Перволичный закон жизни/бытия: ВЕЧНАЯ ВСТРЕЧА С СОБОЙ

[Александр Краснов]

Это абсолютная достоверность на уровне личного переживания смены физически неповторимых возрастных, субиндивидных состояний — при постоянстве «встречи» с собой метафизического: состояния Моейности Я. Так, и поутру просыпаясь малость иным относительно своего вчерашнего «психофизического состава», и через год, тем более годы — являясь вовсе не тем уже, каким= кем был ранее, и совсем, неузнаваемо иным существом в старость войдя, - по сути не бывая субиндивидно дважды самим собою в потоке индивидуальной прижизненности, тем не менее постоянно при этом Мною, Я-имяреком именуясь, - благодаря именно неизменности ВСТРЕЧ Перволичного состояния на всём протяжении индивидуального пути, от пробуждения самосознания в детстве до рубежа старческого маразма и смерти. Таким образом, вопреки постоянной «растрате» своей индвидуальной идентичности на жизненном пути, мы каждый остаёмся стабильно Собою в силу восстановимости чувства Я, или, по-иному представлению, эффекту его невытеснения.
Прямая достоверность названного «закона» на этом и обрывается. Но обратимся, с позволения грозно оппонирующей стороны, к логически здравому рассуждению в защиту его, «закона встреч», права на продолжение. В составе видо/родового окружения немыслима замкнутая на себе суверенизация индивидуального процесса от рождения к смерти. Он суть составляющая процесса родового. Отрезок индивидуальной, Перволично «заряженной» прижизненности органично вписан во временную линию существования рода человеческого с неизбежно вытекающим отсюда следствием, а именно: по окончании индивидуально имённого жизненного «забега» - передачей по «эстафете» всякому иному, новоявленному (индивидуально новорождённому) «отрезку» Перволичной-, Я-светимости. Сплошной поток этих «забегов», иначе сказать шагов индивидульной прижизненности, состоящих каждый из субиндивидных шажков нарождающихся-отмирающих-нарождающихся, несущих на себе самое жемчужину «Света истинного» - Я, и образует непреходяще Перволичную, Моейно-Нашу одухотворённость общественной жизни на Земле. Достоверность этого утверждения — отнюдь не пустозвонной декларации — не традиционно внешне объектным образом верифицируемая, но исключительно — синхронно мыслимой субъектностью Я-состояния внутри всякого человека.
...Исход суммы времён на вид и безграничные величины делает равно ограниченными и конечными. И человечество на Земле вместе с нею самой — величина безусловно конечная. И даже, подумать только, «звёздное небо над нами» в своей привычной кофигуративности вовсе не вечно, - и пред лицом вечности живого, читай Перволичного, духа эта «звёздая сыпь» , по оценке великого Гегеля, так же мало достойна изумления, как сыпь на теле человека или многочисленный рой мух. В этой же связи — высказывание Энгельса о том, что материальный мир во всех своих превращениях остаётся вечно одним и тем же; что ни один из атрибутов его, включая высший цвет, мыслящий — конкретизируем: Перволичный — дух не может быть утрачен навсегда на Земле, с «железной необходимостью» являясь вновь и вновь в другое время и в другом месте.
Мысля земной «случай» Перволичной одухотворённости жизни составляющей мирового/вселенского процесса, мы естественным образом бытовое чувство САМОСТИ переводим, с правом НА ВЕЧНЫЙ С СОБОЮ ВОЗВРАТ, на «баланс» процесса бытийного.

[Маричка]

Так, и поутру просыпаясь малость иным относительно своего вчерашнего «психофизического состава», и через год, тем более годы — являясь вовсе не тем уже, каким= кем был ранее, и совсем, неузнаваемо иным существом в старость войдя, - по сути не бывая субиндивидно дважды самим собою в потоке индивидуальной прижизненности, тем не менее постоянно при этом Мною, Я-имяреком именуясь, - благодаря именно неизменности ВСТРЕЧ Перволичного состояния на всём протяжении индивидуального пути, от пробуждения самосознания в детстве до рубежа старческого маразма и смерти.

