RI
15.03.2010, 22:55
После того, как наткнулас на картины Селин (или Челин) Саньян, стала искать сюрреалистов-поэтов и прозаиков.
Нашла роскошные, на мой взгляд вещицы, которыми делюсь.
Пьер Реверди. Стихотворения в прозе.
Сумерки
Темнело, и расширялись кошачьи зрачки.
Мы сидели вдвоем на подоконнике, приглядываясь и прислушиваясь к тому, что творилось не где-нибудь, а внутри нас самих.
Вдали, за чертой, замыкавшей улицу сверху, деревья бахромой изрезали небо.
А город? Вот именно, где этот город, уходящий под воду, из которой сделаны облака?
Подальше отсюда
Глядит из маленького окошка, под самой крышей. Линия моего взгляда и линия ее взгляда пересекаются. Мне повезло, я смотрю сверху вниз, рассуждает она. Но вот напротив открывают ставни, и устанавливается досадный контроль. Теперь мне повезло — я могу смотреть на витрины. Но пора наконец подняться, а еще лучше — спуститься, чтобы, взяв друг друга под руку, отправиться прочь — туда, где нас уже никто не увидит.
Свежесть воздуха на лице и в мыслях
И не было ничего вокруг ее бесплотного черного тела, только осколки неба, только клочки черной материи.
Она держалась меж домом и небом, точней, перед правой створкой окна.
Но таким большим ей казалось небо и ночные небесные дыры, днем спрятанные за облаками, что она неотрывно глядела сюда, ко мне в комнату. И этот отсвет перед камином, это в шумном дыханье камина стихавшее пламя — ей, наверно, могло показаться, или мне самому показалось, будто это звезда.
И глаза ее там, за оконным стеклом, на ветру.
Талисман
Крохотная кукла, пупсик-амулет болтается у меня за окном по воле ветра. Ее платье, лицо и руки намокли и вылиняли под дождем. И даже куда-то пропала нога. Но перстень на месте, а в нем — вся ее сила. Зимой она стучит по стеклу голубым башмачком и пляшет, пляшет от радости и от холода, чтобы согреть свое сердце, деревянное сердце-талисман. По ночам она воздевает руки, с мольбой обращаясь к звездам.
Ветер и мысли
Что за странное наваждение? На уровне вон того этажа, между проводами, устроилась голова и висит себе; вокруг все замерло без движения,
Незнакомая голова говорит, а я здесь внизу, на земле, не понимаю ни слова, не слышу ни звука. Я по-прежнему стою на тротуаре напротив и гляжу, я гляжу на слова, уносимые ветром, слова, которые он бросит где-нибудь вдалеке. Голова говорит, а я ничего не слышу, все разгоняет ветер.
О великий ветер, то насмешливый, то заунывный, я пожелал тебе смерти. И остался без шляпы, ведь ты унес и ее. У меня теперь нет ничего, но моя ненависть проживет, увы, дольше тебя.
Под открытым небом
Я, кажется, потерял ключ, и все вокруг надо мной хохочут, и каждый мне тычет в глаза свой огромный ключ, висящий на шее.
И только я не могу открыть ни одну дверь. Все разошлись и позапирали ворота, улица приуныла. Вокруг никого. Я начинаю стучаться повсюду.
Оскорбления брызжут из форточек; я ухожу.
И тогда за городом, на границе реки и леса, я обнаружил дверь. Просто дверной проем, без всяких замков. Я вошел и попал в ночь, у которой нет окон, а есть лишь тяжелый полог, и там, под охраной реки и леса, я смог наконец поспать.
Нашла роскошные, на мой взгляд вещицы, которыми делюсь.
Пьер Реверди. Стихотворения в прозе.
Сумерки
Темнело, и расширялись кошачьи зрачки.
Мы сидели вдвоем на подоконнике, приглядываясь и прислушиваясь к тому, что творилось не где-нибудь, а внутри нас самих.
Вдали, за чертой, замыкавшей улицу сверху, деревья бахромой изрезали небо.
А город? Вот именно, где этот город, уходящий под воду, из которой сделаны облака?
Подальше отсюда
Глядит из маленького окошка, под самой крышей. Линия моего взгляда и линия ее взгляда пересекаются. Мне повезло, я смотрю сверху вниз, рассуждает она. Но вот напротив открывают ставни, и устанавливается досадный контроль. Теперь мне повезло — я могу смотреть на витрины. Но пора наконец подняться, а еще лучше — спуститься, чтобы, взяв друг друга под руку, отправиться прочь — туда, где нас уже никто не увидит.
Свежесть воздуха на лице и в мыслях
И не было ничего вокруг ее бесплотного черного тела, только осколки неба, только клочки черной материи.
Она держалась меж домом и небом, точней, перед правой створкой окна.
Но таким большим ей казалось небо и ночные небесные дыры, днем спрятанные за облаками, что она неотрывно глядела сюда, ко мне в комнату. И этот отсвет перед камином, это в шумном дыханье камина стихавшее пламя — ей, наверно, могло показаться, или мне самому показалось, будто это звезда.
И глаза ее там, за оконным стеклом, на ветру.
Талисман
Крохотная кукла, пупсик-амулет болтается у меня за окном по воле ветра. Ее платье, лицо и руки намокли и вылиняли под дождем. И даже куда-то пропала нога. Но перстень на месте, а в нем — вся ее сила. Зимой она стучит по стеклу голубым башмачком и пляшет, пляшет от радости и от холода, чтобы согреть свое сердце, деревянное сердце-талисман. По ночам она воздевает руки, с мольбой обращаясь к звездам.
Ветер и мысли
Что за странное наваждение? На уровне вон того этажа, между проводами, устроилась голова и висит себе; вокруг все замерло без движения,
Незнакомая голова говорит, а я здесь внизу, на земле, не понимаю ни слова, не слышу ни звука. Я по-прежнему стою на тротуаре напротив и гляжу, я гляжу на слова, уносимые ветром, слова, которые он бросит где-нибудь вдалеке. Голова говорит, а я ничего не слышу, все разгоняет ветер.
О великий ветер, то насмешливый, то заунывный, я пожелал тебе смерти. И остался без шляпы, ведь ты унес и ее. У меня теперь нет ничего, но моя ненависть проживет, увы, дольше тебя.
Под открытым небом
Я, кажется, потерял ключ, и все вокруг надо мной хохочут, и каждый мне тычет в глаза свой огромный ключ, висящий на шее.
И только я не могу открыть ни одну дверь. Все разошлись и позапирали ворота, улица приуныла. Вокруг никого. Я начинаю стучаться повсюду.
Оскорбления брызжут из форточек; я ухожу.
И тогда за городом, на границе реки и леса, я обнаружил дверь. Просто дверной проем, без всяких замков. Я вошел и попал в ночь, у которой нет окон, а есть лишь тяжелый полог, и там, под охраной реки и леса, я смог наконец поспать.