сначала в обычную, дворовую, ищите учительницу, внешне похожую на травоядную рыбу, например, карася. Мы точно такую и нашли. Я ей сразу честно сказала: у него органическое поражение. Она спросила: а сидеть-то он тихо может? Я говорю: да сколько угодно! А она: а деткам другим не будет мешать заниматься? Я: да ни в жизнь! Она: ну тогда все нормально, посмотрим, как дело пойдет. И дело пошло вполне себе хорошо, низкий ей, Валентине Николаевне, поклон. На уроках он сначала писать не успевал, но она ему потом дописать давала, и тройки у него всегда выходили, даже без особых проблем.

— Дима общался с другими детьми?

— Он ни с кем не конфликтовал. Его дразнили, да, я это потом уже узнавала, но он не жаловался, не отвечал, почти никак не реагировал, и им просто скучно становилось, и они переставали. В пятом классе он сначала жутко съехал по учебе, я даже опять начала о спецшколе думать, но потом как-то выровнялось все. И вот тогда же он попросил айпад.

— Как Дима вообще проводил свободное время? С кем он общался?

— Он всегда дружил с бомжом Матвеем. Я дико злилась, запрещала, а муж сказал: оставь его, надо же ему с кем-то… То есть этот Матвей никакой не бомж на самом деле, у него в хрущевке напротив нас на первом этаже квартира. Он живет один, наверное, умственно отсталый, но вполне как-то справляется. Бутылки собирает, какое-то тряпье, цветы, бывает, сажает, собак бродячих приваживает. Как-то, когда Дима еще маленький был, построил ему такой домик из фанерок — пилил что-то, сколачивал. Дима с ним всегда хорошо ладил и долго беседовал.

— А брат и сестра?

— Сашка Диму до недавнего времени просто презирал. А Лиля у нас имитатор — она, как и я, как бы всегда жалела его, но с такой, знаете, ноткой брезгливости. Ну, теперь-то все не так.

— Что изменилось? Он попросил айпад — зачем?

— Сказал: фотографировать. Но у него уже был фотоаппарат-мыльница, его Лиле купили, а она ему отдала, потому что снимала телефоном. Он сказал: мне фотоаппарат не подходит, — и ничего больше не объяснил.

Муж сказал: да у меня у самого этого айпада нет, обойдется. В школе разобьют, отнимут, деньги на ветер. Но бабушка с дедушкой сказали: у вас и так парень всегда в загоне, в кои-то веки раз попросил чего, имейте совесть, мы тоже денег дадим, а у него день рождения. Купили ему относительно дешевый (ну сами понимаете, их дешевых-то и не бывает) айпад. Матвей научил Диму, что надо обмотать гаджет синей изолентой: смотреть страшно, зато никто не позарится.

И вот он куда-то ходит, что-то фотографирует, а что, зачем — мы не знаем. Лиля как-то посмотрела у него снимки — говорит, идиотизм какой-то, вроде как он землю фотографирует и ноги там. Ну, как смотрит, так и фотографирует. Не мешает никому и ладно, мы уж привыкли.

Потом Лиля говорит: мама, а у него вроде уже другой айпад-то. Я поглядела, лента та же намотана, говорю, да у тебя вечно глаза завидущие, померещилось.

А еще некоторое время спустя однажды Сашка за ужином нам и говорит: мама, папа, я вот давно хотел вам сказать, что мы все Диму зря недооцениваем. Каждый человек — это личность и ценность, и если он чего-то там не умеет или не понимает, это не значит, что он — второй сорт. Мы с мужем чуть не прослезились от умиления: надо же, как наш старшенький над собой вырос. Но потом увидели, что и у Лили презрения к Диме как не бывало, и даже наоборот, она к нему чуть ли не подлизывается.

Я сидела как на иголках, ибо история оказалась намного интереснее, чем я предполагала вначале. Что же там окажется дальше? И может быть, все-таки — консультация юриста?

— Ну и при чем тут все-таки валютный счет? — не выдержала я.

— Вы в современных социальных сетях разбираетесь?

— Совсем нет.

— Вот и я — плохо, только «ВКонтакте» пользуюсь. В общем, у Димы там где-то, в какой-то современной сети давно есть страница, или аккаунт, или как там это называется. И он выкладывает там свои фотографии. Только на одну тему.

— Какую же?

— Он фотографирует ноги людей, едущих в питерском метро. Ну вот понимаете, те, которые напротив вас сидят на скамейке.

— Поняла.

— Я видела теперь уже эти фотографии, они потрясающие. Там целые истории. Иногда плакать хочется, иногда смеяться, целый мир и целая гамма чувств. Одиночество, любовь, нетерпение, детские ножки, ноги стариков, подростки в этих огромных кроссовках, девушки на шпильках.

— Вот почему ему нужен был именно айпад.

— Да. Он сидит напротив и как бы читает или смотрит в него. И никто не видит, что он снимает. У него какое-то огромное количество подписчиков. Ему давно ставят туда платную рекламу. Обувь, аксессуары и не только. Он уже выполнил несколько заказных фотопроектов, один прямо от метрополитена. За это ему тоже неплохо заплатили.

— Как он получал деньги?

— Через Матвея. У него есть пенсионная карточка, туда и переводили деньги, а Матвей отдавал их Диме. Он купил Матвею дорогой аквариум с рыбами (тот давно мечтал), себе новый айпад, и давал деньги нашему студенту Сашке, которому денег всегда не хватает, и Лиле, взяв с них обещание, что они не расскажут родителям.

А теперь всю эту его штуку с потрохами и особенно идеей хочет за валюту купить какая-то зарубежная корпорация — то ли обувная, то ли как-то с обувью связанная.

— Так. А ко мне-то вы зачем? Я ничего не понимаю в валютных операциях.

— Как нам теперь ему сказать?

— Что сказать?

— Ну вот все то, что мы теперь поняли.

— Так и скажите, как вы мне сейчас рассказали. Только начните с самого начала, вот с этого вашего трусливого мужа и гордой вас.

— А это его не травмирует?

— Что?!

— Поняла. Какие же мы были идиоты…

— Других родителей у Димы не было и не будет.

— Вы с ним поговорите?

— Почему бы и нет?

* * *

Дима смотрит в пол и ни на кого не держит зла.

— Наверное, мне даже повезло, что на меня никто внимания не обращал и я мог ходить где хочу и делать тоже. Если бы они меня там как-то развивали или водили куда, я бы ничего не смог.

— Ты, безусловно, прав. Но теперь они многое пересмотрели.

— Главное, чтоб не взялись воспитывать, — усмехается Дима.

— А ты их любишь?

— Не знаю. Маму, наверное, да.

— Ты действительно хочешь продать эту свою штуку?

— Да, конечно. Очень большие деньги дают, хватит Сашке квартиру купить и еще останется.

— Не жалко?

— Не, мне уже и надоело, на самом деле. Я себе уже новую вещь придумал. А спросить можно?

— Конечно.

— Мне уже в трех местах сказали, что возьмут меня на работу, когда я вырасту. Врут? У меня же органическое поражение…

— Нет. В будущем личный взгляд на мир будет важнее оценок за среднее образование. Те, кто тебя позвал, это понимают.

— Спасибо. Я вам пока не скажу, что я новое придумал, ладно? Вы не обидитесь?

https://snob.ru/entry/176312

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.


Часовой пояс GMT +4, время: 22:40.