Аффтар жжет! :))))

Мысля земной «случай» Перволичной одухотворённости жизни составляющей мирового/вселенского процесса, мы естественным образом бытовое чувство САМОСТИ переводим, с правом НА ВЕЧНЫЙ С СОБОЮ ВОЗВРАТ, на «баланс» процесса бытийного.
Ах, если бы! :)
Посмотрите, уважаемый Александр, на шагающие по улицам моего и вашего города живые трупы.с оловянными глазами эго. Где же одухотворенность?

Я позавчера смотрела на таких разных людей на улицах своего города и вдруг в голову пришла совершенно идиотская мысля о том, что если бы каждый идущий чел ощутил себя творцом, ТО! какая дремлющая силища была бы разбужена и задействована.
Вдруг это возможно?

[Александр Краснов]

Аффтар жжет! :))))


Ах, если бы! :)
Посмотрите, уважаемый Александр, на шагающие по улицам моего и вашего города живые трупы.с оловянными глазами эго. Где же одухотворенность?

Я позавчера смотрела на таких разных людей на улицах своего города и вдруг в голову пришла совершенно идиотская мысля о том, что если бы каждый идущий чел ощутил себя творцом, ТО! какая дремлющая силища была бы разбужена и задействована.
Вдруг это возможно?
Люди утомлены внешним миром - оттого и глаза утратили выразительность, а потенциал в людях огромен к пробуждению духовности, только бы вовнутрь обратились, в Божью обитель. Не хотят, инерция центробежного мировосприятия не позволяет.

[Андрей ОК]

ВЕЧНАЯ ВСТРЕЧА С СОБОЙ
Смысло-энергетическая концентрация в названии делает ненужным весь текст ниже.

Всё что нужно - есть в названии.

[Механик]

Смысло-энергетическая концентрация в названии делает ненужным весь текст ниже.

У Механика аккурат такая концентрация бывает с утра, с большого бодунищща. Глянешь в зеркало, рожа опухшая, небритая:глаза как у китайца которого пчелы покусали.
И никаких слов нет сил сказать кроме как … б…!
Кстати, в названии, в конце после запятой это самое б…! было бы вполне уместно. Дабы напрочь исключить даже мысль о продолжении публикации после такого заголовка.

[Экзисто]

Умилительно-восторженный идеализм, как парадигма и дискурс в особенности данного положения о прижизненности и вечности и светлости вовеки веков передаваемого из поколения в поколение искорки самосознающего духа, тонкими и неразрывными узами соединенного с вечным абсолютным духом, не знает и не любит человека как самость во всей своей привле-непривлекательности. На самом деле человек глубоко трагичен в своем бытии, он заброшен и одинок, и оглядываясь вокруг себя с приходом сознания, он видит огромный поток истории, с которым ему не совладать и в котором он вынужден пребывать, отстаивая свое призрачное право на то, чтобы с достоинством смотреть в лицо бездумного космоса, взирающего на него своими жутким очами - черными дырами, пожирающими материю с таким же неуемным аппетитом, как дух человеческий пожирает сам себя, разрываясь между своим животным организмом, необходимым для проявления вовне, и попытками постичь мир как единое, как бытие в отличие от сущего, невообразимо хаотического, перетекающего непрерывно из одной формы в другую внутри времени, над которым и вне которого нет иной сущности, которая бы позволяла утверждать с таким пафосом о вечности возвращения, о вечной встрече с собой. Напротив, обратный и более жизнеутверждающий смысл и вызов заключается в том, что несмотря на абсурдность и бессмыленность жизни, человек взваливает на себя всю полноту ответственности и заявляет наперекор трагичности временного потока, что он - человек - выстоит, и ему полагаться не на кого, кроме как на самого себя.

[RI]

На самом деле человек глубоко трагичен в своем бытии, он заброшен и одинок, и оглядываясь вокруг себя с приходом сознания, он видит огромный поток истории, с которым ему не совладать и в котором он вынужден пребывать, отстаивая свое призрачное право на то, чтобы ...

я бы закончила фразу так: ... просто быть собой - сильным и слабым, умным и беспечным, радоваться маленьким земным радостям и вопарять в экстазе полночного вдохновения. Что бы просто быть. Познать себя, в идеале - разгадать своё предназначение и прийти к нему, свершить его, использую по-максимуму ВСЁ, заложенное в тебя изначально.

[Саня]

А я во многом согласен с Александром и совершенно не понимаю ваши возражения, однако есть некоторые уточнения.
Александр упоминает о "синхронно мыслимой субъектности Я-состояния внутри всякого человека", но ведь вместе с тем и сила человеческая, дремлящая в каждом из нас и жаждущая реализации посредством опосредованного индивидуализма не может быть невыражена.
Очевидно. Мы так устроены изначально.
Открывая глаза сущему и пререкаясь с иллюзорным дабы выдать то, чем обрекаем самих себя на вечное невозвращение к себе. Так подобно медоносной пчеле посвящая жизнь свою и разумение своё на неведомое бессмысленное ради блага общего не заглядывая во внутреннее, то ли даруя себе невообразимую свободу бытия никем, то ли обретая пленность самости. Возымевшую тишину отчаяния от злословия и пререкания с ложными я своего подсознания, повторяющими снова и снова о причине бытия. Так ли мы одиноки в нашем несуществовании? Так ли мы едины в нашем небытии? Так ли мы жаждем освобождения последней ноши бренного тела – тщеславного, духовного небытия. И только когда человек сознаёт эту ложную точку опоры, только тогда он словно спотыкается, но не в силах удержать себя не падает, но взмывает вверх, так как только после этого можно считать его воистину освобождённым от встречи с теми другими. Кого он не находил в себе, кого он только намечал. Словно бы придумывал, но отказывался выслушивать, словно бы замечал. Но не принимал в серьёз. Так после пьянки встаёт Механик, озаряя этот мир троекратным «б…». Верил ли он в себя, сознавал ли все те причинно-следственные связи реализовавшиеся в его сегодняшнем Я? Вряд ли. Так и я подобно ему, растворяясь в бесконечной гуще событий, произошедших лишь у меня в голове ищу снова и снова их внешний источник, не желая признать его отсутствие. Я снова обрёл дух себя перволичный беспричинно-следственно подследственный изолятор моей-немоейности, квинтессенцию, если выражаться образно, бытия страсти и апофеоза страдания, драму существования и катехизис сознательной деструктивности сущего во имя вымышленного всевышнего. Зачем я стал вновь разглагольствовать во имя беспричинной пустозвонности идейно декларированной прижизненности моей ослабевшей постинудстриальности? Насколько цепка была та метафора моей небыейности после пятого стакана, во имя чего я проклинал прогресс традиционности разлагающей массы своим прямолинейным тенденционизмом величиной беспреклонности.

Но я жажду. Я мыслю и верю, что каждому, непременно каждому будет дарована своя суть, своё время, свой выбор и только своя индивидуальная величина безусловности. Верил ли я? Надеялся ли? Любил? Исход этой бесконечной эстафеты небытийности самобытия безбытийных индивидуалистов возмездия неведомй карательной силы, заманчиво пролагающей путь к стремлению смертности всего живого и жизненности всего мёртвого. Я не находил этого. Я искал, но все мои попытки оказывались тщетны. Мне кажется вот-вот я нащупаю ту самую причину субиндивидуальны подшажков здравомыслия развоплощения невоплощённых мечтаний и завершения незавершённых трагедий, но тщетно…

И я больше не верю ни в перволичность беспричинности, ни в откровенно выраженный фарс небытийности моей немоейности – эдакой верифицируемости самого себя во всей фрактальности вневременных аберраций пространства, которое я не выбирал. Я тоже всего лишь робкий вздох, пукнувшего Бога… и это даёт мне силы ЖИТЬ.

Жить по-настоящему! Без атрибутов вседозволенности и без символики собственной небытийности, без крайностей «квантовых необходимостей» и эдакой метафоричной перманетности Я-светимости.
-Наверное, возможно, кончено! – говорите все вы.
Но разве вы познали эту сущность в себе?
Разве видели?
Разве видели? Ведь и там её нет… лишь одинокие созвездия мечты.
Ведь только тишина знает всю красоту музыки!
Только немыслимость субъектной-подобъектности в одном лишь мгновении рождает пылкость пламенной Веры, без оценки её вневременной-безвременности и пространственной-внепространственности.

Ведь как сказал гениальный Мераб Мамардашвили, мы не можем вырваться из мира, но на край мира себя поставить можем. Моя идея состоит в том, чтобы делать это без застревания в самом себе без нарушения «баланса» процесса бытийного. А в остальном я полностью согласен с Александром.

[W.N.S.]

Списано почти дословно у Толстого из "О жизни"(Это я про Александра К.). Последний же(Толстой) перекликается ясно с Шопенгауэром.


§54


Надеюсь, первые три книги привели к ясному и твердому убеждению, что в мире как представлении перед волей раскрылось ее зеркало, в котором она узнает самое себя с возрастающей степенью ясности и полноты, и высшей точкой этой полноты является человек; но свое полное выражение сущность его получает лишь в связном ряде его поступков, а сознательную связь их делает возможной разум, позволяющий человеку, всегда in abstracto, обозревать целое.
Воля сама по себе бессознательна и представляет собой лишь слепой, неудержимый порыв, – такой она проявляется еще в неорганической и растительной природе и ее законах, как и в растительной части нашей собственной жизни. Но благодаря привходящему, развернутому для служения воле миру представления, она получает познание своего желания и того, что составляет предмет последнего: оказывается, он есть не что иное, как этот мир, жизнь, именно такая, какова она есть. Мы назвали поэтому мир явлений зеркалом воли, ее объективностью, и так как то, чего хочет воля, всегда есть жизнь (потому что именно в ее образе является для представления это желание), то все равно, сказать ли просто "воля" или "воля к жизни": последнее – только плеоназм.
Так как воля – это вещь в себе, внутреннее содержание, существо мира, а жизнь, видимый мир, явление – только зеркало воли, то мир так же неразлучно должен сопровождать волю, как тень – свое тело; и если есть воля, то будет и жизнь, мир. Таким образом, за волей к жизни обеспечена жизнь, и пока мы проникнуты волей к жизни, нам нечего бояться за свое существование – даже при виде смерти. Конечно, на наших глазах индивид возникает и уничтожается, но индивид – это только явление, он существует только для познания, подвластного закону основания, этому principle individuationis); с точки зрения такого познания, индивид, разумеется, получает свою жизнь как подарок, приходит из ничего, в смерти своей несет утрату этого подарка и возвращается в ничто. Но ведь мы хотим рассматривать жизнь именно философски, т.е. по отношению к ее идеям, а с такой точки зрения мы найдем, что рождение и смерть совсем не касаются ни воли – вещи в себе во всех явлениях, ни субъекта познания – зрителя всех явлений. Рождение и смерть относятся к проявлению воли, т.е. к жизни, а последней свойственно выражать себя в индивидах, которые возникают и уничтожаются, – мимолетные, выступающие в форме времени явления того, что само в себе не знает времени, но должно все-таки принимать его форму, чтобы объективировать свою действительную сущность. Рождение и смерть одинаково относятся к жизни и уравновешивают друг друга в качестве взаимных условий или – если кому-нибудь нравится такое сравнение – в качестве полюсов целостного явления жизни. Мудрейшая из всех мифологий, индийская, выражает это тем, что именно тому богу, который символизирует разрушение, смерть (как Брахма, самый грешный и низменный бог Тримурти, символизирует рождение, возникновение, а Вишну – сохранение 4), именно этому богу, Шиве, говорю я, она вместе с ожерельем из мертвых голов 5 придает в качестве атрибута лингам, этот символ рождения, которое, таким образом, выступает здесь как противовес смерти, и этим указывается на то, что рождение и смерть по своему существу – корреляты, которые взаимно себя нейтрализуют и уничтожают.
Совершенно та же мысль побуждала греков и римлян украшать драгоценные саркофаги (как это мы видим еще и теперь) картинами празднеств, плясок, свадебных торжеств, охот, боев зверей, вакханалий, т.е. изображениями самого мощного порыва жизни, который они рисуют нам не только в подобных утехах, но и в сладострастных группах – вплоть до совокуплений между сатирами и козами. Цель этого, очевидно, заключалась в том, чтобы по случаю смерти оплакиваемого индивида как можно выразительнее указать на бессмертную жизнь природы и этим, хотя бы и без абстрактного знания, пояснить, что вся природа – это явление и осуществление воли к жизни. Формой этого явления служат время, пространство и причинность, а посредством них – индивидуация, которая влечет за собою то, что индивид должен возникнуть и исчезнуть, но это столь же мало нарушает волю к жизни, в явлении которой индивид составляет лишь как бы отдельный экземпляр или образец, как мало урона терпит и целое природы от смерти отдельного индивида. Ибо не он, а только род – вот чем дорожит природа и о сохранении чего она печется со всею серьезностью, в своей расточительной заботе о нем создавая огромный избыток зародышей и великую мощь инстинкта оплодотворения. Индивид же не имеет для нее никакой ценности и не может ее иметь, так как царство природы – это бесконечное время, бесконечное пространство и в них бесконечное число возможных особей; поэтому она всегда готова пожертвовать индивидом, и он не только на тысячу ладов, от ничтожнейших случайностей, подвержен гибели, но уже изначально обречен на нее и самой природой влечется к ней с того момента, как послужит сохранению рода. С полной наивностью выражает этим сама природа ту великую истину, что только идеи, а не индивиды имеют истинную реальность, т.е. представляют собой полную объектность воли. И так как человек сам – это природа, и притом на высшей ступени ее самосознания, а природа – это только объективированная воля к жизни, то человек, если только он воспринял эту точку зрения и остановился на ней, имеет несомненное право находить себе утешение в своей смерти и смерти своих друзей – в зрелище бессмертной жизни природы, которой является он сам. Так, следовательно, надо понимать Шиву с лингамом, так надо понимать античные саркофаги, которые своими картинами страстной жизни взывают к сетующему зрителю: Natura non contristatur [природа не скорбит].
То, что рождение и смерть надо рассматривать как нечто относящееся к жизни и присущее этому проявлению воли, вытекает также из следующего: рождение и смерть – это для нас только повышенное выражение того, из чего состоит и вся остальная жизнь. Ведь последняя сплошь есть не что иное, как постоянная смена материи при неизменном сохранении формы: именно это и есть бренность индивидов при сохранении рода. Постоянное питание и воспроизведение только степенью отличаются от рождения, а постоянное выделение только степенью отличается от смерти. Первое явственнее и проще всего сказывается в растении. Оно всецело представляет собой постоянное повторение одного и того же импульса – своего простейшего волокна, которое группируется в лист и ветку; оно есть систематический агрегат однородных, друг друга поддерживающих растений, беспрерывное воспроизведение которых составляет его единственный импульс: для более полного его удовлетворения растение поднимается по лестнице метаморфозы, пока, наконец, не доходит до цветка и плода, этого компендия своего бытия и стремления, где оно более коротким путем достигает того, что служит его единственной целью, и сразу тысячекратно совершает то, что до сих пор производило по частям: повторение самого себя. Его произрастание и созревание так относится к плоду, как письмо к книгопечатанию. У животного, очевидно, дело обстоит совершенно так же. Процесс питания – это постоянное рождение, процесс рождения – это усиленная степень питания; сладострастие рождения – это усиленная радость чувства жизни. С другой стороны, выделение, постоянное выдыхание и извержение материи – это то же, чем в повышенной степени является смерть, противоположность рождения. Подобно тому, как мы при этом всегда довольны, что сохраняем свою форму, и не оплакиваем отброшенной материи, так следует нам поступать и тогда, когда смерть в повышенной степени и полностью совершит то же самое, что ежедневно и ежечасно происходит с нами при выделении по частям: как мы равнодушны в первом случае, так не должны трепетать и во втором. С этой точки зрения, столь же несообразно требовать продолжения нашей индивидуальности, которая возмещается другими индивидами, как и требовать сохранения материи нашего тела, которая постоянно замещается новой; с этой точки зрения, столь же нелепо бальзамировать трупы, как было бы нелепо заботливо хранить свои извержения. Что касается связанного с телом индивидуального сознания, то оно каждый день совершенно прерывается сном. Глубокий сон, пока он длится, ничем не отличается от смерти, в которую он часто, например, у замерзающих, постепенно и переходит; он отличается от нее только своим отношением к будущему, т.е. пробуждением. Смерть – это сон, в котором забывается индивидуальность, все же другое опять просыпается, или, скорее, оно совсем и не засыпало.* * Следующее соображение для того, кому оно не покажется слишком утонченным, может уяснить, что индивид – это только явление, а не вещь в себе. Каждый индивид, с одной стороны, – субъект познания, т.е. восполняющее условие возможности всего объективного мира; а с другой стороны, он – это отдельное явление воли, той самой воли, которая объективируется в каждой вещи. Но эта двойственность нашего существа не имеет в своей основе самодовлеющего единства: иначе мы могли бы сознавать самих себя в самих себе и независимо от объектов познания и желания; на самом же деле мы этого совсем не можем, напротив, как только мы в виде опыта входим в самих себя и, обратив свое познание внутрь, хотим полностью осознать себя, мы сейчас же тонем в бездонной пустоте и оказываемся похожими на стеклянный полый шар, из пустоты которого раздается голос, причины же этого голоса здесь не найти; и желая таким образом схватить самих себя, мы к ужасу нашему не схватываем ничего, кроме бесплотного призрака.


Вот полный текст - авось хоть одним философом на земле станет больше.
http://www.psylib.ukrweb.net/books/shope01/index.htm

---
Собственно по теме - Александр, сводите к чему-нибудь ваши словесные тирады! Понятие - только форма мышления.

[seevad]

Об этом и Иисус говорил: "Царствие Божие внутри вас."

[Александр Краснов]

и это отрадно. Ему всегда тыкали вдумчиво мыслящие читатели его текстов на "плагиат", но это лишь невольные совпадения. Ибо он, не читая, не умея читать воспринимая смыслы чужих смыслов, мыслил самостоятельно, самобытно, самодеятельно и т.д., разворачивая, разматывая таким образом свиток случившегося прозрения в Я, в Перволичном, в далёком, бесконечно далёком 1953 году в ночь поздней осени. В Я-Настоящем, на этом вневременном острие - знамении несмертия Я. Зачем после этого что-то читать, искать подтверждения абсолютной ясности явленной Истины. Случалось читать кое-что - всегда скачками со спотыканием на ассоциативных кочках, не иначе. Самым ценным оказался евангельский текст, от Иоанна в особенности - там фонтанировало Перволичое в чистом виде. Перечитывая не раз, - остро ощущая "невместимость" Христовой истины сплошной языческой. Формула "Я есмь" обращена в "Он есмь" кощунственно по сути, самим "первосвященником" Православия. Власть тьмы - и нет надежды...

[Александр Краснов]

Экзисто, Саня "обычный человек"! Вы поглащены темой "человека", до чрезмерости, до полного блуждания в ней, в духе традиции Просвещения, давно перезревшей, давно ставшей атавизмом. Ныне воздух пронизан темой Духа как такового - Перволичным, а таковой воплощён в человеке, но не есть человек, то есть животное, клыками разума опасно вооружённое .

[Ordinator]

Зохен вей, ещё один гуру нарисовался.

[rassudok]

Зохен вей, ещё один гуру нарисовался.

Скорее ещё один полугурок:rolleyes::rolleyes::rolleyes: